., есть мама. А также папа, дедушка, бабушка, сестры, братья… Семья, одним словом. И этих, чужих для тебя людей ты отныне должен воспринимать как своих родственников. Обнимать их, целовать. И обязательно — любить.
И на такой гнусный обман тебе придется пойти, если ты решишь навсегда остаться Александром Батьковичем Королевым…
Я не успеваю как следует обсудить с самим собой все плюсы и минусы своего нового положения. За моей спиной что-то с шелестом падает на пол, и тут же раздаются не очень приличные звуки, которые можно было бы классифицировать как безмятежный храп богатыря, вдоволь намахавшегося палицей в боях с многочисленными басурманами и змеями горынычами.
Я осторожно оглядываюсь.
Так и есть: как и для многих людей, газета после сытного обеда оказалась для Анны-Жанны самым действенным снотворным. Голова старушки неестественно откинута на спинку кресла, а газета простирается на ковре рядом с креслом.
Ну вот и еще одно доказательство простой житейской истины. Не следует ломиться в закрытую дверь, потому что, рано или поздно, она откроется сама.
На цыпочках подкрадываюсь к импровизированному ложу своей надзирательницы, осторожно поднимаю газету и возвращаюсь в угол. Конечно, можно было бы воспользоваться свободой по максимуму и сесть, например, на диванчик, вместо того чтобы нагружать ноги, но мы не будем наглеть, нет, мы не жадные на подарки судьбы, нам и одного пока хватит…
Медленно переворачивая страницы, чтобы не шуршать, впиваюсь взглядом в разноцветные заголовки.
Газета оказывается хорошо знакомым мне по прошлой жизни «Рупором Евро-Наций», он же, на простонародном, «Матюгальник». Тот еще орган печати, с ежедневными сенсационными разоблачениями происков властей против простых граждан, со статьями на вечнозеленые темы звериного облика международной преступности, с заметками о скандальной жизни поп— и кинозвезд, с псевдоучеными обзорами высосанных из пальца проблем типа «Грозит ли всеобщее внедрение идентификационных чипов всеобщим зомбированием человечества?», а также с многочисленными кулинарными рецептами, рекламными объявлениями, кроссвордами, анекдотами и программами телепередач…
Но сейчас я готов простить этому образчику желтой прессы все его былые прегрешения перед читателями, если он просветит меня, что творится в мире и какой, собственно, граждане, век на дворе…
Много времени для этого не требуется.
Слава богу, под названием газеты исправно напечатана дата выпуска, и, если Анна-Жанна не имеет обыкновения штудировать газеты за позапрошлый год, именно эта дата и соответствует сегодняшнему дню.
Эх, вспомнить бы еще, какое число было в тот день, когда наша мирная беседа с хозяином мирного на вид сухогруза внезапно перешла в демонстрацию мощи вакуумного оружия!.. Хотя не будем мелочиться. Достаточно того, что мне известен месяц и год своей «гибели».
Так-так, три пишем, два в уме… Итого: искомая временная разница составляет примерно пять лет. Что ж, могло быть и хуже…
Уже не заботясь об осторожности, я принимаюсь листать газету, пробегая взглядом пестрые страницы по диагонали. Прежде всего меня интересует, разумеется, политика и деятельность международных террористов. Однако, к моему великому изумлению, в «Матюгальнике» нет ни единой строчки ни о Слепых Снайперах, ни о «Спирали», ни даже о подвигах Раскрутки в борьбе с врагами человечества.
Когда я добираюсь до заключительных страниц с кроссвордами и рецептами, мне вдруг чудится, что на меня кто-то внимательно смотрит. Старое, памятное по тайным миссиям ощущение.
Я резко поднимаю голову и вижу, что инвестигаторское чутье не подвело меня и на этот раз. В дверном проеме, мелькнув, исчезает из поля зрения нечто похожее на небольшое животное.
Вскочив, устремляюсь к двери (о, эти проклятые коротенькие ножки — им требуется сделать множество шагов, чтобы преодолеть несчастных пять метров!) и уже близок к тому, чтобы выглянуть в коридор, но за моей спиной мелодия храпа внезапно обрывается, сменившись хриплым со сна голосом нянечки:
— Куда это ты собрался, негодник? А ну, назад!
— Я… мне выйти надо, — лепечу я, но Анна-Жанна оказывается непреклонной по отношению к отбывающим наказание.
— Никаких туалетов! — рявкает она. — Десять минут осталось — так что потерпишь!..
В результате в коридор я все-таки выглядываю, но время бездарно потеряно, и никого там уже нет.
* * *
— Саша! Королев, ты слышишь меня?.. Господи, ну что с тобой сегодня происходит? Вон твоя мама идет! Беги быстрее ее встречать!..
До меня не сразу доходит, что Виктория обращается именно ко мне. Во-первых, я еще не привык к своему новому имени. А во-вторых, именно в этот момент я очень занят тем. что разнимаю двух забияк, которые никак не поделят между собой робота, исполняющего в детском саду функции массовика-затейника (все-таки научно-технический прогресс не стоит на месте — еще пять лет назад обыкновенный детсад не мог позволить себе роскошь приобрести «умные игрушки». Между прочим, после сончаса выяснилось, что именно эта полуразумная железяка наблюдала за мной исподтишка, пока я изучал свежую прессу). И один из драчунов — тот самый Борька, который обещает в отдаленном будущем стать кандидатом либо в звездные десантники, либо в неоднократно судимые рецидивисты. Агрессии в его генах — хоть отбавляй!..
Мне пришлось взять на себя роль миротворца и вступиться за тщедушного Колю Прибытова, когда Борька потянулся за пластмассовой лопаткой — которую, по-моему, носил в качестве именно оружия, а не орудия для копания в песке, — чтобы использовать ее как решающий аргумент в конфликте из-за робота.
Правда, вмешательство мое едва не кончилось плачевно для меня самого. Я еще не приспособился к несоответствию своего тела тому его образу, который хранится в моем мозгу, и малая саперная лопатка опустилась не на Колину спину, а на мою.
К счастью, именно в этот момент ко мне обращается воспитательница.
Бросив красноречивый взгляд на Борьку (мол, ты у меня еще увидишь небо в алмазах!), я распрямляюсь, машинально потирая набухающий синяк между лопатками, и вижу, как по аллее от входной калитки к игровой площадке идут две женщины.
Как в сказке: «Ваша мама пришла, молочка принесла…»
Только… которая из них — моя мама?
Ведь сейчас я должен, как всякий нормальный ребенок, броситься с радостным воплем навстречу своей родной и любимой и зарыться лицом в ее подол.
А я торчу, как дурак, потому что не знаю, к кому бежать. К той, что слева, — красивой, с белокурыми, спадающими почти до талии волосами, в элегантном кожаном костюмчике, облегающем фигуру, словно вторая кожа? Или к другой, одетой гораздо проще, с каким-то неразборчиво-обыденным лицом и отнюдь не артистическим беспорядком на голове?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
И на такой гнусный обман тебе придется пойти, если ты решишь навсегда остаться Александром Батьковичем Королевым…
Я не успеваю как следует обсудить с самим собой все плюсы и минусы своего нового положения. За моей спиной что-то с шелестом падает на пол, и тут же раздаются не очень приличные звуки, которые можно было бы классифицировать как безмятежный храп богатыря, вдоволь намахавшегося палицей в боях с многочисленными басурманами и змеями горынычами.
Я осторожно оглядываюсь.
Так и есть: как и для многих людей, газета после сытного обеда оказалась для Анны-Жанны самым действенным снотворным. Голова старушки неестественно откинута на спинку кресла, а газета простирается на ковре рядом с креслом.
Ну вот и еще одно доказательство простой житейской истины. Не следует ломиться в закрытую дверь, потому что, рано или поздно, она откроется сама.
На цыпочках подкрадываюсь к импровизированному ложу своей надзирательницы, осторожно поднимаю газету и возвращаюсь в угол. Конечно, можно было бы воспользоваться свободой по максимуму и сесть, например, на диванчик, вместо того чтобы нагружать ноги, но мы не будем наглеть, нет, мы не жадные на подарки судьбы, нам и одного пока хватит…
Медленно переворачивая страницы, чтобы не шуршать, впиваюсь взглядом в разноцветные заголовки.
Газета оказывается хорошо знакомым мне по прошлой жизни «Рупором Евро-Наций», он же, на простонародном, «Матюгальник». Тот еще орган печати, с ежедневными сенсационными разоблачениями происков властей против простых граждан, со статьями на вечнозеленые темы звериного облика международной преступности, с заметками о скандальной жизни поп— и кинозвезд, с псевдоучеными обзорами высосанных из пальца проблем типа «Грозит ли всеобщее внедрение идентификационных чипов всеобщим зомбированием человечества?», а также с многочисленными кулинарными рецептами, рекламными объявлениями, кроссвордами, анекдотами и программами телепередач…
Но сейчас я готов простить этому образчику желтой прессы все его былые прегрешения перед читателями, если он просветит меня, что творится в мире и какой, собственно, граждане, век на дворе…
Много времени для этого не требуется.
Слава богу, под названием газеты исправно напечатана дата выпуска, и, если Анна-Жанна не имеет обыкновения штудировать газеты за позапрошлый год, именно эта дата и соответствует сегодняшнему дню.
Эх, вспомнить бы еще, какое число было в тот день, когда наша мирная беседа с хозяином мирного на вид сухогруза внезапно перешла в демонстрацию мощи вакуумного оружия!.. Хотя не будем мелочиться. Достаточно того, что мне известен месяц и год своей «гибели».
Так-так, три пишем, два в уме… Итого: искомая временная разница составляет примерно пять лет. Что ж, могло быть и хуже…
Уже не заботясь об осторожности, я принимаюсь листать газету, пробегая взглядом пестрые страницы по диагонали. Прежде всего меня интересует, разумеется, политика и деятельность международных террористов. Однако, к моему великому изумлению, в «Матюгальнике» нет ни единой строчки ни о Слепых Снайперах, ни о «Спирали», ни даже о подвигах Раскрутки в борьбе с врагами человечества.
Когда я добираюсь до заключительных страниц с кроссвордами и рецептами, мне вдруг чудится, что на меня кто-то внимательно смотрит. Старое, памятное по тайным миссиям ощущение.
Я резко поднимаю голову и вижу, что инвестигаторское чутье не подвело меня и на этот раз. В дверном проеме, мелькнув, исчезает из поля зрения нечто похожее на небольшое животное.
Вскочив, устремляюсь к двери (о, эти проклятые коротенькие ножки — им требуется сделать множество шагов, чтобы преодолеть несчастных пять метров!) и уже близок к тому, чтобы выглянуть в коридор, но за моей спиной мелодия храпа внезапно обрывается, сменившись хриплым со сна голосом нянечки:
— Куда это ты собрался, негодник? А ну, назад!
— Я… мне выйти надо, — лепечу я, но Анна-Жанна оказывается непреклонной по отношению к отбывающим наказание.
— Никаких туалетов! — рявкает она. — Десять минут осталось — так что потерпишь!..
В результате в коридор я все-таки выглядываю, но время бездарно потеряно, и никого там уже нет.
* * *
— Саша! Королев, ты слышишь меня?.. Господи, ну что с тобой сегодня происходит? Вон твоя мама идет! Беги быстрее ее встречать!..
До меня не сразу доходит, что Виктория обращается именно ко мне. Во-первых, я еще не привык к своему новому имени. А во-вторых, именно в этот момент я очень занят тем. что разнимаю двух забияк, которые никак не поделят между собой робота, исполняющего в детском саду функции массовика-затейника (все-таки научно-технический прогресс не стоит на месте — еще пять лет назад обыкновенный детсад не мог позволить себе роскошь приобрести «умные игрушки». Между прочим, после сончаса выяснилось, что именно эта полуразумная железяка наблюдала за мной исподтишка, пока я изучал свежую прессу). И один из драчунов — тот самый Борька, который обещает в отдаленном будущем стать кандидатом либо в звездные десантники, либо в неоднократно судимые рецидивисты. Агрессии в его генах — хоть отбавляй!..
Мне пришлось взять на себя роль миротворца и вступиться за тщедушного Колю Прибытова, когда Борька потянулся за пластмассовой лопаткой — которую, по-моему, носил в качестве именно оружия, а не орудия для копания в песке, — чтобы использовать ее как решающий аргумент в конфликте из-за робота.
Правда, вмешательство мое едва не кончилось плачевно для меня самого. Я еще не приспособился к несоответствию своего тела тому его образу, который хранится в моем мозгу, и малая саперная лопатка опустилась не на Колину спину, а на мою.
К счастью, именно в этот момент ко мне обращается воспитательница.
Бросив красноречивый взгляд на Борьку (мол, ты у меня еще увидишь небо в алмазах!), я распрямляюсь, машинально потирая набухающий синяк между лопатками, и вижу, как по аллее от входной калитки к игровой площадке идут две женщины.
Как в сказке: «Ваша мама пришла, молочка принесла…»
Только… которая из них — моя мама?
Ведь сейчас я должен, как всякий нормальный ребенок, броситься с радостным воплем навстречу своей родной и любимой и зарыться лицом в ее подол.
А я торчу, как дурак, потому что не знаю, к кому бежать. К той, что слева, — красивой, с белокурыми, спадающими почти до талии волосами, в элегантном кожаном костюмчике, облегающем фигуру, словно вторая кожа? Или к другой, одетой гораздо проще, с каким-то неразборчиво-обыденным лицом и отнюдь не артистическим беспорядком на голове?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113