Молодой доктор остановился, кивнул Дэниелу и Уинифред и открыл им дверь.
Дэниел медленно подошел к кровати и посмотрел на сына сверху вниз. Дон выглядел настолько изможденным, что можно было бы подумать – он мертв. В одну его ноздрю была вставлена трубка, другие трубки тянулись от его рук, ноги вообще покоились в какой-то колыбели, подвешенной в воздухе.
Дэниел на секунду зажмурился. В горле у него что-то сжалось, хотелось кричать: „Ноги, его ноги!" Он открыл глаза, судорожно вздохнул и посмотрел на жену. Лицо Уинифред перекосилось от боли, по подбородку текли слезы, из груди вырывался стон.
Тут, словно из ниоткуда, возникла медсестра. Мягко дотронувшись до руки Уинифред, она произнесла:
– Пойдемте, пожалуйста.
Уинифред отдернула руку, невнятно бормоча:
– Я хочу остаться… Хочу сидеть возле него.
– Но доктор говорит…
– Я его мать! – Уинифред почти прошипела эти слова.
Медсестра взглянула на Дэниела, ища поддержки. Дэниел двинулся к жене, и та быстро отступила, подошла к двери и проговорила:
– Я хочу видеть специалиста.
Не доктора, не хирурга. Специалиста. Дэниел слегка кивнул и спросил сестру:
– А когда он очнется, как вы думаете?
– Я не знаю. Никто не может этого знать.
– А в какой палате его жена? Миссис Кулсон?
– По-моему, она лежит наверху, этажом выше.
Дэниел поблагодарил медсестру, и через несколько минут он уже входил в палату к Аннетте. К его удивлению, Аннетта сидела в кровати, правда, опираясь на подпорки. Глаза ее были открыты.
Одна рука загипсована, а лицо все в синяках, точно ее били кулаками.
– Папа, – тихо вымолвила Аннетта.
– О, моя дорогая, моя дорогая. – Дэниел поднял ее вторую руку, лежавшую на одеяле, и нежно погладил ее.
– А что с Доном? – еле слышно спросила Аннетта. – Ему очень плохо? Они… они ничего мне не говорят.
Дэниел сглотнул слюну перед тем, как солгать.
– С ним… с ним будет все нормально. По-моему, у него сломаны ноги. Он еще не совсем пришел в сознание, но с ним будет все хорошо. Вот увидишь.
Сестра, вошедшая за ним в палату, пододвинула стул. Дэниел кивком поблагодарил ее и сел. Все еще держа слабую руку Аннетты, он сказал:
– Не надо, родная, не плачь.
– Мы… мы…
– Что, дорогая?
– Мы убегали.
– Да, вы убегали. И вы убежите опять, обязательно убежите. Так что не волнуйся, дорогая.
– Ну почему, папа? Почему?!
Последние слова, произнесенные уже повышенным тоном, послужили сигналом для медсестры. Жестом она попросила Дэниела подняться, а сама обратилась к Аннетте:
– На сегодня хватит. Вам уже пора и поспать. Отдыхайте, а я пока принесу вам водички. Скоро уже вы будете чувствовать себя гораздо лучше…
Дэниел отошел от кровати. Всего несколько часов назад эта девушка была невестой, восхитительной невестой. А теперь она была, словно боксер, беспечно вышедший на ринг, не подозревая, что его ждет худшее.
Дэниел подождал в коридоре, пока выйдет сестра, и тихо спросил:
– Насколько плохи ее дела?
– Это удивительно, но она отделалась очень легко. Конечно, много синяков, но сломана только одна рука. Она спаслась чудом. А вот муж ее, как я понимаю, находится в очень тяжелом состоянии. Вы… ее отец?
– Нет, я отец ее мужа.
– Так, значит, это ваш сын…
– Да, он мой… – Дэниел даже не смог договорить.
– Ведь это настоящая трагедия, – переживала медсестра. – Так начался их медовый месяц. Просто невероятно…
Когда некоторое время спустя Дэниел вышел из туалета, глаза его были заплаканы, но сам он выглядел более собранным. Он снова устремился в приемную и тут едва не врезался в хирурга.
– А, это вы, мистер Кулсон. Мне как раз нужно с вами поговорить.
– Добрый день, мистер Ричардсон. Я только что повидал свою невестку.
– Да, ей повезло. Она совсем мало пострадала. А сейчас не зайдете ли на минутку ко мне в кабинет?
Они прошли в небольшое помещение. Хирург указал Дэниелу на кресло. Затем, усевшись за внушительных размеров столом, он повертел в руках блокнот и заговорил:
– Боюсь, мистер Кулсон, мне придется просить вас об одной вещи. Убедите вашу жену в том, что ей необходимо контролировать свое поведение во время посещений сына – по меньшей мере в течение следующих нескольких дней, пока мы не выясним точно размеры опасности. Я уже говорил вам: ваш сын не сможет ходить, к тому же у него повреждена печень. Утешать может только то, что он вообще остался жив, если это, конечно, считать утешением. Из-за печени он, видимо, будет страдать недержанием. И, скорее всего, нам придется удалить часть легкого. – Хирург помолчал, похлопывая ладонью по обложке блокнота и как бы выражая Дэниелу свое сочувствие, а затем продолжил: – Я знаю, мои слова прозвучат ужасно, но и это еще не все. То, о чем я вам только что говорил, так или иначе подлежит лечению. Но до тех пор, пока он полностью не придет в сознание, мы не сможем узнать, насколько сильны повреждения вот здесь, – он дотронулся рукой до лба. – Речь идет вот о чем. Вам придется задать себе вопрос: не лучше ли для вас, чтобы он умер и разом избавился от всех несчастий, свалившихся на него. Или же вы предпочтете, чтобы он выжил, но тогда он до конца своих дней будет нуждаться в уходе. А как долго это продлится, я вам не могу сказать. Я ведь не Господь Бог. Мы не знаем, поврежден ли его мозг, но нам известно, что в черепе у него небольшая трещина. Тот же самый вопрос неминуемо встанет и перед ним самим, как только он узнает о своем состоянии. Захочется ли ему жить дальше? Воля к жизни – конечно, огромная сила, но все равно нам придется подождать, прежде чем мы узнаем ответ. И как я уже говорил, следующие несколько дней станут решающими. И, знаете, я придерживаюсь той теории, что больной, даже находясь без сознания, способен впитывать эмоции окружающих его людей. И вокруг вашего сына не должно быть никакого напряжения. А ваша жена… вы, конечно, знаете ее лучше, чем кто-либо другой, но мне показалось, что она способна держать в напряжении все и вся. Я не ошибся?
Дэниел посмотрел на него.
– Вы даже не можете представить, насколько вы правы. Дело в том, что все эти годы она жила только им одним. Скажу вам прямо, вчера она вышла из себя, чувствуя, что навсегда теряет его, раз он женится. Но теперь, если с ним что-нибудь случится… – Дэниел нервно махнул рукой перед собой, словно отгоняя муху. – Как все это сложно… Но я прослежу, чтобы ее посещения были недолгими.
Мистер Ричардсон поднялся с кресла.
– Спасибо. А я распоряжусь, чтобы в ближайшее время к нему пускали только вас и вашу жену. Но всего на несколько минут. Но ведь она, – хирург пожал плечами, – она, кажется, собралась сидеть с ним в палате все время. Постарайтесь убедить ее, что вашему сыну сейчас это не пойдет на пользу.
– Конечно, я так и сделаю. – Как только Дэниел произнес эти слова, в голове у него пронеслась картина того скандала, который закатит Уинифред, если он велит ей соблюдать предписания врача.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Дэниел медленно подошел к кровати и посмотрел на сына сверху вниз. Дон выглядел настолько изможденным, что можно было бы подумать – он мертв. В одну его ноздрю была вставлена трубка, другие трубки тянулись от его рук, ноги вообще покоились в какой-то колыбели, подвешенной в воздухе.
Дэниел на секунду зажмурился. В горле у него что-то сжалось, хотелось кричать: „Ноги, его ноги!" Он открыл глаза, судорожно вздохнул и посмотрел на жену. Лицо Уинифред перекосилось от боли, по подбородку текли слезы, из груди вырывался стон.
Тут, словно из ниоткуда, возникла медсестра. Мягко дотронувшись до руки Уинифред, она произнесла:
– Пойдемте, пожалуйста.
Уинифред отдернула руку, невнятно бормоча:
– Я хочу остаться… Хочу сидеть возле него.
– Но доктор говорит…
– Я его мать! – Уинифред почти прошипела эти слова.
Медсестра взглянула на Дэниела, ища поддержки. Дэниел двинулся к жене, и та быстро отступила, подошла к двери и проговорила:
– Я хочу видеть специалиста.
Не доктора, не хирурга. Специалиста. Дэниел слегка кивнул и спросил сестру:
– А когда он очнется, как вы думаете?
– Я не знаю. Никто не может этого знать.
– А в какой палате его жена? Миссис Кулсон?
– По-моему, она лежит наверху, этажом выше.
Дэниел поблагодарил медсестру, и через несколько минут он уже входил в палату к Аннетте. К его удивлению, Аннетта сидела в кровати, правда, опираясь на подпорки. Глаза ее были открыты.
Одна рука загипсована, а лицо все в синяках, точно ее били кулаками.
– Папа, – тихо вымолвила Аннетта.
– О, моя дорогая, моя дорогая. – Дэниел поднял ее вторую руку, лежавшую на одеяле, и нежно погладил ее.
– А что с Доном? – еле слышно спросила Аннетта. – Ему очень плохо? Они… они ничего мне не говорят.
Дэниел сглотнул слюну перед тем, как солгать.
– С ним… с ним будет все нормально. По-моему, у него сломаны ноги. Он еще не совсем пришел в сознание, но с ним будет все хорошо. Вот увидишь.
Сестра, вошедшая за ним в палату, пододвинула стул. Дэниел кивком поблагодарил ее и сел. Все еще держа слабую руку Аннетты, он сказал:
– Не надо, родная, не плачь.
– Мы… мы…
– Что, дорогая?
– Мы убегали.
– Да, вы убегали. И вы убежите опять, обязательно убежите. Так что не волнуйся, дорогая.
– Ну почему, папа? Почему?!
Последние слова, произнесенные уже повышенным тоном, послужили сигналом для медсестры. Жестом она попросила Дэниела подняться, а сама обратилась к Аннетте:
– На сегодня хватит. Вам уже пора и поспать. Отдыхайте, а я пока принесу вам водички. Скоро уже вы будете чувствовать себя гораздо лучше…
Дэниел отошел от кровати. Всего несколько часов назад эта девушка была невестой, восхитительной невестой. А теперь она была, словно боксер, беспечно вышедший на ринг, не подозревая, что его ждет худшее.
Дэниел подождал в коридоре, пока выйдет сестра, и тихо спросил:
– Насколько плохи ее дела?
– Это удивительно, но она отделалась очень легко. Конечно, много синяков, но сломана только одна рука. Она спаслась чудом. А вот муж ее, как я понимаю, находится в очень тяжелом состоянии. Вы… ее отец?
– Нет, я отец ее мужа.
– Так, значит, это ваш сын…
– Да, он мой… – Дэниел даже не смог договорить.
– Ведь это настоящая трагедия, – переживала медсестра. – Так начался их медовый месяц. Просто невероятно…
Когда некоторое время спустя Дэниел вышел из туалета, глаза его были заплаканы, но сам он выглядел более собранным. Он снова устремился в приемную и тут едва не врезался в хирурга.
– А, это вы, мистер Кулсон. Мне как раз нужно с вами поговорить.
– Добрый день, мистер Ричардсон. Я только что повидал свою невестку.
– Да, ей повезло. Она совсем мало пострадала. А сейчас не зайдете ли на минутку ко мне в кабинет?
Они прошли в небольшое помещение. Хирург указал Дэниелу на кресло. Затем, усевшись за внушительных размеров столом, он повертел в руках блокнот и заговорил:
– Боюсь, мистер Кулсон, мне придется просить вас об одной вещи. Убедите вашу жену в том, что ей необходимо контролировать свое поведение во время посещений сына – по меньшей мере в течение следующих нескольких дней, пока мы не выясним точно размеры опасности. Я уже говорил вам: ваш сын не сможет ходить, к тому же у него повреждена печень. Утешать может только то, что он вообще остался жив, если это, конечно, считать утешением. Из-за печени он, видимо, будет страдать недержанием. И, скорее всего, нам придется удалить часть легкого. – Хирург помолчал, похлопывая ладонью по обложке блокнота и как бы выражая Дэниелу свое сочувствие, а затем продолжил: – Я знаю, мои слова прозвучат ужасно, но и это еще не все. То, о чем я вам только что говорил, так или иначе подлежит лечению. Но до тех пор, пока он полностью не придет в сознание, мы не сможем узнать, насколько сильны повреждения вот здесь, – он дотронулся рукой до лба. – Речь идет вот о чем. Вам придется задать себе вопрос: не лучше ли для вас, чтобы он умер и разом избавился от всех несчастий, свалившихся на него. Или же вы предпочтете, чтобы он выжил, но тогда он до конца своих дней будет нуждаться в уходе. А как долго это продлится, я вам не могу сказать. Я ведь не Господь Бог. Мы не знаем, поврежден ли его мозг, но нам известно, что в черепе у него небольшая трещина. Тот же самый вопрос неминуемо встанет и перед ним самим, как только он узнает о своем состоянии. Захочется ли ему жить дальше? Воля к жизни – конечно, огромная сила, но все равно нам придется подождать, прежде чем мы узнаем ответ. И как я уже говорил, следующие несколько дней станут решающими. И, знаете, я придерживаюсь той теории, что больной, даже находясь без сознания, способен впитывать эмоции окружающих его людей. И вокруг вашего сына не должно быть никакого напряжения. А ваша жена… вы, конечно, знаете ее лучше, чем кто-либо другой, но мне показалось, что она способна держать в напряжении все и вся. Я не ошибся?
Дэниел посмотрел на него.
– Вы даже не можете представить, насколько вы правы. Дело в том, что все эти годы она жила только им одним. Скажу вам прямо, вчера она вышла из себя, чувствуя, что навсегда теряет его, раз он женится. Но теперь, если с ним что-нибудь случится… – Дэниел нервно махнул рукой перед собой, словно отгоняя муху. – Как все это сложно… Но я прослежу, чтобы ее посещения были недолгими.
Мистер Ричардсон поднялся с кресла.
– Спасибо. А я распоряжусь, чтобы в ближайшее время к нему пускали только вас и вашу жену. Но всего на несколько минут. Но ведь она, – хирург пожал плечами, – она, кажется, собралась сидеть с ним в палате все время. Постарайтесь убедить ее, что вашему сыну сейчас это не пойдет на пользу.
– Конечно, я так и сделаю. – Как только Дэниел произнес эти слова, в голове у него пронеслась картина того скандала, который закатит Уинифред, если он велит ей соблюдать предписания врача.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57