ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Эх, давно он не ходил в засады! Только час спустя, когда уехал с двумя сотрудниками заметно повеселевший Семенов, Сергей и Лобанов вспомнили, что с утра ничего не ели.
– Столовая закрылась, – устало потягиваясь, сказал Лобанов. – Может, в ресторан зайдем? Хотя шуму там…
– Сначала в гостиницу, – ответил Сергей. – Домой позвонить надо. Как там мои.
– Ну пошли, раз так.
Они не спеша оделись: сейчас можно было не спешить.
На улице было холодно, люто бушевал ветер.
– Все машины разогнал! – прокричал Лобанов. – Придется пешком. На голодный желудок тяжело.
– Ничего. А мороз у вас серьезный.
– И всегда с ветром, черт его дери, – проворчал Лобанов, погружая лицо в поднятый воротник пальто.
К гостинице подошли замерзшие, исхлестанные ледяным ветром. Поднявшись к себе в номер, Сергей заказал по телефону разговор с Москвой.
– В течение часа, – предупредила телефонистка.
– Придется ждать, – вздохнул Лобанов, располагаясь в глубоком кресле.
Но телефон зазвонил почти мгновенно. Сергей поспешно сорвал трубку.
– Вот как работаем, – горделиво произнес Лобанов, подняв палец. – Это тебе, брат, не…
Однако вместо ожидаемой Москвы в трубке раздался знакомый обрадованный голос Урманского.
– Сергей Павлович? Ради бога, извините. Но вы сами просили. Знаете? Я нашел Марину!
– Поздравляю, – улыбнулся Сергей. – Как вам это удалось?
– Тысяча и одна ночь! Если написать, скажут: «так не бывает». Но главное, – с веселой торжественностью заключил Урманский, – мое счастье теперь в ваших руках.
– Это как понять?
– По телефону это невозможно понять. Если бы вы разрешили… Я понимаю, это верх нахальства… Но…
– Хотите приехать?
– Я просто мечтаю приехать и выплеснуться. Мешает только моя природная застенчивость.
– Ну валяйте. Правда, мы еще не…
Но тут в трубке что-то щелкнуло и ворвался голос телефонистки:
– Вы заказывали Москву?
– Да, да!
– Говорите… Москва, говорите… – И Сергей вдруг узнал далекий голос, кричавший: – Я слушаю!.. Я вас слушаю!..
– Мама! – в свою очередь закричал Сергей, прижимая трубку ко рту. – Мама, ты меня слышишь?
– Сережа!.. Ну конечно слышу. Как ты себя чувствуешь? Там у вас не холодно?
– Все хорошо, мама. Не холодно. Как вы там, здоровы?
– Да, да. Лена в театре. А Витенька… Вот он рвет трубку. – И Сергей услышал звонкий, взволнованный голос сына: – Папа! Папа, я разбил твою чашку! – Он знал Витькину привычку сразу выкладывать все неприятности. – Я полез…
– Ладно, сынок, ладно, – улыбнулся Сергей. – Как дела?
Витькин голос сразу стал веселым, и он еще звонче закричал:
– Папа, я по труду «пять» получил. А ты?
Сергей любил говорить сыну, что оба они трудятся и оба получают отметки.
– Нет, сынок. Я «пять» по труду пока не получил, – невольно вздохнув, он скосил глаза на Лобанова, который с веселым интересом прислушивался к разговору. – Но постараюсь…
Недолго продолжался этот радостный и беспорядочный разговор, когда вмешался голос телефонистки:
– Ваше время истекло. Кончайте.
И Сергей только успел прокричать:
– Маму поцелуй! До свидания!
Когда он повесил трубку, Лобанов с упреком сказал:
– Хоть бы привет от меня передал Марии Игнатьевне.
Но Сергей, словно не слыша его, задумчиво произнес:
– Эх, нам бы с тобой «пятерку» за труд получить… Знаешь, – он опустился на диван и закурил, – помню я одного человека. Был такой секретарь райкома у нас, Волохов. Так вот, вызвал он меня, когда я после демобилизации в Москву приехал, и сказал, что райком собирается послать меря на работу в уголовный розыск. «Это, – говорит, – должно стать делом всей вашей жизни, вашей новой профессией». И вот столько лет прошло… И чего только не было… И, по-моему, служим мы с тобой неплохо. А вот легче работать почему-то не становится.
– Волохова я знал, – кивнул головой Лобанов.
Оба некоторое время молча курили. Потом Сергей сказал:
– Я вот иногда думаю, что у нас за работа? Говорят, мы должны карать за совершенное зло…
– Карает суд, – покачал головой Лобанов.
– Ну, конечно. Но работа наша все-таки выглядит грубой, даже жестокой, что ли. Найти преступника, схватить его.
– Гораздо важнее – не дать ему пойти на преступление, – заметил Лобанов.
– А что значит «не дать пойти»? Просто помешать? Нет. Тут надо совершить переворот в его душе. Это же все равно что вылечить тяжелобольного. Я тебе так скажу. Я бы нашу работу поставил рядом с работой учителя и врача.
– Ишь ты, – улыбнулся Лобанов.
– А что? Я же понимаю, чего ты улыбаешься.
– Многого нам не хватает, чтобы рядом с учителем и врачом стать.
– Согласен. Но я о гуманности профессии говорю. У нас ее только труднее разглядеть. Но она есть, если в корень смотреть. Есть.
Лобанов сердито вздохнул.
– А я большую разницу вижу в этих самых профессиях. Вот врач. Он всех своих больных должен, не знаю как, жалеть, должен даже, если хочешь, любить, потому – человек перед ним, больной, страдающий. А я всех наших «больных» любить не могу. И чем тяжелее наш «больной», тем я его больше ненавижу. Я сейчас думаю, к примеру, как мне этого подлеца Семенова разоблачить, а не «вылечить», как мне его, бандита, скорее за решетку спровадить.
– Ну, а потом? – усмехнулся Сергей.
– Что «потом»?
– Ну, спровадил. А потом?
– А-а. Потом, конечно, лечить его придется, – хмуро согласился Лобанов. – Никуда тут не денешься.
– Вот видишь. Придется, значит, лечить. Даже Семенова. Ну, а других, кого он, допустим, с пути сбил, запутал или запугал? Что, мы не видели с тобой таких? Лобанов задумчиво подтвердил:
– Видели… Много таких видели… И все это верно, что ты говоришь. Но сейчас у меня гвоздем сидит в голове Семенов. Как его заставить говорить, как узнать, что он придумал?
– Как-то там наши ребята сейчас в засаде, – сказал Сергей. '
В дверь постучали.
– Войдите!
В маленькой прихожей, заполняя ее всю, появилась высокая фигура Урманского, как обычно, в пушистой шапке с опущенными ушами и со знакомой тоненькой папкой в руке.
– Сергей Павлович, я понимаю всю бестактность моего вторжения! – Он поднял вверх руки и на секунду стал похож на дрессированного медведя.
– Раздевайтесь, – кивнул ему Сергей, – и спустимся в ресторан. Мы умираем голодной смертью.
– Этого я себе никогда не прощу! – принимая его шутливый тон, воскликнул Урманский. – Хотя на меня будут молиться все жулики города.
В ресторане гремел оркестр, между столиками кружились раскрасневшиеся пары, сновали с подносами официанты.
Сергей, Лобанов и Урманский, оглушенные, остановились в дверях, оглядываясь по сторонам в поисках свободного столика.
Изящно лавируя среди танцующих, к ним приблизился худощавый, в черной визитке седой метрдотель.
– Желаете поужинать?
– Хотя бы, – усмехнулся Лобанов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52