Может, на самом деле ты мистер Мориарти или какой-нибудь там дон Корлеоне, а? Припух, мафиоза?..
Я открыто наслаждалась его растерянностью.
– Но я, собственно, к тебе по-другому поводу, – заметила я. – Я ведь не успела вернуть тебе сдачу.
Я вытянула из кармана шорт оставшиеся после кафе рубли, расправила их, подровняла. Осторожно на них сплюнула и с размаху влепила деньги прямо ему в лоб. Ловкач от неожиданности дернулся, ящичек у него на коленях раскрылся. И из него мягко высыпались на упругое сиденье какие-то маленькие прямоугольные брусочки тускло-желтого цвета. Четыре штуки.
Я машинально взяла один брусок, упавший рядом со мной и поднесла к глазам. Он был очень тяжелый, словно отлитый из свинца, мелкопористый, а по форме больше всего напоминал крышку маленького гробика. Я повернула его. На нижней стороне бруска был выдавлен герб СССР и ниже цифры: девятки и год: 1990.
И тогда до меня, глупой кошки, наконец дошло: это был золотой слиток.
Ох, как же мне стало страшно! Опять я влипла в историю! Я, не выпуская слитка из правой руки, левой незаметно полезла в рюкзак и одновременно потихоньку-потихоньку стала отползать мимо баранки к спасительно распахнутой двери. Глаз я не поднимала, боялась, что он обо всем догадается. Наконец нащупала в рюкзаке баллончик с адской смесью. И тут я одновременно швырнула слиток на сиденье, выхватила Хиппозин подарок из сумки и рванулась спиной к открытой двери.
Но я не успела воспользоваться баллончиком. Я почувствовала, как у меня на запястьях смыкаются прямо-таки нечеловеческие, стальной жесткости пальцы; он рванул меня назад, разворачивая к себе. Одновременно (три руки у него, что ли?) он вырвал из моих пальцев баллончик и зашвырнул его куда-то в пространство. Я увидела перед собой жестко сощуренные глаза, обтянутые скулы, зло сжатые губы и тогда я тоненько и отчаянно, как попавшая в мышеловку глупая мышь, заверещала, потому что поняла: вот она пришла, моя смертушка. Широкая шершавая ладонь зажала мне рот и нос так, что я чуть не задохнулась. Я замычала, выдираясь из его крепких рук. Он наклонился к моему уху.
– Да не ори ты! Я сейчас все тебе объясню, – слышала я торопливый шепот, он горячо дышал мне в щеку:
– Это не мое золото, так получилось, случайно… Ну не дергайся же ты… Лена, прекрати!.. Я все тебе объясню. Я ни в чем не виноват. Ты меня слышишь, Елена?! – вдруг рявкнул он.
Этот рев слегка привел меня в чувство. Он снова развернул меня к себе. Я с опаской посмотрела ему прямо в глаза. И тут же ему поверила. Почему? Потому что в его глазах я не увидела ничего, кроме отчаянной тоски. Не был он похож на убийцу или контрабандиста-золотоношу. Не был.
Он чуть ослабил нажим ладони на мой рот. Я жадно хлебнула воздуха и сказала:
– Немедленно убери руку, болван, я сейчас задохнусь.
Он послушно убрал руку. Я села поровнее.
– Дай мне сигарету. А теперь выкладывай все. По порядку, – сказала я.
Всего он, конечно мне не рассказал. Он не называл фамилий, имен, адресов. Поведал в общих чертах историю про то, что перегонял машину и по чьему заказу. В лицах изобразил арест местного гангстера. Передал содержание телефонного разговора со своим боссом, назвал сумму, которую он ему предложил. И то, как он заподозрил неладное. А под конец рассказа вежливо извинился, что в суете событий совсем забыл про меня. Случайно.
– Да ладно, с кем не бывает, – отмахнулась я.
Он угрюмо молчал.
– И давно ты для них перегоняешь машины?
– Давно. Но чтобы такое…
– Часто?
– Да.
– И ничего-ничего не знал?
– Не знал, Лена! Я тебе слово даю – не знал. Не знал я! – заорал он.
– Что ты орешь, как белый медведь в теплую погоду? Спокойно. Наверняка и другие были нафаршированы чем-то подобным… Влип ты, Ловкач. Круто влип. Не поверит тебе наша родная контрразведка.
– Слушай, шла бы ты…
– Сам иди, – огрызнулась я.
Я повертела в руках тяжелый золотой брусок.
– Сколько здесь, как ты думаешь? – спросила я.
– Чего тут думать. Килограмм, – хмуро ответил он.
Где-то я такой слиточек уже видела. И кажется, совсем недавно. Хотя где я могла увидеть слиток химически почти чистого золота? Я выбросила эту мысль из головы и сказала:
– И ты думаешь, что этот твой гангстерюга отвалит тебе десять штук?
– Да он скорее удавится, – криво усмехнулся он. – Я теперь для него очень нежелательный свидетель…
– Ну, так знаешь, что надо делать? Смываться! Бросить машину и удирать. Срочно! А золотишко прибрать.
– Это как? – полюбопытствовал он.
– Молча!
– Значит, ты предлагаешь украсть это золото?
– Почему это украсть? – возмутилась я. – Отвезти в Москву. Пойти на Лубянку. Все, как на духу, рассказать. Ты ведь ни в чем не виноват, тебя просто использовали.
– Это ты здорово придумала, – невесело усмехнулся он. – Но даже если на Лубянке мне и поверят, все равно мои друзья до меня потом доберутся. И тогда…
Я загрустила. Я хорошо знала, что это такое, когда до тебя "добираются".
– В общем, прилетим в Москву, там разберемся, – сказал он.
– Да ладно заливать – "прилетим", – поморщилась я. – Опять слиняешь где-нибудь по дороге. Тем более теперь…
– Ну сколько тебе можно говорить – случайно так вышло!
– Ага, все у тебя случайно – золото случайно, опоздал случайно, насчет имени тоже случайно наврал…
– Святые угодники! Ну, ты и зануда, Елена… Да не брошу я тебя! Ну, что мне теперь – на крови клясться? – взвился он.
– Все равно я тебе больше не верю, – сказала я.
Это я лукавила. Говорил он явно искренне. Но мне надо было проверить его до конца, убедиться, что я в нем не ошибаюсь.
– Значит, ты все же решил их золото забрать?
– Там разберемся, – повторил он.
Мы замолчали. Я бросила взгляд на валявшееся золото. Потом открыла ящички и собрала слитки в кучу. Всего их оказалось шестнадцать.
– Ловкач, – позвала я его.
– А?
– Знаешь, сколько сейчас грамм такого золота стоит? В баксах?
– Ну-у… – неуверенно начал он.
– На Чикагской бирже тройская унция стоит около трехсот двадцати долларов, может нынче даже побольше, давно котировки не смотрела, – тоном отличницы перебила я его, припомнив папулины рассказки. Я вообще насчет золота и брюлов – дока.
– Какая унция?
– Тройская. Это тридцать один с небольшим граммов золота. А это ведь, – кивнула я на слитки, – чистое, девяносто девятой пробы. Значит, будем считать, примерно десять баксов за грамм. Ита-аак…
Я думала лишь несколько секунд. С устным счетом у меня всегда было хорошо. Килограмм потянет на тридцать тысяч. Тут – шестнадцать килограммов. Понятно.
– Здесь как минимум четыреста восемьдесят тысяч долларов, Ловкач, – ткнула я пальцем в слитки.
– Ну, и что?
– Мы сюда вместе ехали, Ловкач?
– Ну.
Он явно не понимал, куда я клоню.
– Если бы нас менты с золотом застукали, мы бы вместе загремели?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
Я открыто наслаждалась его растерянностью.
– Но я, собственно, к тебе по-другому поводу, – заметила я. – Я ведь не успела вернуть тебе сдачу.
Я вытянула из кармана шорт оставшиеся после кафе рубли, расправила их, подровняла. Осторожно на них сплюнула и с размаху влепила деньги прямо ему в лоб. Ловкач от неожиданности дернулся, ящичек у него на коленях раскрылся. И из него мягко высыпались на упругое сиденье какие-то маленькие прямоугольные брусочки тускло-желтого цвета. Четыре штуки.
Я машинально взяла один брусок, упавший рядом со мной и поднесла к глазам. Он был очень тяжелый, словно отлитый из свинца, мелкопористый, а по форме больше всего напоминал крышку маленького гробика. Я повернула его. На нижней стороне бруска был выдавлен герб СССР и ниже цифры: девятки и год: 1990.
И тогда до меня, глупой кошки, наконец дошло: это был золотой слиток.
Ох, как же мне стало страшно! Опять я влипла в историю! Я, не выпуская слитка из правой руки, левой незаметно полезла в рюкзак и одновременно потихоньку-потихоньку стала отползать мимо баранки к спасительно распахнутой двери. Глаз я не поднимала, боялась, что он обо всем догадается. Наконец нащупала в рюкзаке баллончик с адской смесью. И тут я одновременно швырнула слиток на сиденье, выхватила Хиппозин подарок из сумки и рванулась спиной к открытой двери.
Но я не успела воспользоваться баллончиком. Я почувствовала, как у меня на запястьях смыкаются прямо-таки нечеловеческие, стальной жесткости пальцы; он рванул меня назад, разворачивая к себе. Одновременно (три руки у него, что ли?) он вырвал из моих пальцев баллончик и зашвырнул его куда-то в пространство. Я увидела перед собой жестко сощуренные глаза, обтянутые скулы, зло сжатые губы и тогда я тоненько и отчаянно, как попавшая в мышеловку глупая мышь, заверещала, потому что поняла: вот она пришла, моя смертушка. Широкая шершавая ладонь зажала мне рот и нос так, что я чуть не задохнулась. Я замычала, выдираясь из его крепких рук. Он наклонился к моему уху.
– Да не ори ты! Я сейчас все тебе объясню, – слышала я торопливый шепот, он горячо дышал мне в щеку:
– Это не мое золото, так получилось, случайно… Ну не дергайся же ты… Лена, прекрати!.. Я все тебе объясню. Я ни в чем не виноват. Ты меня слышишь, Елена?! – вдруг рявкнул он.
Этот рев слегка привел меня в чувство. Он снова развернул меня к себе. Я с опаской посмотрела ему прямо в глаза. И тут же ему поверила. Почему? Потому что в его глазах я не увидела ничего, кроме отчаянной тоски. Не был он похож на убийцу или контрабандиста-золотоношу. Не был.
Он чуть ослабил нажим ладони на мой рот. Я жадно хлебнула воздуха и сказала:
– Немедленно убери руку, болван, я сейчас задохнусь.
Он послушно убрал руку. Я села поровнее.
– Дай мне сигарету. А теперь выкладывай все. По порядку, – сказала я.
Всего он, конечно мне не рассказал. Он не называл фамилий, имен, адресов. Поведал в общих чертах историю про то, что перегонял машину и по чьему заказу. В лицах изобразил арест местного гангстера. Передал содержание телефонного разговора со своим боссом, назвал сумму, которую он ему предложил. И то, как он заподозрил неладное. А под конец рассказа вежливо извинился, что в суете событий совсем забыл про меня. Случайно.
– Да ладно, с кем не бывает, – отмахнулась я.
Он угрюмо молчал.
– И давно ты для них перегоняешь машины?
– Давно. Но чтобы такое…
– Часто?
– Да.
– И ничего-ничего не знал?
– Не знал, Лена! Я тебе слово даю – не знал. Не знал я! – заорал он.
– Что ты орешь, как белый медведь в теплую погоду? Спокойно. Наверняка и другие были нафаршированы чем-то подобным… Влип ты, Ловкач. Круто влип. Не поверит тебе наша родная контрразведка.
– Слушай, шла бы ты…
– Сам иди, – огрызнулась я.
Я повертела в руках тяжелый золотой брусок.
– Сколько здесь, как ты думаешь? – спросила я.
– Чего тут думать. Килограмм, – хмуро ответил он.
Где-то я такой слиточек уже видела. И кажется, совсем недавно. Хотя где я могла увидеть слиток химически почти чистого золота? Я выбросила эту мысль из головы и сказала:
– И ты думаешь, что этот твой гангстерюга отвалит тебе десять штук?
– Да он скорее удавится, – криво усмехнулся он. – Я теперь для него очень нежелательный свидетель…
– Ну, так знаешь, что надо делать? Смываться! Бросить машину и удирать. Срочно! А золотишко прибрать.
– Это как? – полюбопытствовал он.
– Молча!
– Значит, ты предлагаешь украсть это золото?
– Почему это украсть? – возмутилась я. – Отвезти в Москву. Пойти на Лубянку. Все, как на духу, рассказать. Ты ведь ни в чем не виноват, тебя просто использовали.
– Это ты здорово придумала, – невесело усмехнулся он. – Но даже если на Лубянке мне и поверят, все равно мои друзья до меня потом доберутся. И тогда…
Я загрустила. Я хорошо знала, что это такое, когда до тебя "добираются".
– В общем, прилетим в Москву, там разберемся, – сказал он.
– Да ладно заливать – "прилетим", – поморщилась я. – Опять слиняешь где-нибудь по дороге. Тем более теперь…
– Ну сколько тебе можно говорить – случайно так вышло!
– Ага, все у тебя случайно – золото случайно, опоздал случайно, насчет имени тоже случайно наврал…
– Святые угодники! Ну, ты и зануда, Елена… Да не брошу я тебя! Ну, что мне теперь – на крови клясться? – взвился он.
– Все равно я тебе больше не верю, – сказала я.
Это я лукавила. Говорил он явно искренне. Но мне надо было проверить его до конца, убедиться, что я в нем не ошибаюсь.
– Значит, ты все же решил их золото забрать?
– Там разберемся, – повторил он.
Мы замолчали. Я бросила взгляд на валявшееся золото. Потом открыла ящички и собрала слитки в кучу. Всего их оказалось шестнадцать.
– Ловкач, – позвала я его.
– А?
– Знаешь, сколько сейчас грамм такого золота стоит? В баксах?
– Ну-у… – неуверенно начал он.
– На Чикагской бирже тройская унция стоит около трехсот двадцати долларов, может нынче даже побольше, давно котировки не смотрела, – тоном отличницы перебила я его, припомнив папулины рассказки. Я вообще насчет золота и брюлов – дока.
– Какая унция?
– Тройская. Это тридцать один с небольшим граммов золота. А это ведь, – кивнула я на слитки, – чистое, девяносто девятой пробы. Значит, будем считать, примерно десять баксов за грамм. Ита-аак…
Я думала лишь несколько секунд. С устным счетом у меня всегда было хорошо. Килограмм потянет на тридцать тысяч. Тут – шестнадцать килограммов. Понятно.
– Здесь как минимум четыреста восемьдесят тысяч долларов, Ловкач, – ткнула я пальцем в слитки.
– Ну, и что?
– Мы сюда вместе ехали, Ловкач?
– Ну.
Он явно не понимал, куда я клоню.
– Если бы нас менты с золотом застукали, мы бы вместе загремели?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65