Ехали-то на день, а сидим вторые сутки!
Несмотря на настойчивые уговоры Белозерова, Корнилов отказался даже поужинать.
- Нет, нет, не уговаривай, - сказал он начальнику розыска, когда они спускались по лестнице к выходу, - я устал, спать хочу. А ужинать и вам, капитан, не советую. Будете стройным, как кедр ливанский...
- А я думал, вы дождетесь разультатов, - уныло пробормотал Белозеров.
- Сами не маленькие, - усмехнулся Корнилов. - Дело-то сделано! Чего же нам тут торчать? Мне шеф до утра срок дал. - И вдруг неожиданно вспылил: - Хватит! Ты что же, считаешь, что мы двужильные? - Он перевел дыхание и сказал уже тихо, с укором: - Ты меня спроси, сколько вечеров за последние два месяца я дома провел? Да не больше десяти... - Корнилов хотел еще сказать, что книги ему приходится читать по ночам, но сдержался. "Белозеров-то тут при чем? - подумал он. - Сам небось минуты свободной не имеет".
Белозеров шел за Корниловым понурый, лицо у него было расстроенное.
"Чего это разошелся шеф, - думал Белянчиков, - нервы сдавать стали, что ли?" Таким раздраженным он видел Корнилова редко.
Они уже вышли на улицу, к машине, когда Белозеров робко попросил:
- Вы, может быть, участкового подбросите до Мшинской? Электричка не скоро...
- Пусть едет! - махнул рукой Корнилов.
Он с Белянчиковым сел на заднее сиденье, посадив участкового рядом с Углевым. Белянчиков сразу как-то съежился в своем углу, поднял воротник дубленки и через несколько минут стал похрапывать. А Корнилов и хотел заснуть, да никак не мог. Его всегда одолевало такое чувство, что стоит ему закрыть в машине глаза, задремать, как сразу что-нибудь случится, произойдет авария, катастрофа. И как бы он ни хотел спать, пересилить себя и заснуть никак не мог.
"Зря я распалился, - пожалел он. - Обидится Белозеров теперь!"
Им овладела вдруг апатия, безразличие ко всему на свете - и к тому, чем он занимался здесь, в Луге, двое суток, и к лыжне, которую он отыскал. "Ну и что? Очередное дело, - думал он. - Сколько их было! И сколько будет. А все одно и то же, одно и то же. Мельтешишься, суетишься, а годы идут, и на свете столько всего интересного, но не для тебя. Все мимо, мимо. Грубеть я стал, явно грубеть. Вбили себе в голову, что стараемся дни и ночи для людей, а ведь и сами мы люди. Себя забываем, для себя не стараемся. А для кого мы старались эти двое суток? Для кого? Для убитого художника, которого даже, как звать, не знаем? Ему ведь уже все равно".
Потом Корнилов вспомнил о том, что ему предстоит еще неприятное дело - писать отзыв на одну диссертацию. Диссертация слабая. Повторение старых прописных истин. Чего стоит хотя бы эта врезавшаяся в память фраза: "Совершая преступление, преступник во многих случаях старается согласовать свои действия с конкретной обстановкой". Да ведь это каждому известно еще со студенческой скамьи! Зачем же толочь воду в ступе, ради чего выдавать банальность за открытие? Ради прибавки в жалованье? За такие диссертации надо бы лишать права заниматься научной работой! Но шеф просил поддержать. Он официальный оппонент, неудобно устраивать погром. Придется писать уклончиво, хитрить.
- Товарищ подполковник, - вдруг тихо сказал участковый, нарушив его невеселые мысли. - А почему вы так поспешили уехать из Владычкина? После разговора со старухой Кашиной?
Корнилов вздохнул, ему не хотелось ничего вспоминать, вообще не хотелось говорить, но в голосе участкового была такая искренняя заинтересованность, что он не смог промолчать.
- Она, лейтенант, про лесникова дружка говорила, помнишь? Видный, говорит, мужчина, в большой рыжей шапке. Я и вспомнил - убитый тоже был в большой шапке. Фигуристый... Решил позвонить, проверить...
- Понятно, - сказал участковый. - А нас в школе учили, что надо все последовательно делать. Проверять все версии.
- Правильно вас учили. Только надо еще вовремя за самую перспективную ухватиться. А то увязнешь в этих версиях, как в сугробе... А тебя одного я решил оставить, когда заметил на снегу против солнца старую лыжню. Попытаю, подумал, счастья. И видишь - повезло. Да ты, лейтенант, и без меня прекрасно справился. Про карабин - бесценные сведения. Тебе в уголовный розыск надо переходить.
- Ну уж! - смущенно пробормотал участковый и спохватился: - Надо бы остановиться. Мне выходить.
Тут только Корнилов заметил, что они, проскочив центр Мшинской, едут уже по окраине.
- Ты чего же не сказал, что приехали? - удивился он. - Саша, давай развернемся, подбросим лейтенанта до центра.
- Да что вы, что вы! - запротестовал участковый. - Мне тут десять минут. До свидания, товарищи!
Корнилов протянул ему руку:
- Будь здоров, Василий! Научись еще со старухами говорить, буду в угрозыск рекомендовать.
- Чего таким сосункам в розыске делать? - проворчал Углев, когда они тронулись дальше. - Пускай тут самогонщиц гоняет.
Корнилов усмехнулся, но промолчал. Ему лень было разговаривать, объяснять. Хотелось ехать, ехать бесконечно, смотреть по сторонам на заснеженный лес, на редкие, плохо освещенные деревеньки и не думать ни о чем.
7
На следующий день утром, просматривая у себя в кабинете оперативную сводку происшествий за день, Корнилов подумал о том, что же скажет лесник, когда к нему нагрянут Каликов с Белозеровым. Сам ли он стрелял или кто-то пришлый, какой-нибудь гость или охотник, вышел с кордона, чтобы всадить пулю в лыжника? Значит, ждали того человека. С трехчасового поезда ждали.
Все время звонил телефон. "Два дня не посидел в управлении - сразу всем понадобился!" Из гороно напоминали, что через пять дней его доклад перед директорами школ о профилактике преступности. Девушка из общества "Знание" просила выступить с лекцией на заводе имени Ломоносова. Позвонил Белянчиков. Доложил, что находится в Худфонде, пытается узнать, кто мог купить через магазин Худфонда французскую сангину.
- Ты очень-то не надейся, - сказал ему Корнилов. - Если у них такое же снабжение, как и везде, то дефицитные краски и сангину скорее всего у спекулянтов достают.
Потом позвонил Грановский, главный режиссер театра "Балтика". Просил завтра прийти на репетицию. Он ставил пьесу "Полночный вызов" по роману Сорокина "Бармен из "Астории"". Пьеса об уголовном розыске, и Корнилова пригласили консультантом. Да какое там пригласили! Грановский просил начальника управления порекомендовать опытного сотрудника, и Владимир Степанович назвал Корнилова.
- Дружочек, - позвонил Игорю Васильевичу месяца полтора тому назад режиссер, - вы назначены ко мне консультантом. Репетиции начнутся через неделю. Будьте добреньки полистать пьесу...
Игорь Васильевич слегка опешил от такого напора и от "дружочка", но сказал твердо:
- Увы, Андрей Илларионович, пьесу полистать не смогу, уголовные дела листаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Несмотря на настойчивые уговоры Белозерова, Корнилов отказался даже поужинать.
- Нет, нет, не уговаривай, - сказал он начальнику розыска, когда они спускались по лестнице к выходу, - я устал, спать хочу. А ужинать и вам, капитан, не советую. Будете стройным, как кедр ливанский...
- А я думал, вы дождетесь разультатов, - уныло пробормотал Белозеров.
- Сами не маленькие, - усмехнулся Корнилов. - Дело-то сделано! Чего же нам тут торчать? Мне шеф до утра срок дал. - И вдруг неожиданно вспылил: - Хватит! Ты что же, считаешь, что мы двужильные? - Он перевел дыхание и сказал уже тихо, с укором: - Ты меня спроси, сколько вечеров за последние два месяца я дома провел? Да не больше десяти... - Корнилов хотел еще сказать, что книги ему приходится читать по ночам, но сдержался. "Белозеров-то тут при чем? - подумал он. - Сам небось минуты свободной не имеет".
Белозеров шел за Корниловым понурый, лицо у него было расстроенное.
"Чего это разошелся шеф, - думал Белянчиков, - нервы сдавать стали, что ли?" Таким раздраженным он видел Корнилова редко.
Они уже вышли на улицу, к машине, когда Белозеров робко попросил:
- Вы, может быть, участкового подбросите до Мшинской? Электричка не скоро...
- Пусть едет! - махнул рукой Корнилов.
Он с Белянчиковым сел на заднее сиденье, посадив участкового рядом с Углевым. Белянчиков сразу как-то съежился в своем углу, поднял воротник дубленки и через несколько минут стал похрапывать. А Корнилов и хотел заснуть, да никак не мог. Его всегда одолевало такое чувство, что стоит ему закрыть в машине глаза, задремать, как сразу что-нибудь случится, произойдет авария, катастрофа. И как бы он ни хотел спать, пересилить себя и заснуть никак не мог.
"Зря я распалился, - пожалел он. - Обидится Белозеров теперь!"
Им овладела вдруг апатия, безразличие ко всему на свете - и к тому, чем он занимался здесь, в Луге, двое суток, и к лыжне, которую он отыскал. "Ну и что? Очередное дело, - думал он. - Сколько их было! И сколько будет. А все одно и то же, одно и то же. Мельтешишься, суетишься, а годы идут, и на свете столько всего интересного, но не для тебя. Все мимо, мимо. Грубеть я стал, явно грубеть. Вбили себе в голову, что стараемся дни и ночи для людей, а ведь и сами мы люди. Себя забываем, для себя не стараемся. А для кого мы старались эти двое суток? Для кого? Для убитого художника, которого даже, как звать, не знаем? Ему ведь уже все равно".
Потом Корнилов вспомнил о том, что ему предстоит еще неприятное дело - писать отзыв на одну диссертацию. Диссертация слабая. Повторение старых прописных истин. Чего стоит хотя бы эта врезавшаяся в память фраза: "Совершая преступление, преступник во многих случаях старается согласовать свои действия с конкретной обстановкой". Да ведь это каждому известно еще со студенческой скамьи! Зачем же толочь воду в ступе, ради чего выдавать банальность за открытие? Ради прибавки в жалованье? За такие диссертации надо бы лишать права заниматься научной работой! Но шеф просил поддержать. Он официальный оппонент, неудобно устраивать погром. Придется писать уклончиво, хитрить.
- Товарищ подполковник, - вдруг тихо сказал участковый, нарушив его невеселые мысли. - А почему вы так поспешили уехать из Владычкина? После разговора со старухой Кашиной?
Корнилов вздохнул, ему не хотелось ничего вспоминать, вообще не хотелось говорить, но в голосе участкового была такая искренняя заинтересованность, что он не смог промолчать.
- Она, лейтенант, про лесникова дружка говорила, помнишь? Видный, говорит, мужчина, в большой рыжей шапке. Я и вспомнил - убитый тоже был в большой шапке. Фигуристый... Решил позвонить, проверить...
- Понятно, - сказал участковый. - А нас в школе учили, что надо все последовательно делать. Проверять все версии.
- Правильно вас учили. Только надо еще вовремя за самую перспективную ухватиться. А то увязнешь в этих версиях, как в сугробе... А тебя одного я решил оставить, когда заметил на снегу против солнца старую лыжню. Попытаю, подумал, счастья. И видишь - повезло. Да ты, лейтенант, и без меня прекрасно справился. Про карабин - бесценные сведения. Тебе в уголовный розыск надо переходить.
- Ну уж! - смущенно пробормотал участковый и спохватился: - Надо бы остановиться. Мне выходить.
Тут только Корнилов заметил, что они, проскочив центр Мшинской, едут уже по окраине.
- Ты чего же не сказал, что приехали? - удивился он. - Саша, давай развернемся, подбросим лейтенанта до центра.
- Да что вы, что вы! - запротестовал участковый. - Мне тут десять минут. До свидания, товарищи!
Корнилов протянул ему руку:
- Будь здоров, Василий! Научись еще со старухами говорить, буду в угрозыск рекомендовать.
- Чего таким сосункам в розыске делать? - проворчал Углев, когда они тронулись дальше. - Пускай тут самогонщиц гоняет.
Корнилов усмехнулся, но промолчал. Ему лень было разговаривать, объяснять. Хотелось ехать, ехать бесконечно, смотреть по сторонам на заснеженный лес, на редкие, плохо освещенные деревеньки и не думать ни о чем.
7
На следующий день утром, просматривая у себя в кабинете оперативную сводку происшествий за день, Корнилов подумал о том, что же скажет лесник, когда к нему нагрянут Каликов с Белозеровым. Сам ли он стрелял или кто-то пришлый, какой-нибудь гость или охотник, вышел с кордона, чтобы всадить пулю в лыжника? Значит, ждали того человека. С трехчасового поезда ждали.
Все время звонил телефон. "Два дня не посидел в управлении - сразу всем понадобился!" Из гороно напоминали, что через пять дней его доклад перед директорами школ о профилактике преступности. Девушка из общества "Знание" просила выступить с лекцией на заводе имени Ломоносова. Позвонил Белянчиков. Доложил, что находится в Худфонде, пытается узнать, кто мог купить через магазин Худфонда французскую сангину.
- Ты очень-то не надейся, - сказал ему Корнилов. - Если у них такое же снабжение, как и везде, то дефицитные краски и сангину скорее всего у спекулянтов достают.
Потом позвонил Грановский, главный режиссер театра "Балтика". Просил завтра прийти на репетицию. Он ставил пьесу "Полночный вызов" по роману Сорокина "Бармен из "Астории"". Пьеса об уголовном розыске, и Корнилова пригласили консультантом. Да какое там пригласили! Грановский просил начальника управления порекомендовать опытного сотрудника, и Владимир Степанович назвал Корнилова.
- Дружочек, - позвонил Игорю Васильевичу месяца полтора тому назад режиссер, - вы назначены ко мне консультантом. Репетиции начнутся через неделю. Будьте добреньки полистать пьесу...
Игорь Васильевич слегка опешил от такого напора и от "дружочка", но сказал твердо:
- Увы, Андрей Илларионович, пьесу полистать не смогу, уголовные дела листаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41