Бахметьев К. Н. неизменно за и
удивляется: почему все-то голосуют точно как он? Или он самый умный? Не
может быть! Впрочем, это же сон!
Впрочем, и
во сне, и наяву к демократам он опять же относился критически: им положено быть
самыми умными и умелыми, а на самом деле они только и умеют, что за умников, за
умельцев себя выдавать.
Опять Бахметьев К.
Н. просыпается, не верующий ни во власть, ни во что на свете, осеняет себ
крестным знамением, начинает сон обдумывать. Вывод: вовремя он помирает, когда
не надо разбираться, кто там прав, кто не прав, - все равно правых не найдешь.
А вот когда увлекался чтением, возникло подозрение: не
завидуют ли ему классики? Поди-кась хочется пережить столько же, сколько пережил
Бахметьев К. Н., но жизнь поскупилась, выдала им судьбу полегче, и теперь, когда
Бахметьев К. Н. их читает, они ему завидуют: подумать, сколько этот человек пережил?!
Мое бы знатье, - соображает Бахметьев К.
Н. (во сне или наяву, значения не имеет), - мое бы знатье плюс умение какого-нибудь Толстого
либо около того - вот получился бы результат! В поэзии, пожалуй, и нет,
с поэзией ему не состыковаться, но что касается прозы...
С первого же взгляда он понял: человек его
мечты, его знаменитый однофамилец, был этот биолог и физик Бахметьев Порфирий
Иванович.
- Здравствуйте, здравствуйте, батенька! -
бархатистым и тихим голосом заговорил однофамилец, но и вытянув руки далеко вперед
целоваться не полез.
Бахметьев К.
Н. тоже не полез, он представился:
-
Бахметьев Константин Николаевич. Улица имени композитора Гудкова, одиннадцать, квартира
двести одиннадцать. Год рождения - тысяча девятьсот тринадцатый.
- Совпадение! А я в тринадцатом скоропостижно скончался. То
есть прямая эстафета! Мы - ровесники! Как это прекрасно, как воодушевляет! Ах
да - забыл: перед вами Бахметьев Порфирий Иванович - профессор Софийского и
Московского имени Шанявского университетов.
-
Как же, знаю! По Словарю и знаю!
Бахметьев К. Н., не в пример своему однофамильцу, волновался, и
ему хотелось волноваться еще сильнее, глубже в собеседника вглядываясь.
Тот был бородат, густая борода его возникала повыше
ушей. Глаза - голубое небо - Богом предназначены принадлежать человеку
ученому, даже когда этот ученый и не очень в Бога веровал бы. Для профессора профессор
был несколько молод - лет сорок с небольшим, но путь в науке был перед
Бахметьевым Порфирием Ивановичем распахнут уже давно.
Он этим путем следовал, следовал, и вот встреча! Волнующая! Между
прочим, о существовании столь положительных людей, как Бахметьев П. И., Бахметьев К.
Н. всегда подозревал. Более того: он не любил тех, кто утверждал, будто
таких людей нет, быть не может.
Одно сомнение: пристало
ли ему со своим средним образованием (индустриальный техникум, выпуск 1934
года) общаться с мировой величиной?
Тотчас заметив
смущение Бахметьева К. Н., Бахметьев П. И. проговорил:
- Надеюсь, беседа произойдет на равных. Я давно
мертвый, вы - все еще живой, ну и что? Ну и ничего!
- Слишком вы знамениты! Когда случилось-то? В
первый раз?
- Что именно? Что
- в первый?
- Когда вы узнали, что
вы - знамениты? Припомните?
-
Родился в году тысяча восемьсот шестьдесят первом, уже счастливый знак
- освобождение крестьян от крепостной зависимости. Мой батюшка был крепостным. Он
еще раньше выкупился на волю, открыл в городе Сызрани винокуренный завод,
а мне дал хорошее по тому времени образование - городское реальное училище. По
окончании реального он послал меня в Швейцарию, в Цюрих, там я закончил университет, при
университете же был оставлен... А когда приезжал из Цюриха в уездную Сызрань на
каникулы, то становился большой знаменитостью - все городские газеты, их в
Сызрани множество было, все писали: сын крепостного пребывает при Цюрихском университете! А
что в том было особенного? Вот если бы подобных случаев не бывало, вот тогда
это был бы прискорбный факт. Свобода должна в ком-то более или менее разумно
воплощаться, в каких-то личностях.
-
А ваше научное открытие? Ваше собственное, Порфирий Иванович?!
- Анабиоз! - воскликнул Бахметьев П. И. с восторгом
и объяснил Бахметьеву К. Н., что анабиоз уже в начальной стадии находит применение:
первое: при лечении туберкулеза;
второе: в холодильном деле.
Объясняя, Бахметьев П. И. улыбался невиданной Бахметьевым К.
Н. улыбкой - опустив обе губы вниз, к подбородку. Удивительно... Однако
надо было учесть специфичность встречи, Бахметьев К. Н. учел, и сомнений
не осталось: улыбка была не только оптимистичной, но и приятной.
- Поверьте, дорогой Константин Николаевич, это
первые, ну самые первые практические шаги, а дело - в перспективах! Кака
же это наука, какое научное открытие, если оно тут же, сразу же открыто
от начала до конца?
Еще
Бахметьев П. И. объяснил, что при анабиозе жизненные процессы настолько замедляются (искусственно -
при температуре до -160 градусов С), что обычная жизнедеятельность организма исключается, и
только при возвращении прежних условий существования она, жизнедеятельность, снова
тут как тут.
- Что же касаетс
анабиоза в перспективе... Догадываетесь?
-
Знаю-знаю! - с неожиданным восторгом первооткрывателя воскликнул Бахметьев К.
Н. - Анабиоз в перспективе - это свобода человека во времени! Правильно говорю?!
Тут удивился Бахметьев П. И.:
- Когда я ставил свои опыты над летучими мышами,
я не думал о свободах. Мыши, они и без меня совершенно свободны, они что
умеют, то и делают, а чего не умеют, о том не мечтают. Но вы-то, дорогой Константин Николаевич, какую
видите вы связь между свободой личности и анабиозом?
- Ну как же, как же! Очень просто: не понравилось мне
жить в двадцатом веке, я взял и впал в анабиоз, законсервировался лет на
двадцать. Снова прожил пять лет - и снова даешь консервацию еще на двадцать. Без
анабиоза - как? Без него мама меня родила, я и живу от этого дня всю свою
жизнь, а с анабиозом? С консервацией? Извините-подвиньтесь - я при
маме до совершеннолетия, а после - живу тогда, когда хочу. Как хочу, так
и распределяю свою жизнь по грядущим векам и эпохам! В пространстве люди
уже свободны, мотаемся куда хотим, летим, плывем, едем на чьих-нибудь колесах,
а во времени - мы все еще рабы! Ваше открытие, дорогой Порфирий Иванович,
дает человеку свободу не только в пространстве, но и во времени. Все! Отныне
плюю на день своего рождения! Ну ладно, ладно, не плюю, не буду, если это
нехорошо, если безнравственно, но все равно я освобожден от календарного крепостного права!
Ур-ра! Теперь только и дел, что преобразить теорию в практику.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18