ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Почему, по-твоему, я не послал все на три буквы и не рванул куда-нибудь в глушь, где на сто квадратных километров — ноль целых хрен десятых живых душ?.. Так вот, знай: Дар не позволяет мне этого! И когда мы окажемся за городом, тебе просто некого будет; спасать от козней Дюпона, Слегин. Просто-напросто сердце мое не выдержит и разлетится, как граната, на куски…
А ведь это — правда. Если учесть, что я имею в виду не инфаркт, а совсем другое…
Слегин недоверчиво смотрит на меня. Приходится напрячь свои способности к лицедейству и мученически простонать, скривившись якобы от невыносимой боли.
Представляю, что сейчас творится в душе Булата.
Ведь он уже был готов пойти на преступление ради меня. На одной чаше весов лежал многомиллионный город, а на другой был я. «Клад для человечества», как он сам выразился. И Слегин предпочел рискнуть миллионами жизней.
Он знал, что это — преступление, за которое потом ему пришлось бы отвечать по максимуму. Но даже это не остановило его. Не потому, что он — злодей или равнодушный чиновник. Беда его, как и всех тех, на чьих плечах оказывалась тяжесть ответственности за множество сограждан, заключается в том, что он научился мыслить рационально в любой ситуации. А в данном случае, когда его приперли к стенке чудовищным ультиматумом, он сообразил, что иного выхода нет и не может быть. Он совершил нехитрые математические действия и в результате получил однозначный итог. На той чаше весов, которую Дюпон пытался уравновесить одним из самых крупных городов планеты, был не только я, но и все остальное человечество. По мнению Слегина, таких городов, как Москва, в мире еще тысячи. А я — один. И если я останусь в живых, то, наверное, смогу стать живой гарантией бессмертия для десятков, сотен миллионов людей.
Через сорок с лишним минут поезд отойдет от перрона, и я во что бы то ни стало должен оказаться в нем.
А люди на перроне, которые машут мне вслед и желают счастливого пути, не знают, что обречены на гибель.
— Что ж ты мне об этом раньше не сказал?! — наконец обретает дар речи Слегин, впиваясь взглядом в циферблат часов.
— Извини, — криво усмехаюсь я, — просто подходящего повода до сих пор не подворачивалось…
— И что же теперь делать?
Не забывая изображать на лице смертную муку, пожимаю плечами:
— Поступай как знаешь. Ты ж у нас за главного и до сих пор как-то обходился без моих советов…
Он еще несколько секунд смотрит на меня, кусая губы.
Потом опять впечатывает кулак в обшивку кабины. Бедный танк — на его месте я бы разозлился на таких пассажиров, которые ни с того ни с сего распускают руки.
Наконец Слегин решается. С остервенением щелкает клавишами пульта. Потом берет микрофон.
— Я «Двадцатый», — мрачно объявляет он. — Вниманию всех участников эвакуационных учений… — (Ах, стервец! Так он еще и выдавал наш побег за учения по отработке эвакуации особо важных персон?!.) — Объявляю отбой. В том же порядке возвращаемся в пункты постоянного базирования. Повторяю: отбой учениям. Всем спасибо.
Выключив микрофон, он с кислой физиономией косится на меня и открывает рот, чтобы что-то сказать, но в этот момент танк швыряет в сторону, как детскую игрушку. Свет в кабине сразу гаснет, что-то скрежещет, и мы со Слегиным размазываемся по стенкам кабины, как будто оказались внутри центрифуги, раскрутившейся до упопомрачительной скорости.
А потом центрифугу эту кто-то резко останавливает, и я, кувыркаясь, лечу в бездонную пропасть, успев напоследок удивиться, как много препятствий оказывается в бездне.
Глава 9. ПОСЛЕДНЯЯ ДВЕРЬ ПОСЛЕДНЕГО ВАГОНА
Когда я прихожу в себя, то первая мысль, которая посещает мою больную голову, на удивление вполне логична: «Неужели Дюпон исполнил свою угрозу на полчаса раньше срока?»
Потом мне зачем-то требуется установить, жив ли я вообще, и если да, то в каком месте и времени пребываю. Тут-то и дают о себе знать многочисленные травмы. В голове словно что-то лопается, обдав мозг жгучей болью, и тело отзывается многочисленными жалобами на ушибы, ссадины и синяки.
Я охаю и открываю глаза.
Обнаруживается, что я полулежу-полусижу на заднем сиденье какой-то машины, которая несется неведомо куда с огромной скоростью, судя по мельканию смазанных теней за тонированными стеклами.
Впереди, за рулем в виде треугольного штурвала, сидит не кто иной, как Слегин, сгорбившись так, словно он ежесекундно ожидает выстрела в затылок. Лицо его — в свежих потеках крови, волосы на голове наполовину обгорели, а одежда под стать самому запущенному бомжу. Не отрывая взгляда от смотрового экрана, заменяющего лобовое и заднее стекло, Булат что-то вполголоса бубнит в коммуникатор таким тоном, будто оправдывается.
Я открываю рот и захожусь кашлем. Рот полон соленой жидкости — не иначе, крови — и твердых частиц (наверное, обломки зубов). Перед лицом очень кстати маячит карман на чехле переднего сиденья, и я пользуюсь им как плевательницей.
Заодно мне удается определить, что конечности и тело в целом, как ни странно, мне еще подчиняются, а значит, ни переломов, ни тяжелых повреждений у меня нет.
— Оклемался? — оборачивается ко мне на секунду Слегин, отключив коммуникатор. — Ну и как самочувствие?
— Как с похмелья, — отзываюсь я. — Причем такое впечатление, что, пока я пребывал в отрубоне, по мне топтались слоны и ездили бульдозеры… Будь добр, открой несчастному алкашу, что с нами произошло.
Он хмыкает.
— Ничего особенного, Лен. Просто мы сменили транспортное средство… не по своей, правда, воле, но это уже детали…
— А если серьезно?
Слегин кидает на меня короткий взгляд, словно желает удостовериться, что я вынесу ту правду, которую он собирается мне сообщить.
— А если серьезно, — говорит он, — то этот гад действительно взял нас за жабры. Во всяком случае, наша попытка к бегству с самого начала была ему известна. И, чтобы предотвратить ее, он задействовал такие силы, которые еще никогда не пускал в ход. Несколько машин, набитых вакуумной взрывчаткой, с водителями-камикадзе. Плюс снайперы, вооруженные разнообразным смертельным — причем не только стрелковым — оружием… Если бы мы не были в танке и если бы не шли в середине колонны, то сейчас беседовали бы с тобой на небесах. Между прочим, ребята там до сих пор ведут бой… С парализаторами против ракетометов и пулеметов, представляешь себе картину? — Тут он не удерживается от пары непечатных словечек. — Естественно, место действия — как в фильме про войну, все в руинах, все горит, дома рушатся… Ну а я взял на себя смелость вывезти тебя из этого ада на первом попавшемся драндулете. Извини, что опять предварительно не проконсультировался с тобой, потому как ты вряд ли был в состоянии общаться…
— И что теперь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113