Неторопливо, опустив руки по бокам, – длинная, узенькая коробочка с драгоценностями слегка покачивается в ее руке, – она пошла по прихожей. Когда она проходила мимо роскошного зеркала в позолоченной раме, висевшего посередине комнаты, то услышала, как щелкнул замок. Она ухмыльнулась и продолжила свой путь в спальню, где одевался к обеду се любовник.
– Cher.
Пьер Фремонт вздрогнул, посмотрел на нее.
– Что?
– Вот, только принесли.
Взгляд Пьера устремился мимо нее к входной двери.
– Клео, разве можно так… – Он вертел в руках запонки, показав рукой на ее наготу.
Она откинула назад голову и засмеялась, потом села, подтянула под себя ноги, так что пятки оказались на подушке дивана. При виде золотистого пуха между ее ног у Пьера во рту все пересохло.
– Что за глупости! – произнесла она, делая вид, что сердится. – Разве я стану показываться в таком виде перед совершенно незнакомым человеком?
– Нет, конечно, не станешь, – торопливо согласился он.
Его Клео не сделает подобной вещи. Ну, она любит демонстрировать себя в чем мама родила, а он еще больше любит ее за это. Особенно когда она надевает черные чулки с эластичным верхом, туфли на высоких каблуках и красит губы красной помадой «Вавилонская блудница», юная профурсетка, чудище, которая сразу же позволила ему насладиться собой и, поступив так, сделала его ненасытным.
Как сильно он полюбил свою драгоценную Клео! Глядя на нее, он наслаждался ее красотой и поклялся, что ничто не заставит его потерять ее, ничто…
«Я сдержал свое слово, а она даже не знает об этом». Наблюдая за Пьером, Клео точно знала, о чем он думает. Всегда знала об этом. Такой же у нее была и мать, имевшая дар ясновидения. Она была пьяницей и потаскухой, которая сводила концы с концами тем, что надувала наивных туристов, только что сошедших с корабля, горевших желанием отведать экзотических арабских прелестей. Предсказание судьбы, гадание по руке, заговоры, – деньги так и сыпались от пожилых и великовозрастных пассажиров, которые читали в журнальчике корабля о таинственной связи мадам Трубецкой с потусторонними мирами. Такая реклама обходилась дорого, и дыра в прибрежной стене Бейрута, раскрашенная в виде шатра и названная «Шейх», была по карману только царственной особе, но толпа лопоухих посетителей не убывала.
Если бы не приходилось тратиться на спиртное и наркотики, то денег с этих простаков хватало бы на все. Но во время наплыва туристов вкусы мадам Трубецкой менялись от дешевого местного вина до шампанского высшего качества и серого опиума. Зимой она расплачивалась натурой с хозяином квартиры. Когда Клео исполнилось десять лет, то туристам в оплату жилья включались также и ее услуги…
Клео боролась с искушением взять еще одну клубничку. Но не удержалась и протянулась за ней, как будто у нее их было бесчисленное количество и она могла поглощать их в любое время. Свой характер она вырабатывала очень долго. Даже теперь, когда она зажила такой жизнью, о которой не могла и мечтать ее мать, где-то глубоко в ней скрывался печальный, молчаливый, трясущийся ребенок, который все еще боялся, что у него все отнимут.
– Это для меня?
– Что?
– Право, Пьер! Ты совсем не обращаешь на меня внимания!
Ее надутые губки одновременно и пристыдили, и возбудили его. Он уставился на коробочку.
– Если бы я не была уверена, что ты не женат, то я бы подумала, что этот подарок прислала тебе жена! – Клео встала, прикинувшись рассерженной. – Или это – подарок другой женщине?
– Да нет же, Клео.
Пьер лихорадочно сорвал оберточную бумагу и открыл коробочку от ювелира. На черном бархате было уложено целое созвездие бриллиантов и сапфиров, соединенных извивающимися змейками, превратившихся в уникальный браслет.
– Подойди сюда! – хрипло прошептал он.
Он возился с застежкой, потому что не мог оторвать глаз от великолепных грудей. Наконец он защелкнул браслет на ее запястье. Клео отошла назад и приподняла свою руку, как танцовщица, воздевающая руки к небу.
– Я этого не забуду, – снова и снова шептала она.
Еще бы. Клео достаточно было только назвать что-нибудь. Например, сказать, что ей очень нравится браслет в витрине магазина Булгари, и все. Пьер воспринимал это как намек на то, чтобы купить его. Ему лишь хотелось сделать ей приятное и сделать ее довольной и счастливой, какой она была теперь. Клео ходила по комнате, а Пьер думал: «Моя… Она моя!»
Эта мысль встряхнула Пьера без всякого предупреждения, напомнив ему о телеграмме, которую он получил всего час назад от Арманда Фремонта. Он помнил, как его сердце сжал страх, когда он прочитал содержание телеграммы. И все же у него появилось приподнятое настроение, которого раньше он не испытывал. Была устранена опасность, грозившая ему, Клео, когда по дороге в Женеву произошел несчастный случай с Александром Мейзером. Но радостное возбуждение и облегчение сопровождались предчувствиями. Масса вещей могла обернуться не так, как хотелось. Вот почему, когда он наконец успокоился, он позвонил Джасмин, той самой Джасмин, которая предвидела все его вопросы и дала ему все ответы, в которых он нуждался.
– Пьер, дорогой. Я спрашиваю, действительно ли ты готов пойти куда-нибудь, чтобы это отметить? – Клео сжала кулачок, драгоценные камни засверкали перед глазами Пьера. Потом копчиком языка она облизала краешки своих губ. – Или ты хочешь остаться здесь?
– Давай лучше останемся здесь, лишь мы двое.
– Как тебе больше нравится, любовь моя, – прошептала Клео, устраиваясь у него на коленях.
Хотя она и была очень тронута подарком, Клео знала, что Пьер что-то скрывает от нее. Он нервничал, несчастный врунишка. Она радовалась, что подвела его к тому, чтобы он остался. Наедине она сумеет его несколько подпоить. Пьер, может быть, и волевой человек, но против алкоголя устоять не может. Когда его охватит сонливость, она уложит его в постель и пошарит в том месте, о котором, как он считал, она ничего не знает, но в котором он хранил самые свои сокровенные тайны.
Еще два месяца назад Пьер Фремонт воспринимал мир как что-то совершенное. Как и другие Фремонты, он воспитывался в атмосфере власти и привилегий. Осторожный и дотошный от природы, он обнаружил, что может объяснить тайны банковского мира так же просто, как некоторые ученые читают папирусы, написанные на умерших языках. Для него банковское дело означало порядок, а без порядка все остальное ничего не значило.
Будучи аспирантом Сорбонны, он работал на Ротшильдов, потом сменил ряд других европейских учреждений, не только накапливая опыт, но и устанавливая ценные контакты. К середине тридцатых годов Пьер завоевал уважение в среде международных банковских и финансовых кругов и недавно достиг вершины своей карьеры, когда его назначили управляющим вопросами истории банковского дела в Ливане.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112