Миллионы людей на планете каждый день расходятся, и только с некоторыми, исключительно мнительными и нервозными, происходят после разводов разные неприятности. В основном люди переживают это умеренно, ищут и находят замену и успокаиваются чем-то другим… И во всем плохом можно найти что-то хорошее, если постараться. Но стараться надо всегда. А душе свойственно утешаться.
Но Кристина… именно особый, редкий случай. Необычный. Одиночный. Она не умела и даже не пробовала довольствоваться тем, что ей дано жизнью, а упрямо желала непрерывно горевать о том, в чем ее обделили. Геннадий Петрович не мог, как ни бился, ее убедить, что никогда не бывает в жизни так уж плохо или так уж отлично, как думают люди. На свете нет ничего безусловно важного или неважного. Все куда проще и легче. Да, жизнь состоит из проблем. Ну и что? Из этого не следует, что она нехороша, а тем более невыносима.
Он твердил дочери, что люди нередко склонны все усложнять. А чувство обиды опасно своей стремительностью, моментально разрушающей сердце и разум.
Но видимо, человеку необходим особый склад ума, чтобы увидеть, как все просто. Кристина им не обладала. И случившееся оказалось для нее будто острый нож, после удара которого слишком многое не срослось.
Оставаясь дома одна, Кристина постоянно подходила к окну, прижималась лбом к холодному стеклу и стояла так часами, глядя на ободранных голубей. Пока не приходил кто-нибудь или начинал звонить телефон.
Напрасно отец пытался убедить ее в том, что теперь наилучший вариант — все забыть. Это будет самым сильным ударом наотмашь и настоящим поражением для самолюбивого и тщеславного Виталия.
Кристина ничего забывать не собиралась и беспокоила отца все больше и больше. Замыкалась все сильнее. Все упорнее не хотела и не умела найти себе занятие. Геннадий Петрович хорошо понимал, что он беспредельно избаловал дочь. У нее полное отсутствие жизненной стойкости и нежелание любой ответственности, даже страх перед ней. Но сетовать и горевать об этом слишком поздно…
И подрастающая Машенька Кристину нисколько не отвлекала и не успокаивала. Хотя дети должны радовать и утешать. И тревожить одновременно. Одно другого не исключает. А у Кристины — ни радости, ни волнений, ни забот… Ничего… Космическая пустота…
Правда, некоторое время после рождения дочки Кристина жила спокойно и умиротворенно. Даже забыла про свои вечные болезни, научилась их не замечать. Кристина возилась с дочерью с удовольствием, как с живой куклой, оставив без внимания свои головные боли, больной желудок и артрит. И непрерывно удивлялась родившемуся ребенку. Надо же, малышки не было — и вдруг есть!
Но Машенька подросла, стала неосознанно требовать и отнимать у матери все больше времени, излагать свои взгляды, желания и настроения, и Кристине это не понравилось. Она сразу сникла, начала раздражаться… Потом добавились измены Виталия… И Кристина опять погрузилась в себя, в свои думы и проблемы, считая трудности окружающих ерундой, ее не касающейся. В том числе и Машенькины.
И Геннадий Петрович, долго страдающий за дочь из-за ее неудавшейся жизни, внезапно сник и сдался. Устал… Измотался вконец… Да и что он может теперь сделать для Кристины? Что еще купить, когда и так все давным-давно куплено, а в глазах ее печаль? И разве прислушивается она к советам отца, вникает в них?.. И что посоветовать?
Почему она разошлась с Виталием, Воздвиженский толком так и не узнал. Выспрашивать дотошно и с пристрастием он не собирался. Дочь не маленькая, а рассказывать она ничего не захотела.
Впрочем, Геннадий Петрович догадывался о многом. Да и как не догадаться, если зять — настоящий красавец, а дочь сидит с ребенком и почти не выходит из дома? Все чересчур примитивно и легко объяснимо. А потому тошнотворно…
И что особенного в гулянках мужа? Женщина со стороны — вариант обычный… Знала бы Кристина, сколько таких вариантов было когда-то у ее отца, которого величали тогда Гешок… Но не рассказывать же ей… Правда, после рождения Кристины все увлечения стали вянуть, гаснуть и понемногу сошли на нет. Дочка заменила молодому медику все радости жизни.
А теперь… Зачем ей, например, понадобился этот угрюмец в погонах?..
Кристина и сама себе не ответила бы на такой вопрос.
После развода с Виталием она жила одиноко, любовников не заводила, романами не увлекалась. Даже не пыталась себя ими развлечь. Словно отрешилась от земного и грешного, не отдавая себе в этом отчета. Метаться хуже, подумала она однажды. И не надо. Лучше сохранять хотя бы внешние тишину и спокойствие…
Они втроем шли по поселку, и Маша развлекала нового знакомого и заодно себя рассказами и приятными воспоминаниями из своего детства.
— Мы гуляли как-то мимо этих дач, где живут важные персоны, — щебетала Маша. — Их мама и бабушка всегда называли «шишки». Я подняла с земли еловую шишку и с размаху кинула ее через забор одной из этих дач. По-моему, вон той! Мама возмутилась: «Что ты делаешь?!» А я отвечаю: «Ну что такого? За забором будет одной шишкой больше!».
Егор улыбнулся. Ему удивительно не шла улыбка. Казалась чужой на его лице, резиновой, будто приклеенной, позаимствованной у кого-то на время, взятой напрокат…
— Бойся людей, которым не идет улыбка, — когда-то, довольно давно, сказал Кристине отец.
Она удивилась:
— Но улыбка идет всем!
— Нет, — покачал головой отец. — Это не так. Ты сама потом заметишь.
Сейчас она вдруг вспомнила его слова… Но бояться этого сумрачного неулыбу?.. С чего бы?..
— У тебя нет чувства края, — повторял отец. — Нет и не было. И не появилось до сих пор. Ты у нас какая-то бескрайняя девушка. Будь осторожнее со своей беспредельностью…
Кристина не понимала и не принимала его предостережений всерьез.
— А на одной парте у нас в классе нацарапано: «Щас напишу какую-нибудь гадость!» Это как понимать? — продолжала поддерживать беседу Маша.
— Как пустую угрозу, — ответил полковник. — Таких в жизни немало. Людям нередко нравится пригрозить, но ничего не сделать. Это спокойнее. Да и правильнее. Слова часто пусты. Слишком часто…
Надо же, какая редкая мудрость для человека в погонах, подумала Кристина. Правда, с военными она в своей жизни практически не встречалась, разве что на улицах. Но почему-то была убеждена, что все они — непроходимые дуболомы. Чтобы держать в руках ружье и стрелять без промаха, особого ума не требуется.
— А почему вы не хотите жить мирной жизнью? — спросила Кристина Егора.
— Потому что в принципе ею никто и не живет, — хмуро отозвался он. — Все только делают вид… А война, забодай ее комар, идет ежедневно. На коммунальных кухнях, среди детей и родителей, мужей и жен, начальников и подчиненных, продавцов и покупателей, контролеров и «зайцев»… Короче, мирная жизнь нам только снится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Но Кристина… именно особый, редкий случай. Необычный. Одиночный. Она не умела и даже не пробовала довольствоваться тем, что ей дано жизнью, а упрямо желала непрерывно горевать о том, в чем ее обделили. Геннадий Петрович не мог, как ни бился, ее убедить, что никогда не бывает в жизни так уж плохо или так уж отлично, как думают люди. На свете нет ничего безусловно важного или неважного. Все куда проще и легче. Да, жизнь состоит из проблем. Ну и что? Из этого не следует, что она нехороша, а тем более невыносима.
Он твердил дочери, что люди нередко склонны все усложнять. А чувство обиды опасно своей стремительностью, моментально разрушающей сердце и разум.
Но видимо, человеку необходим особый склад ума, чтобы увидеть, как все просто. Кристина им не обладала. И случившееся оказалось для нее будто острый нож, после удара которого слишком многое не срослось.
Оставаясь дома одна, Кристина постоянно подходила к окну, прижималась лбом к холодному стеклу и стояла так часами, глядя на ободранных голубей. Пока не приходил кто-нибудь или начинал звонить телефон.
Напрасно отец пытался убедить ее в том, что теперь наилучший вариант — все забыть. Это будет самым сильным ударом наотмашь и настоящим поражением для самолюбивого и тщеславного Виталия.
Кристина ничего забывать не собиралась и беспокоила отца все больше и больше. Замыкалась все сильнее. Все упорнее не хотела и не умела найти себе занятие. Геннадий Петрович хорошо понимал, что он беспредельно избаловал дочь. У нее полное отсутствие жизненной стойкости и нежелание любой ответственности, даже страх перед ней. Но сетовать и горевать об этом слишком поздно…
И подрастающая Машенька Кристину нисколько не отвлекала и не успокаивала. Хотя дети должны радовать и утешать. И тревожить одновременно. Одно другого не исключает. А у Кристины — ни радости, ни волнений, ни забот… Ничего… Космическая пустота…
Правда, некоторое время после рождения дочки Кристина жила спокойно и умиротворенно. Даже забыла про свои вечные болезни, научилась их не замечать. Кристина возилась с дочерью с удовольствием, как с живой куклой, оставив без внимания свои головные боли, больной желудок и артрит. И непрерывно удивлялась родившемуся ребенку. Надо же, малышки не было — и вдруг есть!
Но Машенька подросла, стала неосознанно требовать и отнимать у матери все больше времени, излагать свои взгляды, желания и настроения, и Кристине это не понравилось. Она сразу сникла, начала раздражаться… Потом добавились измены Виталия… И Кристина опять погрузилась в себя, в свои думы и проблемы, считая трудности окружающих ерундой, ее не касающейся. В том числе и Машенькины.
И Геннадий Петрович, долго страдающий за дочь из-за ее неудавшейся жизни, внезапно сник и сдался. Устал… Измотался вконец… Да и что он может теперь сделать для Кристины? Что еще купить, когда и так все давным-давно куплено, а в глазах ее печаль? И разве прислушивается она к советам отца, вникает в них?.. И что посоветовать?
Почему она разошлась с Виталием, Воздвиженский толком так и не узнал. Выспрашивать дотошно и с пристрастием он не собирался. Дочь не маленькая, а рассказывать она ничего не захотела.
Впрочем, Геннадий Петрович догадывался о многом. Да и как не догадаться, если зять — настоящий красавец, а дочь сидит с ребенком и почти не выходит из дома? Все чересчур примитивно и легко объяснимо. А потому тошнотворно…
И что особенного в гулянках мужа? Женщина со стороны — вариант обычный… Знала бы Кристина, сколько таких вариантов было когда-то у ее отца, которого величали тогда Гешок… Но не рассказывать же ей… Правда, после рождения Кристины все увлечения стали вянуть, гаснуть и понемногу сошли на нет. Дочка заменила молодому медику все радости жизни.
А теперь… Зачем ей, например, понадобился этот угрюмец в погонах?..
Кристина и сама себе не ответила бы на такой вопрос.
После развода с Виталием она жила одиноко, любовников не заводила, романами не увлекалась. Даже не пыталась себя ими развлечь. Словно отрешилась от земного и грешного, не отдавая себе в этом отчета. Метаться хуже, подумала она однажды. И не надо. Лучше сохранять хотя бы внешние тишину и спокойствие…
Они втроем шли по поселку, и Маша развлекала нового знакомого и заодно себя рассказами и приятными воспоминаниями из своего детства.
— Мы гуляли как-то мимо этих дач, где живут важные персоны, — щебетала Маша. — Их мама и бабушка всегда называли «шишки». Я подняла с земли еловую шишку и с размаху кинула ее через забор одной из этих дач. По-моему, вон той! Мама возмутилась: «Что ты делаешь?!» А я отвечаю: «Ну что такого? За забором будет одной шишкой больше!».
Егор улыбнулся. Ему удивительно не шла улыбка. Казалась чужой на его лице, резиновой, будто приклеенной, позаимствованной у кого-то на время, взятой напрокат…
— Бойся людей, которым не идет улыбка, — когда-то, довольно давно, сказал Кристине отец.
Она удивилась:
— Но улыбка идет всем!
— Нет, — покачал головой отец. — Это не так. Ты сама потом заметишь.
Сейчас она вдруг вспомнила его слова… Но бояться этого сумрачного неулыбу?.. С чего бы?..
— У тебя нет чувства края, — повторял отец. — Нет и не было. И не появилось до сих пор. Ты у нас какая-то бескрайняя девушка. Будь осторожнее со своей беспредельностью…
Кристина не понимала и не принимала его предостережений всерьез.
— А на одной парте у нас в классе нацарапано: «Щас напишу какую-нибудь гадость!» Это как понимать? — продолжала поддерживать беседу Маша.
— Как пустую угрозу, — ответил полковник. — Таких в жизни немало. Людям нередко нравится пригрозить, но ничего не сделать. Это спокойнее. Да и правильнее. Слова часто пусты. Слишком часто…
Надо же, какая редкая мудрость для человека в погонах, подумала Кристина. Правда, с военными она в своей жизни практически не встречалась, разве что на улицах. Но почему-то была убеждена, что все они — непроходимые дуболомы. Чтобы держать в руках ружье и стрелять без промаха, особого ума не требуется.
— А почему вы не хотите жить мирной жизнью? — спросила Кристина Егора.
— Потому что в принципе ею никто и не живет, — хмуро отозвался он. — Все только делают вид… А война, забодай ее комар, идет ежедневно. На коммунальных кухнях, среди детей и родителей, мужей и жен, начальников и подчиненных, продавцов и покупателей, контролеров и «зайцев»… Короче, мирная жизнь нам только снится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66