Ливингстон испросил разрешения у губернатора попрощаться со своим другом.
Прощание произошло у трапа.
Прощание было торопливым, скомканным, почти нелепым.
В глазах у торговца стояли слезы.
Капитан являл собой пример полного физического и морального благополучия.
Ливингстон крепко обнял друга:
— Прости меня, Уильям.
— За что? — настолько искренне спросил капитан, что торговец заскрипел зубами.
— Прости. Есть за что. Хотя бы за то, что я не могу тебе ничего рассказать.
Кидд широко улыбнулся и похлопал друга по плечам ладонями скованных рук.
— Присматривай за Камиллой. Ей будет нелегко без меня. Присматривай.
Ливингстон мрачно опустил голову:
— Прощай.
— Прощай, друг. Все же немного щемит сердце, из-за того что она не сможет прийти в порт. Но так надо, я считаюсь преступником, и от этого никуда не уйти.
Ливингстон тяжело кивнул, слепым движением надел шляпу и, развернувшись, пошел прочь.
Солдат подтолкнул капитана к трапу.
Поместили его так, как должны были поместить настоящего преступника. В темной квадратной конуре высотою всего пять футов. Разогнуться было невозможно. Кандалы тоже невероятно мешали. Кормили капитана также отвратительно. Казалось бы, в этой части лорд Белломонт мог сделать послабление и посылать пищу со своего стола, тем более что его самого мучило несварение. Но губернатор боялся хотя бы даже этим выказать свое особое отношение к преступнику. Кто знает, может быть, среди членов команды есть шпионы и наушники, и какая-нибудь куриная ножка может стать сильнейшим аргументом во время слушания дела в суде или при докладе его в палате общин.
Тяготы своего положения Кидд переносил с легкостью. Он грезил. Если во время предыдущего своего плавания он мечтал о встрече с возлюбленной, то теперь упивался воспоминаниями о последнем свидании.
Губернатора изводила качка в его роскошной каюте. Как ни странно, он чувствовал себя несчастным и брошенным. Странно-романтическое название корабля «Одинокое сердце» он считал созвучным своему состоянию, и ни на секунду не приходило ему в голову, что оно имеет большее отношение к пассажиру из затхлого трюмного ящика.
У матросов «Одинокого сердца» капитан Кидд пользовался популярностью.
Все, оказывается, о нем слышали.
Кто-то — о фантастических его победах в сражениях с французами во время последней войны Вильгельма Третьего с Людовиком Четырнадцатым.
До кого-то доходили слухи, что парень из темной каюты в трюме чем-то насолил то ли парламенту, то ли правительству. Это само по себе вызывало уважение и интерес.
Были и такие, кто связывал его имя с громадными золотыми кладами, покоящимися на далеких островах в Индийском океане. Эти были настырнее всех.
Они начали по вечерам, подкупив часового, собираться у дверей его камеры и беседовать.
Кидду, как всякому нормальному человеку, надоедало сидеть почти в полной темноте, и он радовался возможности развлечься светом свечи. Дверь была решетчатая ради вентиляции.
Именно ради света Кидд подбредал к ней. Одиночество его нисколько не тяготило. Тем более что он его совсем не ощущал.
Все время и везде он был вместе с Камиллой.
Разговаривал с ней.
Переглядывался.
Теперь ему для этого даже алмаз не был нужен.
Ему для этого не был нужен даже хрусталь.
— Говорят, что ты плавал вместе с капитаном Леруа?
— Да.
— По слухам, этот француз сделался богачом, когда захватил судно Ост-Индской компании. Оно было доверху набито золотом и драгоценностями.
— Это правда.
— Ты был на этом корабле?
— И все видел своими глазами?
— Нет, я сидел в мешке.
— В каком мешке?
— Зачем в мешке?
— Меня хотели утопить.
— За что?
— Ты взял общие деньги?
— Ты хотел дезертировать?
— До сих пор не знаю за что.
— А почему тебя не утопили?
— Начался бой.
— То есть золота ты не видел?
Вопрос свидетельствовал о почти полном разочаровании, еще мгновение — и свеча была бы задута.
— Видел.
— Видел?!
— Золото?!
— Сколько его было?
— Много. Но не целый корабль. Если все трюмы забить золотом, корабль потонет.
— Сколько же его было?
— Сундук, полный сундук.
— Большой?
— Да.
— Вот такой?
— Два ярда длиной и полтора шириной. Или немного меньше. Да, немного меньше.
Возникло густое молчание. Дыхание затаилось. Пламя свечи перестало колебаться. Шло мысленное подсчитывание количества денег, которое могло бы поместиться в таком сундуке. Два ярда на полтора…
— А какой он был высоты?
— Кто?
— Ну, сундук.
— Не меньше ярда.
— Клянусь зубами той акулы, что ждет меня на глубине, там должно быть не меньше ста тысяч фунтов.
— Клянусь хвостом сатаны, там должно было быть не меньше двухсот тысяч гиней.
Кидд заинтересовался:
— Кто сказал про хвост сатаны?
После молчания:
— Ну я. Могу перекреститься, если желаете.
— Просто у меня был знакомый, у которого это присловье было любимым.
— Хороший человек?
— Я бы так не сказал.
— Да что вы там про человека, надо подсчитать как следует, сколько там было золота.
— Скажите… сэр, а куда Леруа подевал этот сундук?
— Часть денег он раздал команде, как полагается, а половину спрятал.
Сразу несколько голосов пролаяло:
— Кла-ад!
— Сэр, а вы хотя бы приблизительно представляете себе, куда он его зарыл?
— Конечно представляю, я сам помогал ему его зарывать. Вернее, не зарывать, а заваливать камнями. Леруа нашел расщелину в скале, поставил на дно и немного в нишу этот сундук и завалил сверху камнями. Я и заваливал с одним негром. У Леруа были в экипаже негры, и он…
Кидд замолчал, ощутив вдруг, какой мощи внимание направлено на него. Слабый свет одинокой свечки освещал скопище из пяти или семи потных красных лиц с чудовищно напряженными глазами.
— Ну вот, собственно, и все.
— А где теперь этот негр?
— Его убил Леруа.
— А что стало с самим французом?
— Его убили дикари, воины какого-то местного племени обнаружили нас сразу после того, как мы завалили тайник камнями.
Последовавший приступ молчания был еще тяжелее предыдущего.
— Значит…
— Выходит…
— Получается, вы, сэр, единственный человек, кто знает, где находится этот клад.
— Я был таким человеком.
— Что значит был?
— Вы же не убиты.
— И с памятью у вас все в порядке.
— Да, да. У меня все в порядке.
Возбужденные собеседники решили конечно же, что Кидд понял, что проговорился, и теперь начинает путать следы.
— Так если вы в полном порядке, вы прекрасно представляете, где он лежит, этот сундук.
— Я прекрасно представлял это себе раньше. Теперь там этих денег нет.
— Что значит нет?
— Я их отдал.
— Кому?
— Капитану Каллифорду.
— Зачем?
— Я выкупил у него жизнь своего друга Базира.
— Мусульманина?
— Да.
— А разве мусульманин может быть другом?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93