Не все, конечно, бухгалтеры мои, но много. Полицию иной раз такой смех разберет, что они и расследовать ничего не в состоянии. Однажды я даже убрал старшего констебля по просьбе заместителя старшего констебля. Вдовы не хотят, чтобы шли разговоры: муж сам смертельную дозу принял или ему помогли? За таких, как я, можешь не беспокоиться; беспокойся лучше за таких, как ты.
– Если денег не хочешь, может, хочешь чего другого?
– Нет, пожалуй, воздержусь. Это осложнит дело, и потом, не хочу тебя обидеть, но ты уже не та, что была раньше, – не в соку. Не сомневаюсь, подмахивать и стонать ты не разучилась, но я обойдусь. Кроме того, женщины, оказавшись в твоем положении, вытворяют невесть что. Один мой знакомый, находясь при исполнении, согласился, чтобы его жертва оказала ему сексуальную услугу, – и что ж ты думаешь? Она член ему откусила.
– Что, весь?
– Какая разница? Тем, что осталось, смело можно было пренебречь. И вдобавок ему еще дали шесть лет за покушение на убийство. Представляешь, просидеть за решеткой шесть лет и еще слушать, как все тебя евнухом называют?! Так почему все-таки Самогонщик подослал меня к тебе? Ты что, его кинула?
– Вроде того. И не с кем-нибудь, а с его собственной супружницей. Этого он пережить не мог. Да и встречались-то мы недолго – а разговаривать и вовсе не разговаривали!
– Не мог пережить, говоришь? Странно, очень многих мужчин такой расклад устраивает. Что ж вы его третьим не позвали?
– Да он не особенно и рвался. Его, как видно, это не заводило, и потом, жена не уставала ему повторять, что со мной у нее получается куда лучше. Но меня, насколько я понимаю, ты навестил не поэтому. Она ведь ему еще на одну вещь глаза раскрыла...
– На что же?
– На то, что я не Никола, а Николас.
Терминатор падает со стула. Смеется до слез. Очень может быть, Никки врет. А возможно, и нет. Сама не знаю.
– Надо же! Если б мои бухгалтеры такое услышали, с ними бы родимчик случился. Да, дела... Давно я так не смеялся. Люблю такие истории слушать. Что ни говори, а общение – дело хорошее, не все это в наше время понимают. Ну ладно, к делу. Через несколько минут ты примешь много-много таблеток снотворного, идет?
– А если я не хочу?
– Тогда я тебя пристрелю. И тебе будет больно. Поверь, таблетки куда лучше.
– И ты полагаешь, что подозрений это не вызовет?
– Ты что, ни разу не бывала на следствии? Встречаются, конечно, очевидные случаи: банкротство, несчастная любовь и все такое прочее, но ведь есть и другие, много других. Про такие случаи родные и близкие обычно говорят: «Мы ж видели ее накануне. Щебетала, как птичка. Весела была, беззаботна!» Вот и про тебя то же самое скажут.
– Неделю назад меня уже приходили убивать.
– Ты же легко сходишься с людьми, верно? Поэтому то, что произойдет с тобой сегодня, покажется еще более убедительным, неужели непонятно? Будут говорить: «Ирония судьбы! Еще неделю назад чудом избежала смерти от руки наемного убийцы, а сегодня – сама себя порешила». Люди любят о судьбе порассуждать. Несмотря ни на что.
– Должна тебя предупредить, – говорит Никки, немного повышая голос. – У меня есть ангел-хранитель, который не любит, когда меня убивают.
– Что ж он в таком случае молчит, твой ангел-хранитель? – Терминатор прикладывает ладонь к уху, давая понять, что внимательно слушает. Интересно, действует ли еще «жучок», который Туша вставила в розетку за кипой лежащих на полу журналов? Да и сама Туша? – Ну что ж, получается, что в матче между ангелом-хранителем и Терминатором победу со счетом один-ноль одержал Терминатор. И куда только смотрит полиция?! Ладно, приступаем к пятиминутке смеха. Снимай штаны, становись на голову, представим себе, что ты ваза, а я вставляю тебе в промежность цветок.
За свою жизнь Никки приходилось принимать и более прихотливые позы, а потому она подчиняется, искусно балансируя на голове и плечах. Терминатор вынимает из дешевой современной вазочки нарцисс и всаживает его Никки между ног.
– Страх как люблю наблюдать за человеком, который готов на все, абсолютно на все, лишь бы прожить на несколько минут дольше. Но я задаюсь вопросом: стоят ли эти минуты того? Ты вот сейчас стоишь вниз головой и пялишься на этот дерьмовый ковер. Это я к тому, что, если б какой-нибудь подонок пришел ко мне и велел встать раком, я бы его послал.
– Рассказывай! Дай-ка мне пистолет – сейчас проверим.
– Ну, как тебе ковер?
– Ковер как ковер. Все лучше, чем жить в Маркет-Харборо.
– Поделилась бы лучше своим уникальным сексуальным опытом, – подзадоривает Никки Терминатор.
Боюсь, как бы Никки не пришлось простоять так весь день, что едва ли обогатит ее и без того уникальный сексуальный опыт.
– Однажды я поимела целую семью. В Тунисе. Сестру. Брата. Мать. Отца. Тетю. Дядю. Двоюродных братьев и сестер. Для полноты картины собиралась вдуть и дедушке – он был еще хоть куда. Но у них в соседнем городе родственники жили. Где-то же надо поставить точку, правильно?
– Недурно. Может, расскажешь в подробностях, чтобы было потом что вспомнить?
– Все они говорили одно и то же: «Только, пожалуйста, никому не рассказывай. Обычно я такими вещами не занимаюсь».
– Любопытно – но не очень неприлично. А как насчет жизни в целом? Ты не приобрела какой-нибудь сверхценный жизненный опыт, которым стоило бы поделиться?
– Сторонитесь оранжевоволосых мужчин с пистолетом.
– Что-то ты очень легкомысленно настроена. С чего бы это? Я ведь пытаюсь завести с тобой серьезный разговор. Скажи, ты в чем-нибудь раскаиваешься?
– Нет. Ни в чем. Ошибки были, это верно, но раскаиваться мне не в чем.
– Плохо, когда ни о чем не жалеешь. Когда жалеешь, есть о чем подумать.
– А о чем жалеешь ты?
– Что не пристрелил двух щенков. Иду как-то домой после мокрого дела. Должен был пристрелить одного типа, вхожу и говорю: «Лечь на пол!» А он мне: «У тебя пистолет не настоящий». – «Настоящий», – говорю. Он запускает в меня ананасом – больно. Тогда я его пристреливаю, и вот иду по улице, подходят ко мне эти два щенка и требуют денег. Одному лет пятнадцать. А еще светло, да и полицейская видеокамера, смотрю, на крыше установлена. В кармане у меня пистолет, я спокойно мог их обоих пристрелить, пустить каждому по пуле промеж глаз и дальше идти. «А может, не стоит?» – говорю себе и отдаю им деньги. И что ж ты думаешь? Они отвалили? Черта с два. Щенок номер один достает складной нож, открывает его – сразу видно, впервые – и говорит: «Лижи мне ботинки». И тут, представляешь, полицейская машина в двух шагах проезжает. «Давно надо было их замочить», – думаю, но, с другой стороны, раз уж линия поведения избрана, надо ее придерживаться. Тут мне приходит в голову, что кто-то, может, в окно сейчас выглянет и увидит нож, а может, полицейская машина снова покажется, я и говорю:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
– Если денег не хочешь, может, хочешь чего другого?
– Нет, пожалуй, воздержусь. Это осложнит дело, и потом, не хочу тебя обидеть, но ты уже не та, что была раньше, – не в соку. Не сомневаюсь, подмахивать и стонать ты не разучилась, но я обойдусь. Кроме того, женщины, оказавшись в твоем положении, вытворяют невесть что. Один мой знакомый, находясь при исполнении, согласился, чтобы его жертва оказала ему сексуальную услугу, – и что ж ты думаешь? Она член ему откусила.
– Что, весь?
– Какая разница? Тем, что осталось, смело можно было пренебречь. И вдобавок ему еще дали шесть лет за покушение на убийство. Представляешь, просидеть за решеткой шесть лет и еще слушать, как все тебя евнухом называют?! Так почему все-таки Самогонщик подослал меня к тебе? Ты что, его кинула?
– Вроде того. И не с кем-нибудь, а с его собственной супружницей. Этого он пережить не мог. Да и встречались-то мы недолго – а разговаривать и вовсе не разговаривали!
– Не мог пережить, говоришь? Странно, очень многих мужчин такой расклад устраивает. Что ж вы его третьим не позвали?
– Да он не особенно и рвался. Его, как видно, это не заводило, и потом, жена не уставала ему повторять, что со мной у нее получается куда лучше. Но меня, насколько я понимаю, ты навестил не поэтому. Она ведь ему еще на одну вещь глаза раскрыла...
– На что же?
– На то, что я не Никола, а Николас.
Терминатор падает со стула. Смеется до слез. Очень может быть, Никки врет. А возможно, и нет. Сама не знаю.
– Надо же! Если б мои бухгалтеры такое услышали, с ними бы родимчик случился. Да, дела... Давно я так не смеялся. Люблю такие истории слушать. Что ни говори, а общение – дело хорошее, не все это в наше время понимают. Ну ладно, к делу. Через несколько минут ты примешь много-много таблеток снотворного, идет?
– А если я не хочу?
– Тогда я тебя пристрелю. И тебе будет больно. Поверь, таблетки куда лучше.
– И ты полагаешь, что подозрений это не вызовет?
– Ты что, ни разу не бывала на следствии? Встречаются, конечно, очевидные случаи: банкротство, несчастная любовь и все такое прочее, но ведь есть и другие, много других. Про такие случаи родные и близкие обычно говорят: «Мы ж видели ее накануне. Щебетала, как птичка. Весела была, беззаботна!» Вот и про тебя то же самое скажут.
– Неделю назад меня уже приходили убивать.
– Ты же легко сходишься с людьми, верно? Поэтому то, что произойдет с тобой сегодня, покажется еще более убедительным, неужели непонятно? Будут говорить: «Ирония судьбы! Еще неделю назад чудом избежала смерти от руки наемного убийцы, а сегодня – сама себя порешила». Люди любят о судьбе порассуждать. Несмотря ни на что.
– Должна тебя предупредить, – говорит Никки, немного повышая голос. – У меня есть ангел-хранитель, который не любит, когда меня убивают.
– Что ж он в таком случае молчит, твой ангел-хранитель? – Терминатор прикладывает ладонь к уху, давая понять, что внимательно слушает. Интересно, действует ли еще «жучок», который Туша вставила в розетку за кипой лежащих на полу журналов? Да и сама Туша? – Ну что ж, получается, что в матче между ангелом-хранителем и Терминатором победу со счетом один-ноль одержал Терминатор. И куда только смотрит полиция?! Ладно, приступаем к пятиминутке смеха. Снимай штаны, становись на голову, представим себе, что ты ваза, а я вставляю тебе в промежность цветок.
За свою жизнь Никки приходилось принимать и более прихотливые позы, а потому она подчиняется, искусно балансируя на голове и плечах. Терминатор вынимает из дешевой современной вазочки нарцисс и всаживает его Никки между ног.
– Страх как люблю наблюдать за человеком, который готов на все, абсолютно на все, лишь бы прожить на несколько минут дольше. Но я задаюсь вопросом: стоят ли эти минуты того? Ты вот сейчас стоишь вниз головой и пялишься на этот дерьмовый ковер. Это я к тому, что, если б какой-нибудь подонок пришел ко мне и велел встать раком, я бы его послал.
– Рассказывай! Дай-ка мне пистолет – сейчас проверим.
– Ну, как тебе ковер?
– Ковер как ковер. Все лучше, чем жить в Маркет-Харборо.
– Поделилась бы лучше своим уникальным сексуальным опытом, – подзадоривает Никки Терминатор.
Боюсь, как бы Никки не пришлось простоять так весь день, что едва ли обогатит ее и без того уникальный сексуальный опыт.
– Однажды я поимела целую семью. В Тунисе. Сестру. Брата. Мать. Отца. Тетю. Дядю. Двоюродных братьев и сестер. Для полноты картины собиралась вдуть и дедушке – он был еще хоть куда. Но у них в соседнем городе родственники жили. Где-то же надо поставить точку, правильно?
– Недурно. Может, расскажешь в подробностях, чтобы было потом что вспомнить?
– Все они говорили одно и то же: «Только, пожалуйста, никому не рассказывай. Обычно я такими вещами не занимаюсь».
– Любопытно – но не очень неприлично. А как насчет жизни в целом? Ты не приобрела какой-нибудь сверхценный жизненный опыт, которым стоило бы поделиться?
– Сторонитесь оранжевоволосых мужчин с пистолетом.
– Что-то ты очень легкомысленно настроена. С чего бы это? Я ведь пытаюсь завести с тобой серьезный разговор. Скажи, ты в чем-нибудь раскаиваешься?
– Нет. Ни в чем. Ошибки были, это верно, но раскаиваться мне не в чем.
– Плохо, когда ни о чем не жалеешь. Когда жалеешь, есть о чем подумать.
– А о чем жалеешь ты?
– Что не пристрелил двух щенков. Иду как-то домой после мокрого дела. Должен был пристрелить одного типа, вхожу и говорю: «Лечь на пол!» А он мне: «У тебя пистолет не настоящий». – «Настоящий», – говорю. Он запускает в меня ананасом – больно. Тогда я его пристреливаю, и вот иду по улице, подходят ко мне эти два щенка и требуют денег. Одному лет пятнадцать. А еще светло, да и полицейская видеокамера, смотрю, на крыше установлена. В кармане у меня пистолет, я спокойно мог их обоих пристрелить, пустить каждому по пуле промеж глаз и дальше идти. «А может, не стоит?» – говорю себе и отдаю им деньги. И что ж ты думаешь? Они отвалили? Черта с два. Щенок номер один достает складной нож, открывает его – сразу видно, впервые – и говорит: «Лижи мне ботинки». И тут, представляешь, полицейская машина в двух шагах проезжает. «Давно надо было их замочить», – думаю, но, с другой стороны, раз уж линия поведения избрана, надо ее придерживаться. Тут мне приходит в голову, что кто-то, может, в окно сейчас выглянет и увидит нож, а может, полицейская машина снова покажется, я и говорю:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61