– Тогда возвращайся в постель! – приказал Адам.
– Нет! – закричала она, забиваясь в угол. Адам рассвирепел.
– За кого ты меня держишь, черт побери! – заорал он. – Я что, чудище какое, зверь или каннибал, который сожрет тебя вместе с еще не родившимся ребенком?
– Ты?.. Нет… – пробормотала Дженис. Адам, пожалуй, и в самом деле меньше всего походил на каннибала.
– А раз так, то нечего торчать здесь, – тут же воспользовался он ее секундной слабостью. – Ты и глазом не моргнешь, как простынешь. А тебе надо беречь себя… Тем более что одетой тебя можно назвать чисто условно, – понизив голос, добавил он.
Только сейчас Дженис сообразила, что на ней надета лишь коротенькая, до середины бедер, и вообще более похожая на футболку сиреневая ночная рубашка. А это значит, что когда он вошел в ванную, а она стояла, склонившись над раковиной…
Дженис никогда не подозревала, что способна краснеть всем телом, но именно так сейчас и произошло. В одно мгновение кровать показалась ей вдруг надежным и желанным укрытием, где можно, по крайней мере, натянуть по самый подбородок одеяло и спрятаться от беззастенчивых взглядов Адама.
– Осторожно, ради бога, не упади! – закричал он вслед, когда она опрометью кинулась из ванной, обо что-то споткнувшись на бегу. – Ну, – продолжил он, когда Дженис уже лежала под теплым одеялом, высунув наружу один лишь нос, и чувствовала себя хоть в относительной, но безопасности, – не желает леди выпить что-нибудь, кофе, например?
– Ты хочешь, чтобы меня стошнило прямо на одеяло? – с содроганием откликнулась Дженис. – А именно это и произойдет, если я почувствую в этой комнате хотя бы запах… не хочу вслух произносить этого слова! Впрочем, могу согласиться на слабозаваренный чай, ну, и на пару тостов в придачу.
– Хорошо, пять – десять минут – и я вернусь… Нам надо о многом поговорить.
«О многом поговорить!» – эхом отзывались в голове Дженис слова Адама, пока она, свернувшись клубочком, вслушивалась в удаляющиеся шаги на лестнице. Она представления не имела, о чем именно хотел с ней поговорить Адам, и, кажется, совершенно не желала этого знать.
– Между прочим, как ты попал в дом? – спросила она, едва он снова возник на пороге.
Она понимала, что всего лишь оттягивает неизбежное, но надеялась выиграть несколько минут, а там, подкрепив силы чаем и тостами, можно было что-нибудь и придумать.
– Открыл дверь и вошел, – просто ответил Адам и водрузил поднос на столик возле кровати. – Ты забыла запереть дверь, не говоря уже про засов. Чертовски легкомысленный поступок!
– Между прочим, я очень устала к вечеру! И потом, мне показалось, я закрывала дверь…
– А оказалось, что нет.
Адам подал ей чашку чаю, взял в руки другую и, закинув ногу на ногу, откинулся в кресле напротив.
– Собственно, я и хочу поговорить о причинах твоей усталости. Впрочем, усталость – слишком мягкое слово. Вид у тебя – как у полупридушенного котенка.
– Спасибо за комплимент, – покраснев до корней волос, отозвалась Дженис. Отломив от тоста кусочек, она макнула его в чай.
Конечно, она и без зеркала знала, как ужасно выглядит после двух недель токсикоза: мешки под глазами, мертвенная бледность, тусклые и безжизненные, похожие на паклю волосы, да плюс еще эта ношеная-переношенная ночная рубашка.
– Оливия, – брякнула она, – надо полагать, выглядит на высший класс! – И тут же прикусила язык, заметив, каким мрачным стало лицо Адама.
– Во-первых, я не видел Оливию уже больше месяца, – сказал он голосом, не предвещающим ничего хорошего, и Дженис вдруг захотелось спрятаться от пронизывающего насквозь взгляда его синих глаз.
Инквизитор! – мстительно подумала она, хотя в мягком синем свитере, голубых вельветовых брюках, небрежно закинувший нога на ногу Адам менее всего должен был напоминать следователя или палача. Наоборот, выглядел таким привлекательным!..
– А во-вторых, – продолжал он, – у тебя в отличие от нее есть вполне уважительные причины выглядеть и чувствовать себя скверно. Ты беременна?
– После стриптиза со спецэффектами, свидетелем которого ты стал, было бы глупо отрицать это, – пробормотала Дженис, чувствуя, что ей решительно не нравится выражение «скверно выглядеть», звучащее из его, Адама, уст. Впрочем, в своем самоуничижении она достигла такого дна, что жаловаться на кого-то другого было бы просто смешно.
– И все же ты собиралась поставить меня в известность о своем состоянии? – продолжал свой допрос Адам.
После полутора месяцев его отсутствия и полного молчания его вопрос показался ей по меньшей мере оскорбительным.
– Трудно поставить в известность незримого духа, – горько усмехнулась она. – И, кстати сказать, если тебя так тревожили последствия той ночи, почему ты сам не попытался связаться со мной?
– А я и пытался, – резко отозвался Адам. – Я звонил бог знает сколько раз, но либо никто не подходил к телефону, либо он был просто отключен.
– Тогда мог бы и заехать, – огрызнулась Дженис, отхлебнув глоток чая.
Неужели в течение всех этих вечеров, которые она проводила в школе, с головой уйдя в репетиции, собрания, изготовление рождественских карнавальных костюмов и прочую школьную рутину, он действительно пытался связаться с ней? Дженис не стала признаваться, что, возвращаясь совершенно разбитая домой, она тут же отключала телефон, сворачивалась в кровати клубочком и проваливалась в сон, а поутру регулярно забывала снова подключить аппарат.
– Трудновато заехать в Гринфилд, когда находишься на другом конце света, в Калифорнии, – обиженно произнес Адам. – Мне пришлось больше месяца проторчать в Штатах. Я вылетел туда через два дня после того, как…
Он запнулся, и Дженис безжалостно закончила:
– …После того, как переспал со мной!
В конце концов, с удовлетворением подумала она, пригубив чай, он не может лишить меня права называть вещи своими именами!
– Да. Когда я вернулся утром домой, – терпеливо продолжил Адам, – то узнал, что возник ряд серьезных проблем с только что подписанным контрактом, и, чтобы спасти положение, мне пришлось лично вылететь в Штаты.
– Ты бы мог сказать все это, когда зашел в школу, – с грустной усмешкой ответила Дженис. – Но тебе важно было сообщить об отъезде партнеру по теннису, до меня тебе не было дела.
– Не было никакого партнера по теннису! Да и ты сама не дала мне возможности сказать тебе хоть что-то. Ты отказалась сесть в машину, прогнала прочь! А каких вещей ты наговорила обо мне своей подруге? После таких откровений другой просто развернулся бы и ушел!
«Что ж ты не ушел?» – чуть было не спросила Дженис, но опомнилась. В конце концов, он пытался до меня дозвониться – и не откуда-нибудь, а из Калифорнии. Это пусть немного, но реабилитировало Адама в ее глазах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39