Для того, чтобы мне без привычных земных благ не было грустно, а заодно, как я понимаю, для дополнительного психологического давления, в камеру на пару недель накидали тех, у кого перед глазами маячил расстрел.
…Унылый Гоша тяжело вздыхал и сокрушался по поводу того, что это его последний полосатый рейс. Ранее он уже успел сделать четыре ходки, а на сей раз Гошу арестовали за подражание Шекспиру. Возмущенные родственники задушенной Дездемоны вызвали милицию, и новоявленного украинского Отелло уволокли за решетку.
— Я к ним со всей душой. А они меня мусорам!.. Уу!..
Волна негодования всякий раз переполняла Гошу, когда он вспоминал, как слуги Фемиды тащили его по ступенькам.
…Аслан, в отличие от Гоши, женщин не душил. Он попал в тюрьму за рядовую бытовуху. По пьянке ограбил пенсионера, а затем вместе с земляком утопил потерпевшего в Днепре на глазах у многочисленных прохожих.
— Откуда я знал, что он плавать не умеет?
Действительно, откуда? Впрочем, далеко не каждый пловец поплывет после удара обрезком трубы по затылку.
Я учил его играть в шахматы. Аслан запоминал плохо, вечно путал слона с ладьей, периодически впадая в депрессию.
— Могут вышку вменить, — задумчиво говорил он, двигая пешкой.
Ранее я нигде не слышал, чтобы тема смертной казни так живо и заинтересовано обсуждалась, как в КПЗ. Будет введен мораторий или не будет? Примут Украину в ЕС или не примут? Каждый раз, когда в камере появлялось новое лицо с яркими эпизодами в биографии, дискуссия вспыхивала с новой силой.
Несколько позже, когда у оперативников интерес ко мне поутих, в хате стала появляться более безобидная публика типа карманных воров, незадачливых торговцев оружием, бизнесменов и заурядных уличных грабителей, чьим офисом служила темная подворотня. Их рассказы в ответ на вопрос: «Как там на свободе?» — больше смахивали на прифронтовые сводки, чем на мирные будни столицы европейского государства.
Большинство сокамерников как пришли, так и ушли — бесцветные лица, пустые, как мыльный пузырь, оболочки человеческих тел, которые, в силу их пустоты, и запомнитьто вряд ли возможно.
Когда в камере появился Юстас, я поначалу был удивлен — такой персонаж совершенно не вписывался в тюремную пьесу. К тому же у Юстаса, как ни странно, всегда было хорошее настроение. «Мудрец спокоен даже в тюрьме», — повторял он всякий раз, заканчивая делать гимнастику для глаз в позе лотоса.
Однажды, когда меня вели на допрос, я столкнулся в коридоре с Юстасом, возвращавшимся после встречи с адвокатами. Юстас шел с большой кипой газет и огромным кульком яблок (которые мы вечером с удовольствием съели). У меня вид был похуже. Накануне я разорвал наручники, чем ввел охрану КПЗ в состояние легкого шока. Они и так были почемуто уверены, что у меня за спиной какаято спец. подготовка, а тут ещё эти наручники… На самом деле, я и сам не знаю, как это у меня получилось. Во время очередной «беседы» я чисто механически крутил кистями, скованными за спиной, и вдруг почувствовал, что руки свободны. То ли наручники были бракованными, то ли ещё Бог знает что…
Бравые оперативники, корчившие из себя смелых и отважных, вдруг умолкли и гурьбой выбежали из комнаты. Я ещё удивился — куда это они так быстро вчетвером ломанулись? Не прошло и пяти минут, как взвод вооруженных автоматами гуманоидов, одетых в бронежилеты, ворвался с криками и воплями в комнату, таща за собой на поводке ленивую и, по всей видимости, только что разбуженную овчарку. Решив с перепугу, что наручники порваны мной умышленно «при попытке к бегству», менты подняли невообразимый шум и суету. Из них самой умной оказалась собака. Мы посмотрели друг другу в глаза, пес понимающе зевнул и прилег подремать.
На следующее утро моих адвокатов предупредили, что если я ещё раз испорчу казенное имущество, то меня отправят в карцер.
— Да что вы такое говорите? — всплеснули адвокаты руками. — Это хороший мальчик. Кандидат философских наук.
— Знаем, какой он хороший — газеты читаем, — проворчал прапорщик. — Чтобы такое больше не повторилось!
Так вот, когда «хорошего мальчика» вели по коридорам, руки за спиной были закованы в две пары наручников, а сзади и по бокам шло несколько милиционеров.
— Ну ты даешь! — сказал мне потом в камере Юстас. — Я думал ты шутишь, а они и вправду тебя так охраняют!.. Какие всётаки менты идиоты!
На воле Юстас был владельцем нескольких предприятий, а в тюрьме оказался за умышленное убийство при отягощающих обстоятельствах.
В начале августа в офис к Юстасу пришли незваные гости. Юстас никак не мог взять в толк, почему и за что нужно комуто платить, если он никому ничего не должен. Так как собственной охраны у него не было: «Я не такой ценный экземпляр, чтобы меня охранять», — то разговаривать с непрошеными визитерами пришлось самому. Те, в свою очередь, проявили настойчивость, втолковывая, где, что, почем, умело подводя научную базу под то, что платить всётаки надо. Юстас попытался культурно выпроводить их за дверь, но так как говорили они на совершенно разных диалектах русского языка, конструктивного диалога не получилось. Визитерам офис понравился, и они чувствовали себя в нем, как дома. Когда один из гостей решил подчеркнуть серьезность намерений и вытащил ствол, Юстасу пришлось подкрепить свои аргументы бронзовой статуэткой, стоявшей у него на столе. В результате один из визитеров скончался на месте (как оказалось, родственник милицейского генерала), а второго отвезли в реанимацию.
— А остальные? Ты говорил, их целая толпа привалила.
Юстас пожал плечами:
— Понятия не имею, куда все подевались. Както внимания не обратил.
Однажды я спросил у Юстаса: «Почему у тебя всегда хорошее настроение? Как это тебе удается?». Какой бы сильной нервной системой человек не обладал, но при такой статье… Да и вообще — существует элементарное беспокойство, если не за себя, то за родных, за семью. В условиях изолятора временного содержания его внутреннее состояние было чемто из ряда вон выходящим. Ответ Юстаса меня поразил. Я долго думал над ним, меряя шагами расстояние между тюремными стенами.
— Я знаю свою судьбу, — сказал он. Затем тихо, с мягкой улыбкой добавил:
— Каждый знает. Если умеет слышать себя.
Это были не просто слова. Это было нечто значительно большее.
Время пребывания в КПЗ подходило к концу. Поздней осенью меня заказали с вещами и перевели в Лукьяновскую тюрьму, где условия содержания были несколько лучше. Пожалуй, подошло время сказать парочку слов о том, как выглядит русский язык за тюремными стенами.
Глава 4. Введение в тюремную лексику
«Ыы!.. Оо!.. Уу!..
— Ты шо?!.. Жара!..»
(из разговора)
Элла Щукина у ИльфаПетрова обходилась тридцатью словами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71