она работала от батарей "Скайтрака".
Остальные не брились и не умывались. Таунс согласился с предложением капитана Харриса, и жесткая норма вступила в силу: одна пинта воды в сутки на человека, ни умывания, ни бритья. Дополнительная порция предусматривалась для раненого Кепеля, если потребуется. О запасах воды много не думали: если держаться в тени и не напрягаться, то и потеть будешь меньше. Большинство же понимало, что все это иллюзии: даже в тени потоотделения, едва выступив на коже, тотчас испарялись.
Лумис тоже большей частью молчал. Телеграмму передали из Парижа на радиопост Джебел Сарра, и он думал о том, что же случилось. Он приобрел квартиру с видом на Сену, и они прожили в ней ровно год. Он прилетал раз в один-два месяца, и, хотя они вместе уже двенадцать лет, его приезды были чередой медовых месяцев. Только поэтому и еще потому, что ему нравилась работа по разведке новых месторождений, он мог вынести пустыню с ее ужасающими размерами и одиночеством. Но та пустыня, с которой ему недостает сил справиться, возможно, открывалась перед ним сейчас. В телеграмме сказано "срочно". Куда бы он ни смотрел, везде видел это слово, написанное на песке огромными буквами, даже большими, чем сигнал "SOS". Текли минуты и часы – а он не мог сдвинуться с места.
Сегодня юноша-немец не жаловался на боль. Он вежливо разговаривал с менявшимися собеседниками. Иные уходили уже через минуту-другую, заметив, что он говорит через силу. Опять открылось кровотечение – возможно, он неудачно повернулся. Его лицо покрылось золотистой щетиной, но она его не старила. Юноша держался стойко, только раз спросил, сколько может пройти времени, прежде чем их спасут. Таунс ответил просто: "Недолго". Всякий раз, когда он проходил мимо мальчика, он боялся ощутить кисло-сладкий запах, который появляется при гангрене.
Около полудня к Кроу обратился Робертс:
– Ты можешь оказать мне услугу, если желаешь.
Обезьянка была у него под курткой. Время от времени она начинала дрожать. Медленно закрывала она ярко-карие глаза, а когда они открывались, в зрачках явственно читался страх. Когда Робертс в первый раз после аварии дал ей отпить из металлической кружки, она ухватилась за ее край миниатюрным кулачком и долго рассматривала в воде свое отражение, пока у Робертса не иссякло терпение.
Теперь он стоял перед Кроу, почесывая затылок.
– Ты бы мог присмотреть за ней вместо меня?
– Ты спятил! – изумился Кроу.
– Имей в виду, даю только на время, с возвратом, – он расстегивал куртку. – Не могу же я взять ее с собой.
Когда Кроу брал из его тонких костистых рук обезьянку, Робертс съехидничал:
– Какое сходство. Вы могли бы сойти за братьев. – И пошел предупредить капитана, что к утру будет готов.
Тогда никто из них не думал, что есть какая-то связь между решением Робертса и поведением сержанта Уотсона. Казалось несомненным, что Уотсон последует за капитаном, даже если к ним больше никто не присоединится. Но произошло непредвиденное.
Услышав крик Уотсона, Таунс бросился к нему. Тот неуклюже сидел на песке, вытянув ногу. По вискам катился пот, малиновая физиономия кривилась от боли.
– Подвернул, – сказал он сквозь зубы, – подвернул проклятую.
Его втащили в тень под полог и усадили. Подошел Харрис. Кривясь от боли, Уотсон рассказал, что случилось.
– Там, где мы вырыли наш сигнал, сэр, я споткнулся. Видите ли, она была под песком, и я не заметил...
Он стиснул зубы, пока Харрис ощупывал лодыжку.
– Вывихнул, – со стоном выдохнул он.
Харрис кивнул:
– Держите ее в покое. Боюсь, мы не сможем сделать холодный компресс. Но перелома нет.
Через полчаса он вернулся к Уотсону, помог снять ботинок.
– Попробуйте пошевелить пальцем, Уотсон.
Тот повиновался, скорчив гримасу боли.
– Все в порядке. Обычное растяжение... – Капитан выпрямился. – Мне жаль, что это случилось. Разумеется, вы не пойдете со мной.
Глядя на него, Уотсон решил воспользоваться часто им применяемым трюком, одним из тех, что по вкусу этим горлопанам:
– От меня вам будет мало проку, сэр. Боюсь, что я подведу вас, а мне бы этого не хотелось.
– Ничего. Всякое случается, Уотсон.
– Неужели мало того, что уже случилось, сэр?
– Вам просто не повезло. Пусть это вас не тревожит. Я думаю как раз о вас – бог знает, сколько вам придется здесь пробыть, пока мы сможем направить помощь. – И он вернулся в самолет, где Робертс рассматривал карту.
Незадолго перед закатом к Харрису подошел Тракер Кобб, походка его была нетвердая, руки отвисли, как плети, рыжие волосы не чесаны.
– Говорят, вы уходите?
– Так точно.
– Я тоже пойду. Кто еще идет?
Капитан косо глянул на него, ощущая, как становится страшно. До сих пор, – он это выяснил уже давно, – напугать его могло только одно: присутствие рядом человека, который не совсем в себе. Ему припомнился дикий взгляд Кобба в ту ночь, когда силой пришлось удерживать его, чтобы он не пошел на свет "огней".
– Я беру с собой мистера Робертса. Нас только двое.
И он занялся упаковкой рюкзака, болезненно ощущая присутствие рядом с собой тучного человека. Все равно, что оказаться запертым в помещении с неразорвавшейся бомбой.
– И я, – настаивал Кобб. Вряд ли до него дошло сказанное капитаном.
Харрис заметил, что вслушивается в тиканье часов. Он не представлял, насколько невменяем этот человек и сколько ему еще нужно, чтобы окончательно перейти предел. Он знал только одно: взять с собой Кобба – все равно, что отправиться туда верхом на тигре. Он вспомнил слова Морана: "Не всегда это жажда, жара или расстояние, которое нужно пройти..."
– Есть риск потеряться... – услышал он свои, еще не до конца обдуманные слова. Он заметил, как тяжело дышит Кобб. Это от жары, конечно. – Все остальные, кроме Робертса, решили остаться, и я уверен, они правы, – он натянуто улыбнулся. – Считают меня беспокойным типом... – Улыбка, однако, тотчас сошла с его лица, стоило ему взглянуть в глаза Кобба.
– Они пусть делают, что хотят, а я... – Взмахнув огромной рукой, Кобб неожиданно крикнул: – Господи, хватит с меня всего этого, хватит! Ты понял?
Харрис пытался говорить спокойно, сознавая, что очутился в такой опасности, какую трудно даже представить.
– Не будем беспокоить беднягу Кепеля. Поговорим там. – Он положил руку на плечо этого человека. На ощупь оно было, как деревянная балка. И тише добавил: – Ему лучше помереть.
Кобб, не мигая, смотрел Харрису прямо в глаза.
– Как и всем нам – и вы это знаете. Поэтому вы и уходите. – Поверх руки Харриса, все еще лежавшей на его плече, он положил свою ладонь; огромные пальца истекали потом. – Ты возьмешь с собой и меня, сынок. Ты знаешь дорогу.
Харрис резко выдернул руку, словно боясь, что она попадет между створками захлопывающихся ворот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Остальные не брились и не умывались. Таунс согласился с предложением капитана Харриса, и жесткая норма вступила в силу: одна пинта воды в сутки на человека, ни умывания, ни бритья. Дополнительная порция предусматривалась для раненого Кепеля, если потребуется. О запасах воды много не думали: если держаться в тени и не напрягаться, то и потеть будешь меньше. Большинство же понимало, что все это иллюзии: даже в тени потоотделения, едва выступив на коже, тотчас испарялись.
Лумис тоже большей частью молчал. Телеграмму передали из Парижа на радиопост Джебел Сарра, и он думал о том, что же случилось. Он приобрел квартиру с видом на Сену, и они прожили в ней ровно год. Он прилетал раз в один-два месяца, и, хотя они вместе уже двенадцать лет, его приезды были чередой медовых месяцев. Только поэтому и еще потому, что ему нравилась работа по разведке новых месторождений, он мог вынести пустыню с ее ужасающими размерами и одиночеством. Но та пустыня, с которой ему недостает сил справиться, возможно, открывалась перед ним сейчас. В телеграмме сказано "срочно". Куда бы он ни смотрел, везде видел это слово, написанное на песке огромными буквами, даже большими, чем сигнал "SOS". Текли минуты и часы – а он не мог сдвинуться с места.
Сегодня юноша-немец не жаловался на боль. Он вежливо разговаривал с менявшимися собеседниками. Иные уходили уже через минуту-другую, заметив, что он говорит через силу. Опять открылось кровотечение – возможно, он неудачно повернулся. Его лицо покрылось золотистой щетиной, но она его не старила. Юноша держался стойко, только раз спросил, сколько может пройти времени, прежде чем их спасут. Таунс ответил просто: "Недолго". Всякий раз, когда он проходил мимо мальчика, он боялся ощутить кисло-сладкий запах, который появляется при гангрене.
Около полудня к Кроу обратился Робертс:
– Ты можешь оказать мне услугу, если желаешь.
Обезьянка была у него под курткой. Время от времени она начинала дрожать. Медленно закрывала она ярко-карие глаза, а когда они открывались, в зрачках явственно читался страх. Когда Робертс в первый раз после аварии дал ей отпить из металлической кружки, она ухватилась за ее край миниатюрным кулачком и долго рассматривала в воде свое отражение, пока у Робертса не иссякло терпение.
Теперь он стоял перед Кроу, почесывая затылок.
– Ты бы мог присмотреть за ней вместо меня?
– Ты спятил! – изумился Кроу.
– Имей в виду, даю только на время, с возвратом, – он расстегивал куртку. – Не могу же я взять ее с собой.
Когда Кроу брал из его тонких костистых рук обезьянку, Робертс съехидничал:
– Какое сходство. Вы могли бы сойти за братьев. – И пошел предупредить капитана, что к утру будет готов.
Тогда никто из них не думал, что есть какая-то связь между решением Робертса и поведением сержанта Уотсона. Казалось несомненным, что Уотсон последует за капитаном, даже если к ним больше никто не присоединится. Но произошло непредвиденное.
Услышав крик Уотсона, Таунс бросился к нему. Тот неуклюже сидел на песке, вытянув ногу. По вискам катился пот, малиновая физиономия кривилась от боли.
– Подвернул, – сказал он сквозь зубы, – подвернул проклятую.
Его втащили в тень под полог и усадили. Подошел Харрис. Кривясь от боли, Уотсон рассказал, что случилось.
– Там, где мы вырыли наш сигнал, сэр, я споткнулся. Видите ли, она была под песком, и я не заметил...
Он стиснул зубы, пока Харрис ощупывал лодыжку.
– Вывихнул, – со стоном выдохнул он.
Харрис кивнул:
– Держите ее в покое. Боюсь, мы не сможем сделать холодный компресс. Но перелома нет.
Через полчаса он вернулся к Уотсону, помог снять ботинок.
– Попробуйте пошевелить пальцем, Уотсон.
Тот повиновался, скорчив гримасу боли.
– Все в порядке. Обычное растяжение... – Капитан выпрямился. – Мне жаль, что это случилось. Разумеется, вы не пойдете со мной.
Глядя на него, Уотсон решил воспользоваться часто им применяемым трюком, одним из тех, что по вкусу этим горлопанам:
– От меня вам будет мало проку, сэр. Боюсь, что я подведу вас, а мне бы этого не хотелось.
– Ничего. Всякое случается, Уотсон.
– Неужели мало того, что уже случилось, сэр?
– Вам просто не повезло. Пусть это вас не тревожит. Я думаю как раз о вас – бог знает, сколько вам придется здесь пробыть, пока мы сможем направить помощь. – И он вернулся в самолет, где Робертс рассматривал карту.
Незадолго перед закатом к Харрису подошел Тракер Кобб, походка его была нетвердая, руки отвисли, как плети, рыжие волосы не чесаны.
– Говорят, вы уходите?
– Так точно.
– Я тоже пойду. Кто еще идет?
Капитан косо глянул на него, ощущая, как становится страшно. До сих пор, – он это выяснил уже давно, – напугать его могло только одно: присутствие рядом человека, который не совсем в себе. Ему припомнился дикий взгляд Кобба в ту ночь, когда силой пришлось удерживать его, чтобы он не пошел на свет "огней".
– Я беру с собой мистера Робертса. Нас только двое.
И он занялся упаковкой рюкзака, болезненно ощущая присутствие рядом с собой тучного человека. Все равно, что оказаться запертым в помещении с неразорвавшейся бомбой.
– И я, – настаивал Кобб. Вряд ли до него дошло сказанное капитаном.
Харрис заметил, что вслушивается в тиканье часов. Он не представлял, насколько невменяем этот человек и сколько ему еще нужно, чтобы окончательно перейти предел. Он знал только одно: взять с собой Кобба – все равно, что отправиться туда верхом на тигре. Он вспомнил слова Морана: "Не всегда это жажда, жара или расстояние, которое нужно пройти..."
– Есть риск потеряться... – услышал он свои, еще не до конца обдуманные слова. Он заметил, как тяжело дышит Кобб. Это от жары, конечно. – Все остальные, кроме Робертса, решили остаться, и я уверен, они правы, – он натянуто улыбнулся. – Считают меня беспокойным типом... – Улыбка, однако, тотчас сошла с его лица, стоило ему взглянуть в глаза Кобба.
– Они пусть делают, что хотят, а я... – Взмахнув огромной рукой, Кобб неожиданно крикнул: – Господи, хватит с меня всего этого, хватит! Ты понял?
Харрис пытался говорить спокойно, сознавая, что очутился в такой опасности, какую трудно даже представить.
– Не будем беспокоить беднягу Кепеля. Поговорим там. – Он положил руку на плечо этого человека. На ощупь оно было, как деревянная балка. И тише добавил: – Ему лучше помереть.
Кобб, не мигая, смотрел Харрису прямо в глаза.
– Как и всем нам – и вы это знаете. Поэтому вы и уходите. – Поверх руки Харриса, все еще лежавшей на его плече, он положил свою ладонь; огромные пальца истекали потом. – Ты возьмешь с собой и меня, сынок. Ты знаешь дорогу.
Харрис резко выдернул руку, словно боясь, что она попадет между створками захлопывающихся ворот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51