Я брызгала слюной от злости, вспоминая своего «подлого обманщика», она жаловалась на изменщика «прынца». Мы жалели друг друга, понимали друг друга и умудрились ни разу не назвать фамилии (фамилию!) своих возлюбленных! А потом она говорила о приятелях в Новосибирске, о каких-то «хороших знакомых, которые практически родственники». Стоило только спросить, проявить хотя бы минимум любопытства и человеческого интереса! А кстати, что бы я тогда сделала, услышав ответ?
Замерла в тупом недоумении? Вцепилась ей в волосы? Выставила бы из дома вместе с ее дурацким майонезом и пельменями? Значит, после Бирюкова у Натальи был Пашков. И выходит, несчастного Вадима Петровича он мог убить еще и за то, что тот когда-то спал с его женщиной, с его Офелией…
Я мрачно отковыряла ногтем остатки моркови со стенки салатницы, меланхолично отправила их в рот и навзничь упала на тахту. Глаза мои смотрели в потолок. С потолка на меня таращилась люстра со старыми, потрескавшимися плафонами. А когда-то на том месте, где покоилась сейчас моя голова, лежала мертвая, отрубленная рука с размозженной костью и дряблыми сизыми жилами.
Пашков не просто вел меня к могиле — на этом скорбном пути он пытался напугать меня до смерти. Чего он добивался? Того, чтобы я сошла с ума? Того, чтобы околела от разрыва сердца или прободения язвы желудка? (Кстати, в последнем он, похоже, весьма преуспел!) Чего он добивался и добивается?!
В принципе подробности не имели такого уж важного значения. Сережа желал моей смерти — это было ясно. И я точно знала, чего хочется мне — всего лишь жить и еще, наверное, обвешать весь дом внутри и снаружи плакатами с цитатой из того же Шекспира, где метровыми алыми буквами будет написано: «На мать свою не покушайся, Гамлет! НЕ ПОКУШАЙСЯ!!!»
Прошло, наверное, полчаса или больше. Я встала с тахты, добрела до ванной и умылась ледяной, пахнущей хлоркой водой. В зеркало над раковиной смотреть не стала принципиально: вряд ли оно отразило бы что-нибудь привлекательное! Потом подошла к телефону, сняла трубку, да так и не набрала номер — прямо с трубкой в руке бессильно сползла по стене. Белый спиральный провод растянулся до самого пола. Надо было позвонить Ольге, надо было рассказать ей все. Но язык отказывался слушаться, ноги не держали, а в висках стучало: «За что? За что? За что?» Ольга больше всех боялась, больше всех верещала: «Я — Гертруда! Меня отравят! Ах, я обречена!» — а в результате оказалась и вовсе ни при чем. Так, кстати, обычно и бывает.
Ольга ни при чем. Зато Пашков — «при чем». И в это невозможно, нельзя поверить! Я изо всех сил старалась убедить себя в том, что это уже не тот Сережа, которого я любила, а кто-то другой — страшный, непонятный. Даже глаза у него теперь, наверное, чужие. И голос, и руки. Но все во мне помнило его прежнего и отчаянно не хотело соглашаться с тем, что произошло, вот беда-то!
Немного поплакав и чуть ли не в кровь искусав губы, я все-таки встала, набрала номер Ольги и, чтобы не разрыдаться, уставилась в стену выпученными, как у жабки, глазами. Раздалось три или четыре длинных гудка, потом включился автоответчик: «Здравствуйте, я сейчас не могу подойти к телефону. Оставьте, пожалуйста, ваше сообщение…», — ну и так далее…
«Интересно, где это ее носит?» — с некоторой тревогой подумала я, хлюпнула носом и сказала в трубку:
— Оля, это Женя Мартынова. У меня для вас есть одна важная новость. Вам нечего бояться и не о чем беспокоиться. У меня появились не то чтобы доказательства, просто… В общем, во всем виноват мой бывший друг Сережа. Не знаю уж, что там с ним случилось, но он прилетел в Москву для того, чтобы отомстить мне за измену. Он, скорее всего, один из руководителей той самой организации и бывший любовник Каюмовой. Это все было в тексте. В тексте «Гамлета». Помните в переводе Лозинского: "Принц Гамлет — принц, он вне твоей звезды…
Дальнейшие свои соображения и выводы я изложила буквально в трех словах с одной-единственной целью — чтобы она поверила и успокоилась. Потом аккуратно опустила трубку на рычаг. И отправилась в комнату — плакать дальше.
А что делать? Только плакать и оставалось. Это в дурацких триллерах и «ужастиках» можно прокричать в лицо зомбированному или сошедшему с ума другу:
«Джон (Пит, Фрэнк), вспомни гамбургер с кетчупом (макарену на пляже, аптекаря в голубых трусах)!» И тот незамедлительно вспомнит нужный случай из детства (прикол из юности, незабываемый миг романтической любви), и страшная его рожа тут же просветлеет, глаза сделаются осмысленными, а из горла вырвется угрожающий рык: «Кто это меня заколдовал? Кто хотел заставить меня обидеть моего лучшего друга?! А вот я сейчас вас всех!»
Н-да… Хорошо, конечно, быть героиней триллера со счастливым финалом, но что делать в моей ситуации, я представляла очень смутно. Пойти в милицию с томиком Шекспира и со всеми своими соображениями? Может быть… Если, конечно, Сережа позволит мне дойти, а оттуда соответственно меня не пошлют по весьма далекому, но зато очень конкретному адресу. А вдруг не пошлют? Вдруг поверят?
Тогда Пашкова арестуют. И что будет дальше? Тюрьма? Расстрел? Или какой-нибудь там институт судебной медицины и психиатрии?
— Не-ет! — снова тихо застонала я и заметалась по комнате, зябко обхватив руками плечи.
А не попробовать ли поговорить с ним самой? Выслушает — хорошо, не дослушает — пусть так: двум смертям не бывать, а одной, как говорится… Зато никого не предам, не посажу, не возьму грех на душу! И тут же противненький внутренний голос пакостно зазудел: «Отчего же? Как раз возьмешь! Вспомни, о чем вы не так давно разговаривали с Ольгой? Спектакль еще не закончен., и впереди намечаются четыре очаровательных трупика: Гертруда, Лаэрт, Клавдий и сам Гамлет — строго в порядке очередности! Твоя смерть не остановит действия, она просто станет еще одним звеном в развитии сюжета. И все остальные погибнут исключительно потому, что ты ничего не сделала — потому что ты просто и без сопротивления умерла!»
Я прошла на кухню, включила чайник, нацедила с полчашки заварки, бухнула три ложки сахару (чтобы лучше думалось!), но не смогла протолкнуть в горло ни капли — только зря перевела продукты. Попробовала закурить — поперхнулась дымом и с досадой швырнула сигарету прямо в открытую форточку. В голове бродили безрадостные мысли, вялые и заторможенные, как смертники на последней прогулке.
Гертруда" Лаэрт, Клавдий…Что взбредет в голову Пашкову? Какой неожиданный фортель выкинут его воспаленные мозги? Кто станет Лаэртом? А кто Клавдием? По идее, роль Клавдия должна быть уготована «люберецкому бандюгану». Но ведь его не существует в природе! А Лаэрт? Кто такой Лаэрт? Конечно сын Полония и брат Офелии, но еще к тому же и первый человек, открыто выступивший против Гамлета!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
Замерла в тупом недоумении? Вцепилась ей в волосы? Выставила бы из дома вместе с ее дурацким майонезом и пельменями? Значит, после Бирюкова у Натальи был Пашков. И выходит, несчастного Вадима Петровича он мог убить еще и за то, что тот когда-то спал с его женщиной, с его Офелией…
Я мрачно отковыряла ногтем остатки моркови со стенки салатницы, меланхолично отправила их в рот и навзничь упала на тахту. Глаза мои смотрели в потолок. С потолка на меня таращилась люстра со старыми, потрескавшимися плафонами. А когда-то на том месте, где покоилась сейчас моя голова, лежала мертвая, отрубленная рука с размозженной костью и дряблыми сизыми жилами.
Пашков не просто вел меня к могиле — на этом скорбном пути он пытался напугать меня до смерти. Чего он добивался? Того, чтобы я сошла с ума? Того, чтобы околела от разрыва сердца или прободения язвы желудка? (Кстати, в последнем он, похоже, весьма преуспел!) Чего он добивался и добивается?!
В принципе подробности не имели такого уж важного значения. Сережа желал моей смерти — это было ясно. И я точно знала, чего хочется мне — всего лишь жить и еще, наверное, обвешать весь дом внутри и снаружи плакатами с цитатой из того же Шекспира, где метровыми алыми буквами будет написано: «На мать свою не покушайся, Гамлет! НЕ ПОКУШАЙСЯ!!!»
Прошло, наверное, полчаса или больше. Я встала с тахты, добрела до ванной и умылась ледяной, пахнущей хлоркой водой. В зеркало над раковиной смотреть не стала принципиально: вряд ли оно отразило бы что-нибудь привлекательное! Потом подошла к телефону, сняла трубку, да так и не набрала номер — прямо с трубкой в руке бессильно сползла по стене. Белый спиральный провод растянулся до самого пола. Надо было позвонить Ольге, надо было рассказать ей все. Но язык отказывался слушаться, ноги не держали, а в висках стучало: «За что? За что? За что?» Ольга больше всех боялась, больше всех верещала: «Я — Гертруда! Меня отравят! Ах, я обречена!» — а в результате оказалась и вовсе ни при чем. Так, кстати, обычно и бывает.
Ольга ни при чем. Зато Пашков — «при чем». И в это невозможно, нельзя поверить! Я изо всех сил старалась убедить себя в том, что это уже не тот Сережа, которого я любила, а кто-то другой — страшный, непонятный. Даже глаза у него теперь, наверное, чужие. И голос, и руки. Но все во мне помнило его прежнего и отчаянно не хотело соглашаться с тем, что произошло, вот беда-то!
Немного поплакав и чуть ли не в кровь искусав губы, я все-таки встала, набрала номер Ольги и, чтобы не разрыдаться, уставилась в стену выпученными, как у жабки, глазами. Раздалось три или четыре длинных гудка, потом включился автоответчик: «Здравствуйте, я сейчас не могу подойти к телефону. Оставьте, пожалуйста, ваше сообщение…», — ну и так далее…
«Интересно, где это ее носит?» — с некоторой тревогой подумала я, хлюпнула носом и сказала в трубку:
— Оля, это Женя Мартынова. У меня для вас есть одна важная новость. Вам нечего бояться и не о чем беспокоиться. У меня появились не то чтобы доказательства, просто… В общем, во всем виноват мой бывший друг Сережа. Не знаю уж, что там с ним случилось, но он прилетел в Москву для того, чтобы отомстить мне за измену. Он, скорее всего, один из руководителей той самой организации и бывший любовник Каюмовой. Это все было в тексте. В тексте «Гамлета». Помните в переводе Лозинского: "Принц Гамлет — принц, он вне твоей звезды…
Дальнейшие свои соображения и выводы я изложила буквально в трех словах с одной-единственной целью — чтобы она поверила и успокоилась. Потом аккуратно опустила трубку на рычаг. И отправилась в комнату — плакать дальше.
А что делать? Только плакать и оставалось. Это в дурацких триллерах и «ужастиках» можно прокричать в лицо зомбированному или сошедшему с ума другу:
«Джон (Пит, Фрэнк), вспомни гамбургер с кетчупом (макарену на пляже, аптекаря в голубых трусах)!» И тот незамедлительно вспомнит нужный случай из детства (прикол из юности, незабываемый миг романтической любви), и страшная его рожа тут же просветлеет, глаза сделаются осмысленными, а из горла вырвется угрожающий рык: «Кто это меня заколдовал? Кто хотел заставить меня обидеть моего лучшего друга?! А вот я сейчас вас всех!»
Н-да… Хорошо, конечно, быть героиней триллера со счастливым финалом, но что делать в моей ситуации, я представляла очень смутно. Пойти в милицию с томиком Шекспира и со всеми своими соображениями? Может быть… Если, конечно, Сережа позволит мне дойти, а оттуда соответственно меня не пошлют по весьма далекому, но зато очень конкретному адресу. А вдруг не пошлют? Вдруг поверят?
Тогда Пашкова арестуют. И что будет дальше? Тюрьма? Расстрел? Или какой-нибудь там институт судебной медицины и психиатрии?
— Не-ет! — снова тихо застонала я и заметалась по комнате, зябко обхватив руками плечи.
А не попробовать ли поговорить с ним самой? Выслушает — хорошо, не дослушает — пусть так: двум смертям не бывать, а одной, как говорится… Зато никого не предам, не посажу, не возьму грех на душу! И тут же противненький внутренний голос пакостно зазудел: «Отчего же? Как раз возьмешь! Вспомни, о чем вы не так давно разговаривали с Ольгой? Спектакль еще не закончен., и впереди намечаются четыре очаровательных трупика: Гертруда, Лаэрт, Клавдий и сам Гамлет — строго в порядке очередности! Твоя смерть не остановит действия, она просто станет еще одним звеном в развитии сюжета. И все остальные погибнут исключительно потому, что ты ничего не сделала — потому что ты просто и без сопротивления умерла!»
Я прошла на кухню, включила чайник, нацедила с полчашки заварки, бухнула три ложки сахару (чтобы лучше думалось!), но не смогла протолкнуть в горло ни капли — только зря перевела продукты. Попробовала закурить — поперхнулась дымом и с досадой швырнула сигарету прямо в открытую форточку. В голове бродили безрадостные мысли, вялые и заторможенные, как смертники на последней прогулке.
Гертруда" Лаэрт, Клавдий…Что взбредет в голову Пашкову? Какой неожиданный фортель выкинут его воспаленные мозги? Кто станет Лаэртом? А кто Клавдием? По идее, роль Клавдия должна быть уготована «люберецкому бандюгану». Но ведь его не существует в природе! А Лаэрт? Кто такой Лаэрт? Конечно сын Полония и брат Офелии, но еще к тому же и первый человек, открыто выступивший против Гамлета!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97