Чуть в мире божьем просветлело, Роман засобирался. Никто не видел, как он уходил. Солнце приподнялось, а он уже мчался знакомыми пустырями и усмехался, обрывая попутно стебельки трав. И хохотал, кружась на месте, и перепрыгивал воображаемые препятствия, беспокоя полевых воробьев. Такого Романа Романовича никто не знал. Он и сам никогда не бывал таким, таким сладко счастливым. Завидев мазепин дом, он приветствовал его как родной и рад был каждому его камешку и каждой бесполезной тряпочке под забором был рад. Его не смутила неприветливость хозяйки. Он стал докладываться ей о проделанном и вызывался тут же показать, провести на место, чтобы удостовериться, чтобы никаких недомолвок между ними не было. Ему уже мерещилась где-нибудь за дверями Жанна в каком-нибудь ослепительном по красоте и великолепию платье или в экстравагантном костюме, но элегантном и по моде. Он то и дело озирался, стараясь угадать, где спрятана для него Жанна. Хозяйка холодно выслушивала. А Мазепы нигде не было видно. Можно было предположить, что он еще спит или, наоборот, по неотложным делам в отъезде, но в действительности он был дома и сквозь кружевную занавеску наблюдал в окошко, что будет. Хозяйка, дослушав доклад, сделала знак следовать за ней и повела Романа мимо собачьей конуры, мимо сгрудившихся у гаража мешков с сахаром, через калитку с металлическим крючком прочь со двора. Спустилась с пригорка сквозь высокие в репейниках лопухи, промелькнула в зарослях бузины под сенью сгущающегося гая. Роман шел по пятам за ней как зачарованный, не зная, что и думать о приготовленном для него. Может быть, гадал он, Жанну переодели в русалку и расположили где-нибудь в причудливых ветвях? А может, у них там, среди леса, еще один дом, побольше первого? Может быть, там целый дворец! Наконец хозяйка остановилась и среди раскидистых с глубокой тенью в кронах акаций, на чистом от кустов месте указала на безобразную гору корявых пней с условием: все распилить на дрова. Пни были утыканы корнями как оленьи головы рогами. Пни были чистый дуб, моренный дождями и сушеный летним зноем, который никакой инструмент не возьмет. Ошарашенный Роман Романович стоял в безмолвии. Ветерок трепал его редкие пряди.
Хозяйка возвратилась к прежним занятиям; резала мясо на гуляш огромным вороненой стали ножом и тюкала им по хрящам. Хозяин объявился. Сначала в дверном проеме показалась его голова, а потом, когда она убедилась в полной для себя безопасности, вышло и все остальное. Хозяин взялся снова перебирать мотоцикл и был весьма доволен, как с Романом получилось. И даже что-то напевал музыкальное за работой. Подмигивал хлопцам и один раз, исключительно из нежности, подошел и ласково потрепал за ухо пса. Но вскоре в гаю, – может быть, через час, а может, и через два, – зарычала и зажужжала бензопила. И это было большое удивление. Мазепа вообще не понял, где жужжит. Он не хотел верить, что жужжит в гаю, и убеждал домашних, что это у них в головах жужжит. Послали хлопца разузнать, и оказалось, что жужжит действительно в гаю, и что там кто-то пилит. А этот кто-то, не кто иной, как Роман Романович. Необъяснимо, где он пилу раздобыл. Хозяйка ему даже лобзика не предоставила. Не мог же он ее в кармане припрятать. Пила рычала и визжала целый день без перерыва. В обеденное время не давала никому заснуть и затихла лишь под вечер, когда Мазепа отрядил в гай здоровенного детину, и тот пригрозил Роману дебелым с рыжими волосками кулачищем и пообещал, что вобьет его по уши в землю, как гвоздь в дощечку, если не прекратятся безобразия. Роман ночевал между напиленных кружков, прикрывшись ветками, а по восходу принимался за работу. Откуда только у него силы брались?
Однако, как не трудно сообразить, дровами дело не ограничилось. В тот же день Романа перевели на луга и поручили пасти сводное стадо коров окрестных хуторов, освободив при этом штатных пастухов. Места там были болотистые, но против ожиданий ни одна корова у Романа не пропала и не поломала ног. Даже больше: после нескольких пригонов коровы принялись телится, да при том с такой прытью, с какой никогда прежде не телились, и Мазепе пришлось срочным образом это приостанавливать, потому что никаких кормов на подобную прорву не напасешься. Роман Романович переехал на буряковое поле и дни напролет под немилосердным солнцем пропалывал между буряками дорожки. Однако как ни велико поле, ему тоже были пределы. В последующем Роман Романович месил на строительстве новой хаты с галереей и бассейном растворы, просеивал песок, клал кирпичи, копал траншеи под газовые трубы. Он переколол горы черного угля в мелкую дробь, перетравил всего жука на огородах, и конца мазепиным работам не виделось. За каждым выполненным заданием, поступало новое, тяжелее прежнего. Роман Романович исхудал. Он, как одержимый, работал на износ, мало ел, а еще меньше спал. Домой возвращался изредка, по темному, чтобы никто не замечал его прихода, и мать тщетно пыталась выведать у него, что происходит. Но люди по селам давно все знали и, встречая нечаянно Романа на дороге, презрительно усмехались. Маленькие дети дразнили его. Мазепа называл пренебрежительно зятьком и похлопывал по плечу, не без удовлетворения подмечая, как тают день ото дня у Романа силы. Но, впрочем, внутренне Мазепа тревожился, и начинал подумывать, как бы окончательно избавиться от Романа, потому что работа кончалась, и скоро могло совсем не стать в хозяйстве, чего бы поделать. А к Жанне не допускали Романа, и она к нему, казалось, не проявляла никакого интереса. Была неподалеку, и словно не было ее.
5
Гадалке уже звонили, однажды под вечер, когда потемнело, и проглянули звезды. Гадалке уже сказали. И гадалка перестала бросать на карты и знакомым объяснила, что уезжает и собирается теперь срочно. А для незнакомых ее хата закрыта, и о ней никто не в состоянии дознаться. Приходят утром и в обед, стучаться, а ворота на замке. Внуки во дворе в песке не играют, и голосов их веселых не слышно, и в спорах нестройные их восклицания не раздаются.
Романа послали обрывать вишни, дали провожатого – хлопчика, что смотрит за наглой кобылой. Хлопчик далеко не ходил, показал дорогу и повернул назад. И показал, как нарочно, самую неудобную, где граница ячменного и гречишного полей, где рождается овраг, где травы путанные: березка, вьюн, череда, где душистый горошек и колыханное море крапивы. Поначалу, пока не встречался кустарник, Роман еще справлялся кое-как с крапивой, а потом и вовсе увяз, и ведра ему сквозь заросли стало не протащить. Обманул его хлопчик, сроду люди не ходили здесь, и даже видимости какой-нибудь тропинки не было. Цвела белоснежно полосами гречиха, волновался ячмень, а за ним выстраивались высокие и стройные вдалеке клены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14