ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Там находили печати и лампады с изображением рыб как секретного знака Иисуса Христа.
Это и понятно: буквы греческого слова «рыба» (ichthus) образуют акроним слов Iesous Christos Theou Huios Soter, впрочем, это и школьнику известно, а вот то, что новообращенных называли pisciculi, для меня было новостью.
И кстати — нашла ли ты объяснение своей жемчужине? Ты ведь не можешь без объяснений.
Отвечай сегодня же, я нашел удобное кафе и проверяю почту каждое утро. К тому же они подают горячие плюшки с ежевичным джемом!
Скучаю с каждым днем все больше.
Густоп

Без даты
Фиона, о чем ты?
Я всю ночь перечитывал твое письмо — вернее, письмище, боже милосердный! я его даже распечатал и взял с собой — перечитывал и окончательно запутался. Позволь мне усомниться в твоей версии, хотя она неожиданна и изящна, как, впрочем, все, что ты делаешь.
Но я сделаю то, о чем ты просишь. Или скорее то, что ты велишь.
Хотя это представляется мне невыполнимым, потому что профессор отказывается со мной разговаривать. Вчера я встретил его на лестнице и уверяю тебя — он либо пьет горькую, либо пытается получить золото из ртути в гостиничных условиях. В крайнем случае я передам твои записи с room-сервисом, ему их положат на подносик с апельсиновым соком, уж подносик-то он наверняка приберет.
Поискал в интернете подробности про Кефалайю.
Нашел жалкие крохи, полагаю, у тебя на руках источник получше, стихи меня поразили — силлабика чужого языка, совсем чужого, вязкого, грубого, проступает сквозь марлевый английский перевод.
Помнишь, как доктор Мессих обошелся с найденной в египетском погребении птицей из сикоморы? Он построил ее копию из легких материалов и запустил в воздух. И что же — птичка оказалась моделью планера! То, как тщательно ты копаешь свою коптскую версию, наводит меня на мысль, что ты ищешь планер внутри сикоморовой вороны.
Впрочем, я подметаю пол шляпой — как бы там ни было, догадка гениальная. Ты пишешь, что артефакты, найденные нами, на самом деле не то, за что себя выдают, а следовательно, опасны, но ведь мы и раньше толком не знали, как с ними обращаться, instruction профессора Форжа с самого начала выглядел сомнительным.
Я готов согласиться с тем, что элементов не шесть, а пять и твое кольцо было случайной побрякушкой, затесавшейся между серьезными амулетами. Если хоть кто-нибудь объяснит мне, в чем их серьезность.
Я готов согласиться с тем, что в рукописи монастырского завхоза Иоанна были описаны именно эти вещи, и даже с тем, что он действительно привез их из ватиканских кладовых, чтобы спрятать в своей маленькой частной кладовке, которую мы столь драматично раскопали.
Но, Фиона, дорогая! не станешь же ты утверждать, что гибель француза связана с действием глиняной чаши, в твоей коптской версии символизирующей мрак. При чем здесь мрак?
Если уж принимать это всерьез — то он должен был погибнуть от символа железа или земли! Теперь, когда мы знаем, что СаВа разбился в строительной канаве, полной железного мусора, а Йонатан умер, разведя в камине огонь, то — если мы, зажмурившись, поверим в таинственную связь между вещицами из монастырской кладовки и способом умереть, который избрали наши коллеги, — то объяснение профессора подходит как родное!
Твои же объяснения представляются мне притянутыми за уши, с таким же успехом можно подвести под наши находки тибетскую Книгу Мертвых. Или, на худой конец, китайскую Книгу Перемен. Или — пронеси, Господи, — Книгу Царств.
Если сказать откровенно, я вообще не вижу связи между находкой в Гипогеуме и гибелью Надьи, Эжена и Йонатана. Более того, мне кажется, что вы с профессором наслаждаетесь своими теориями, как будто речь идет не о живых людях, а об оловянных солдатиках.
В моей жизни были времена, когда я видел смерть каждый день, но рассказывать тебе об этом мне почему-то не хочется.
Люди умирают оттого, что есть другие люди, которые хотят, чтобы они умерли.
Свое зеркало я, как и профессор, считаю символом серебра, но никаких мистических предчувствий у меня нет. Не хочешь же ты сказать, что меня убьют серебряной пулей? Или проткнут серебряным копьем?
Зеркала — и это тебе известно, разумеется, — магические символы бессознательных воспоминаний, они удерживают душу в равновесии. Очень полезная в хозяйстве вещь.
Вот профессору с его фаллическим символом неясной этиологии, может статься, придется туговато! Шучу.
Этот деревянный дилдо с инкрустацией, который он оставил себе, если и является символом бессмертия, то разве что того мгновенного, растворимого бессмертия, которое ты так любишь, Фиона.
Помнишь, как ты говорила со мной по-итальянски, когда я пытался учить его в Мемфисе? В постели это звучало так сочно и сладко, не то что на учебных CD, которые я крутил в плеере.
— Vivace та поп troppo ! — говорила ты прямо мне в ухо, у меня до сих пор колени подгибаются, когда я слышу итальянскую речь… а ведь ты знаешь всего пару-тройку неловких фраз!
И еще — возвращаясь к зеркалу, которым ты меня так трогательно пугаешь, — это же символ Марии, давшей миру подобие Бога, который отразился в ней, как в зеркале, и отражение его — Иисус… это я не сам придумал, увы, а нашел у Якоба Бёме.
Впрочем, что я тебя уговариваю, когда мне положено беспрекословно тебя слушаться, о строгая госпожа! Ухожу из кафе, передо мной гора кофейных блюдечек и фантиков, я и не заметил, как все это съел и выпил, — очень волновался, пока писал тебе, сам не знаю почему.
Спасибо за намеки на встречу в Лондоне, я их оценил.
Густоп

МОРАС
без даты
bobos van al mercado, cada cual con su asno
как же звали того парня в барселоне, что сказал мне — мо, да ты педик, разрази тебя гром?
у него были гладкие индейские волосы и убедительная грудь под сетчатой майкой, мы с ним таскали реквизит по бесконечным коридорам погорелого театра лисеу — его в то лето открыли заново и взяли человек шесть на временную работу, нас пристроил мой квартирный хозяин, бывший, еще в эшампле — а парня звали трой, я встретил его в баре дня за два до того, все это было в две тыщи втором году, да почти что и не было
в перерыве я зашел в туалет и выстирал свою рубашку тягучим розовым мылом для рук, это был первый день работы — и я, как дурак, пришел в белой рубашке и в шортах, вернее — в джинсах, обрезанных выше колена, думал, что представят менеджеру или что-то в этом роде, но меня сразу послали вниз — таскать коробки с золотыми луковками и шпилями из бориса годунова
луковки были переложены стружкой и пахли размокшим чаем и лаком для ногтей, потом нам велели клеить красно-белые квадраты на картонный пол, и пока мы там ползали, я мучился воспоминанием о той картине в эрмитаже, малые голландцы? большие? ну, где госпожа и служанка на веранде, там такой же пол сумасшедший, я ходил на него смотреть раз сто, но вспомнить, чья картина, так и не смог, я уже тогда многое забыл, в две тыщи втором
и вот я выстирал рубашку и только сел на свежем красно-белом полу покурить, как трой примчался из коридора, где обхаживал круглолицую гримершу на трехметровом рулоне плюшевых занавесей, вырвал мою сигарету и замахнулся ладонью, понарошку, разумеется, — эступидо!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83