— Разумеется, я лгу! Сколько бы меня ни убивали, факт остается фактом: наше правительство — из дураков, избранное злобными лживыми ублюдками!
— Напротив, — возразил прокурор, стараясь сохранить хорошие манеры и бодрость духа, несмотря на то, что из носа у него текла кровь, — если мы убьем вас достаточное количество раз, ваш менталитет полностью переменится.
— Вы не в состоянии изменить правды!
— Изменили же мы ее для всех других, кто уже прошел через это. И вы далеко не первый, кому пришлось пойти в третий клон. Только на этот раз, мистер Кроув, постарайтесь, пожалуйста, быть героем.
С него сняли кожу живьем, сначала с рук и с ног, затем его кастрировали, сорвали кожу с живота и груди. Он умер молча, — хотя нет, не молча, всего лишь безголосо, — вырезали гортань. Он обнаружил, что, даже лишенный голоса, оказался в состоянии вышептать крик, от которого все еще звенело в ушах. Когда он пробудился, то его опять вынудили войти в камеру и отнести свой окровавленный труп в комнату для захоронений. Он снова исповедался, и снова публика не поверила ему.
Его медленно раздробили на кусочки. После пробуждения пришлось самому отчищать и отмывать окровавленные остатки с дробильни. Но публика лишь заметила:
— Интересно, кого этот подонок думает обмануть.
Его выпотрошили и сожгли внутренности у него на глазах. Его заразили бешенством и растянули агонию смерти на две недели. Потом распяли и оставили на солнце умирать от жажды. Потом сбросили с десяток раз с крыши одноэтажного дома, пока он не умер в очередной раз.
Однако публика понимала, что Джерри Кроув не раскаялся.
— Боже мой, Кроув, сколько же, по-вашему, я могу этим заниматься? — спросил прокурор. Вид у него был не очень бодрый. Джерри даже подумал, что он близок к отчаянию.
— Крутовато для вас? — сказал Джерри, благодарный за этот разговор, который обеспечивал ему передышку на несколько минут между смертями.
— За какого человека вы меня принимаете? Все равно мы оживим его через минуту, говорю я себе, но ведь я занялся этим делом вовсе не для того, чтобы находить новые, все более ужасные способы умерщвлять людей.
— Вам не нравится?! А ведь у вас прямо-таки талант по этой части.
Прокурор резко посмотрел на Кроува.
— Иронизируете? И вы еще в состоянии шутить? Неужто смерть для вас ничего не значит?
Джерри не ответил, а лишь попытался смахнуть слезы, которые теперь то и дело непрошенно набегали на глаза.
— Кроув, это недешево. Мы потратили на вас миллиарды рублей. Даже со скидкой на инфляцию — это большие деньги.
— В бесклассовом обществе деньги не нужны.
— Что это вы себе позволяете, черт побери? Даже теперь вы пытаетесь бунтовать? Корчите из себя героя?
— Нет.
— Неудивительно, что нам пришлось убивать вас восемь раз.
— Мне очень жаль. Видит небо, мне очень жаль.
— Я просил, чтобы меня перевели с этой работы. Очевидно, я не в состоянии сломать вас.
— Сломать меня! Можно подумать, мне не хочется, чтобы меня сломали!
— Вы нам слишком дорого обходитесь. Раскаяния преступников в своих заблуждениях приносят определенную выгоду. Но вы обходитесь нам слишком дорого. Сейчас соотношение «затраты-выгода» просто смехотворно. Всему есть предел, и сумма, которую мы можем потратить на вас, тоже небезгранична.
— У меня есть один способ, сэкономить вам деньги.
— У меня тоже. Убедите эту чертову публику!
— Когда будете убивать меня в очередной раз, не надевайте мне шлем.
Прокурор, казалось, вконец шокирован.
— Это был бы конец. Смертная казнь. У нас гуманное правительство. Мы никогда никого не убиваем навсегда.
Ему выстрелили в живот, он истек кровью и умер. Его сбросили с утеса в море, и его съела акула. Его повесили вверх ногами, чтобы голова как раз погружалась в воду, и, когда он устал поднимать голову, он утонул.
Однако на протяжении всех этих испытаний Джерри все больше и больше приучал организм к боли. Разум его, наконец, усвоил, что ни одна из этих смертей не является постоянной. И теперь, когда наступал момент смерти, по-прежнему ужасный, Джерри переносил его лучше. Он уже не так голосил и умирал с большим спокойствием. Он даже научился ускорять сам процесс: намеренно вбивая в легкие побольше воды, намеренно извиваясь, чтобы привлечь акулу. Когда охранники приказали забить его до смерти ногами, он до последнего вопил: «Сильней!»
Наконец, когда провели его пробу, он с пылом и страстностью заявил аудитории, что русское правительство — это самая ужасная империя, которую когда-либо знал мир. На этот раз русские сумели удержать власть — нет внешнего мира, откуда могут прийти варвары. Прибегнув к соблазну, они заставили самый свободный народ в мире полюбить рабство. Слова шли от сердца — он презирал русских и дорожил воспоминаниями о том, что некогда, пусть очень давно, в Америке были свобода, закон и даже какая-никакая, но справедливость.
Прокурор вернулся в комнату с мертвенно-бледным лицом.
— Ублюдок, — выдохнул он.
— О-о. Вы хотите сказать, на этот раз попалась честная публика.
— Сто верноподданнически настроенных граждан. И вы разложили всех, кроме трех.
— Разложил?!
— Убедили их.
Наступило молчание. Прокурор уткнулся лицом в ладони.
— Вы потеряли работу? — спросил Джерри.
— Разумеется.
— Мне жаль. Вы хорошо ее выполняли.
Прокурор посмотрел на него с отвращением.
— На этой работе еще никто не срывался. А мне никогда не приходилось умерщвлять дважды. Вы же умерли с десяток раз, Кроув. Вы привыкли к смерти.
— Я этого не хотел.
— Как вам это удалось?
— Не знаю.
— И что вы за животное, Кроув? Неужто вы не можете придумать какую-нибудь ложь и поверить в нее?
Кроув усмехнулся. В былые дни в данной ситуации он бы громко рассмеялся. Неважно, привык он к смерти или нет, но у него остались шрамы, и ему уже никогда громко не рассмеяться.
— Такая уж у меня была работа. Как драматурга. Волевое временное прекращение неверия.
Дверь отворилась, вошел весьма важный с виду человек в военной форме, увешанный медалями. За ним четыре солдата. Прокурор вздохнул и встал.
— До свиданья, Кроув.
— До свиданья, — попрощался Джерри.
— Вы очень сильный человек.
— Вы тоже, — сказал Джерри.
И прокурор ушел.
На этот раз солдаты увезли Джерри из тюрьмы в совершенно иное место. Во Флориду, на мыс Канаверал, где размещался большой комплекс зданий. До Джерри дошло, что его отправляют в изгнание.
— Каково оно? — спросил он технического работника, который готовил его к полету.
— Кто знает? — вопросом ответил техник. — Никто ведь оттуда еще не возвращался…
— После того как самек перестанет действовать, будут ли у меня проблемы с пробуждением?
— Здесь на земле, в лаборатории — нет. А там, в космосе — кто его знает?
— Но, вы полагаете, мы будем жить?
1 2 3 4 5 6