Святополк разрешил, и Паша взял мальчишку за шиворот, поволок вглубь леса. Пленник брыкался, вертелся, но освободиться из медвежьей хватки Паши Маленького вряд ли было возможно. Через минуту их уже след простыл, и все принялись гадать, что взбрело в голову Малышу. Я хотел пробраться незаметно за ними, но меня поймали за ногу и вернули на место.
— Не суетись, любопытная Варвара, — покачал головой Монах.
Пришлось объяснять, что я не Варвара, совсем даже наоборот — военный корреспондент, а журналистам дорога везде открыта.
— Не ходи в журналисты, Костя, — кротко попросил Февраль. — Там плохому научат,
— Чему это? — удивился я.
— А там в каждом заблуждении приучают видеть истину. Вот приходишь ты к какому-нибудь хитрому мордовороту брать интервью. И уже заранее уверен, что все глупости, которые он тебе наговорит на диктофон, имеют право на уважение. Мало того, тебе самому придется думать так же, как он, чтобы вытянуть из него побольше всего. — Из кроткого и печального Февраль неожиданно превратился в страстного и рассерженного. — Мнение, что журналисты имеют собственную точку зрения, — досадная ошибка. Журналист — пластилин, который все время сам себя лепит. Он бесформен и бессодержателен. Это его штатная обязанность.
— А можно я скажу? — Леха смущенно Поднял руку. — Я, конечно, не буду сейчас задавать этот сакраментальный вопрос «что есть Истина?», и я, конечно, уважаю православие как одну из традиционных религий нашей страны…
— Протестую, — возмутился Февраль. Леха еще больше сконфузился. Половина отряда смотрела на него так, будто он сказал совершенно неприличную вещь, да еще при даме.
— Протестую против «одной из», — продолжал волноваться Февраль. — Лично для меня это оскорбление. Православие слишком монументально, чтобы загонять его в гетто «одной из». Никогда оно не стояло в одном ряду с теми, для кого крест как красная тряпка для быка. Бешеного быка. И стоять не будет. Во всяком случае, пока я жив.
— Леня, спусти пар, — ласково сказал Серега. — Тут все свои, не надо ругаться. Леша просто пошутил, он же Романтик, ему можно.
— А я вот и без шуток не понимаю, почему нельзя быть честным человеком, не веря при этом ни в какого бога. — Варяг уже обстругал свою палку и жарил на ней колбасу.
— Почему нельзя? — искренне удивился Монах. — Очень даже можно. Божьей милостью. Ему-то нет нужды в тебя не верить.
— Честным можно, — веско добавил командир. — С другими. А себя все равно обманешь. Защиты от дурака у тебя нет.
— Господь Бог наш милосерден и к дуракам, — невпопад сообщил Богослов, и Варяг удостоил его нордического взгляда.
— Что-то Паша долго не возвращается, — сменил тему миролюбивый Ярослав, — Уж не завалил ли его пацан? Надо пойти проверить.
— Не, Малыша просто так завалить нельзя, — заверил Богослов. — Малыш заговоренный.
— Как заговоренный? — спросил я.
— Ну, правое ухо у него слышит лучше левого.
— Наверно, ангел-хранитель висит над ним с мегафоном, — хмыкнул Варяг.
В этот момент из зарослей с громким треском появился Паша. Он был один и с покусанной рукой, из которой капала в траву кровь.
— Сбежал? — разочарованно выдохнули сразу несколько человек.
Паша мотнул головой и сказал очень ответственно:
— Человеку нужно побыть в одиночестве. Нагуляется, придет. И приставать к нему не советую. Загрызет.
Руслан, исполнявший в отряде обязанности врача, осмотрел его руку, изучил характер раны и подтвердил:
— Точно, загрызет.
— А ты уверен, что он придет? — спросил Святополк.
Паша почесал в затылке непокусанной рукой, подумал.
— Придет. Я ему мотивацию хорошую сделал.
И Паше поверили. Но сколько ни добивались подробностей про мотивацию — невозмутимо молчал, как статуя Будды.
Решено было ждать еще час, больше времени командир не дал. «Что ж нам тут, до вечера торчать, ждать, когда этот замотивированный нагуляется? — ругался на Пашу раздосадованный Варяг. — Не отряд, а детский сад». Но еще до истечения часа мальчишка вышел на поляну, хмурый, с измазанной физиономией. Дождался всеобщего внимания, сунул руки в карманы и с независимым видом сообщил:
— Я пойду с вами.
Потом, втянув сопли, очень многообещающе посмотрел на Пашу.
Револьвер ему, конечно, не отдали. Он топал за нами в самом конце, отстав на десяток метров, — демонстрировал свою независимость. И все время подтягивал штаны.
— Что ты с ним сделал? — тихо спросил Святополк.
— Выпорол, — честно сказал Паша.
— Это и есть твоя мотивация? — остолбенел командир.
— Теперь он будет мечтать меня убить, — гулко прошептал Паша ему на ухо, и это услышали все, кто шел рядом.
Глава 3. Избушка на курьих ножках.
До самой темноты отряд скрытно и беспрепятственно продвигался в сторону Москвы. Позади остались две скудные деревни и один многоэтажный поселок, утонувший в дерьме из-за испорченной канализации. В сумерках мы вышли на окраину маленького городка. До столицы нашей родины оставалось километров двадцать пять. Я еле двигал ногами и зевал так, что мог целиком проглотить оккупантский гамбургер. Рюкзак к вечеру потяжелел раза в три и гнул к земле. Я уже начинал его ненавидеть и завидовать «трофею», который плелся за нами налегке, да еще свистел что-то издевательское. Впереди горели в окнах огни. Меня поманило к ним, но желание и возможности уже не совпадали. Только крепкая рука Папаши вытащила меня за рюкзак из глубокого штопора, в который завинтились мои ноги.
— Командир, ребенок устал, — немедленно доложил Ярослав. — Не пора ли нам прилечь?
Я хотел было возразить на «ребенка», но усталость в момент слизнула мое возмущение.
— Ты сначала найди где, — отозвался Святополк.
— Вот это правильная постановка вопроса, — тут же согласился Ярослав. — Мои кости требуют определенной степени комфорта, и в открытом поле ночевать было бы дурным тоном… Да вот хоть в этом замечательном домике на отшибе! Надеюсь, хозяева тут гостеприимные и не станут очень шуметь…
Замечательный домик выглядел дремучей халупой, темнота не скрасила его голодранства, сыплющегося опилками. Единственным его достоинством было уединенное местонахождение на пределе городской черты. От остальных частных построек его отделяла старая узкоколейка В доме горел свет и орал телевизор, значит, спать его обитатели еще не легли. Но на наш усердный стук в калитку никто не отзывался. В окне мелькнула быстрая тень и пропала, затаилась.
— Оставь надежду, всяк сюда приходящий, — задумчиво произнес Богослов.
— Ну уж нет, — запротестовал Ярослав, — мои надежды мне слишком дороги, чтобы так просто с ними расставаться.
И он, поднапрягшись, прошел сквозь калитку — не стал тратить время и усилия на защелку. Калитка на петлях удержалась, жалобно вякнув.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60