Таисия вышла, а Буравин набрал номер Полины:
— Милая, не жди меня сегодня. Я останусь в больнице, поближе к Кате. У нее нешуточные проблемы, и я хочу быть рядом.
— Что с Катей?
— Нет-нет, дело в другом, — тут Буравин замялся. — А в чем — пока даже врачи понять не могут.
— Как это врачи не могут понять? Павел Федорович там? — поинтересовалась Полина.
— Да. Именно он занимается лечением Кати.
— И не может поставить диагноз? — засомневалась Полина. — Что-то не верится — он же лучший доктор в городе. Или ты от меня что-то скрываешь?
Ну что ты, нет, конечно. Проводится комплексное обследование: анализы, рентген и так далее. Так что как только ситуация прояснится — я тебе позвоню.
— Может, будет лучше, если я приеду? — спросила Полина.
— Не стоит. Ты перевыполнила норму, когда дежурила у постели Лешки, теперь побереги себя. Постарайся успокоиться и уснуть. Целую.
Буравиным предстояла долгая ночь в больничном коридоре.
— Тая, не спать всю ночь мы все равно не сможем, так что располагайся поудобнее. Облокотись на меня, — предложил Буравин.
— Спасибо, — сказала Таисия, пристраиваясь у него на плече.
* * *
Катя пришла в себя и наблюдала, как ей делают укол.
— Что это за лекарство? — спросила она у медсестры.
— Это снотворное, оно поможет вам уснуть. В вашем состоянии сон — один из лучших докторов.
— А что говорят реальные доктора? — поинтересовалась Катя.
— Советуют спать спокойно. Все самое плохое уже позади. А завтра утром соберется консилиум, и врачи решат, как вас лучше лечить.
— Скорей бы утро, — вздохнула Катя и устало закрыла глаза.
* * *
Костя вернулся в затопленный док, где его уже давно дожидался смотритель.
— Ну, чем порадуешь? — спросил он.
— Ничем, Макарыч. Деньги достать так и не удалось. Отец не дал, а больше мне одалживать не у кого.
— Это, конечно, плохо — но не смертельно. Свой поход в катакомбы отменять не будем. Раз собрались — нужно идти.
— А может, не стоит рисковать? Через денек-другой я придумаю, у кого можно взять в долг. Тогда и отправимся, — предложил Костя.
— Нет, ждать нам нельзя. К тому же ничего сверхъестественного нам не потребуется, а все необходимое я уже приготовил. Как говорится: время — деньги. А ты из-за денег такой грустный или другая причина есть? Почему не рассказываешь, как прошла встреча с невестой?
— С Катей-то? Замечательно. Теперь у меня нет невесты и я свободен, как ветер в поле, — мрачным голосом сообщил Костя.
— Может, это и к лучшему, — рассудительно сказал смотритель. — Женщины, знаешь ли, приземляют. А у нас впереди — свободная и.красивая жизнь. Белые штаны у тебя есть, остается только достать золото и уехать в Рио-де-Жанейро.
— А что, — улыбнулся Костя, — идея-фикс Остапа Бендера мне всегда нравилась!
— Мне тоже. Будем надеяться, что нам удастся то, что не получилось у него. Но перед походом в катакомбы мне нужно сделать одно дело.
Смотритель привел Костю на могилу своих сыновей.
— Вот вы, сыночки мои, где лежите, — с болью сказал он. — Простите старика, что только первый раз к вам пришел. Раньше не получалось.
Смотритель обвел взглядом могилу и заметил, что она ухожена, а на холмике лежат ракушки, те самые, которые Толик всегда дарил Маше.
— А я смотрю, за вами тут кто-то приглядывает. Никак Маша к вам приходит? — продолжил отец свою беседу с сыновьями.
— Какая Маша? — спросил Костя.
— Никитенко, — ответил смотритель. — Любил ее мой Толик сильно, а она его всерьез не воспринимала. Вот только после смерти и оценила. Да и я тоже. Деточки мои дорогие, простите отца своего непутевого. Не уберег я вас, не успел ни долюбить, ни побаловать. Обещал я вам богатую жизнь на земле, да выходит, обманул. Правду говорят — за грехи отцов дети расплачиваются. Хорошие вы были ребята, и вот я, старый грешник, жив, а вы — нет. Недодал я вам по жизни, ох недодал!
Смотритель достал из кармана ту монетку, которая осталась у него из злосчастного сундука, положил на могилу и присыпал ее землей.
— Макарыч, не вини себя. Говорят, на все воля Бога. А твои сыновья, я уверен, тебя простили.
— Воля-то Божья, а вина — моя. Сам себя я никогда не прощу. И сыночки мои никакого знака мне не подавали. Даже не снились ни разу.
Тут в небе послышался шум птичьих крыльев. Смотритель поднял голову.
— Возможно, это и есть знак? — предположил Костя.
— Кто знает. Может, и вправду души моих сыновей пролетели, — согласился смотритель.
Они помолчали.
— А ведь я думал, что правильно воспитываю своих сыновей. Старался их в строгости держать, чтобы настоящими мужиками выросли. А получилось все не так, — тяжело вздохнул смотритель. — И материнской ласки сынки мои не помнят — мамка их рано умерла, — и от меня мало хорошего за всю жизнь увидели.
— Я думаю, они все равно понимали, что ты их любишь. По-своему.
— Надеюсь. Спасибо тебе, Костя, за поддержку. Не думал, что найдется в этом мире человек, который меня поймет и не осудит.
— И я не думал, что с чужим дядей мне будет уютнее, чем с собственным отцом, — признался Костя.
— Мы оба с тобой одиноки, и ты у меня теперь вроде сына.
Так и стояли они возле могилы: смотритель и Костя, неожиданно почувствовавшие какое-то родство душ и теплоту понимания другого человека. Стояли и молчали.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75