ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Валерий Вотрин vvotrin@yahoo.co.uk
«Гадальщик на камешках»: Азбука; Спб.; 2000
ISBN 5-267-00163-5
Мирча Элиаде
Двенадцать тысяч голов скота
***
Человек поднял над столом пустую бутылку и, глядя на трактирщика, многозначительно потряс ею в воздухе, — мол, пора принести еще вина. Потом вынул из кармана пестрый платок и стал рассеянно вытирать лоб. Человек был не старый, ладно сложенный, хоть и полноватый, с круглым, налитым кровью невыразительным лицом.
Трактирщик, приволакивая ногу, двинулся к нему.
— Коли до сих пор их нет, видно, уж ничего не будет, — сказал трактирщик, ставя графин перед посетителем. — Уже почти двенадцать...
Человек вертел в руках пестрый платок и озадаченно улыбался.
— Видно, уж ничего не будет, — чеканя каждое слово, повторил трактирщик.
Будто только тут расслышав его слова, человек торопливо отыскал часы и, откинув назад голову, долго издали разглядывал стрелки, сдвинув брови и не мигая.
— Без пяти двенадцать, — вымолвил он наконец с расстановкой, будто не веря собственным глазам.
И вдруг быстрым движением отстегнул часы от толстой золотой цепочки на поясе и с загадочной улыбкой протянул их трактирщику:
— Ты только возьми их в руки. Ну что? Как думаешь, сколько они стоят?
Трактирщик долго размышлял, взвешивая часы то в одной, то в другой руке.
— Тяжелые, — наконец произнес он. — Видать, не золотые. Для золотых слишком тяжелые.
— Царские часы! — сообщил посетитель. — Я купил их в Одессе. Они принадлежали царю.
Трактирщик изумленно покачал головой и собрался вернуться к стойке, когда человек удержал его за руку и представился:
— Я — Горе. Бери бокал и приходи со мной выпить, — продолжал он. — Янку Горе — человек надежный и с будущим, — друзья так говорят обо мне.
В окне зазвенело единственное уцелевшее стекло: мимо проехал тяжело груженный грузовик. Горе сидел подперев подбородок и с улыбкой следил за трактирщиком. Трактирщик вытащил из-под стойки бокал, долго стряхивал его, потом старательно разглядывал — достаточно ли чистый. С бокалом в руке, все так же приволакивая ногу, направился к столу, молча сосредоточенно налил себе из графина, и тут Горе, понизив голос, спросил:
— Ты такого Пэунеску знаешь?
— Из Министерства финансов? — живо откликнулся трактирщик.
Он поднес бокал к губам, но не выпил, будто в последнюю минуту вспомнил о чем-то.
— Из Министерства финансов, — подтвердил Горе.
Трактирщик опрокинул бокал и отер губы тыльной стороной ладони.
— Он жил здесь рядом, в доме четырнадцать, но теперь переехал. После бомбежки, — прибавил он и насмешливо подмигнул. — Говорят, получил приказ из министерства.
И он снова хитро подмигнул. Но Горе не заметил. Он протянул руку и, нащупав на столе свой пестрый платок, стал снова рассеянно и будто нехотя утирать лоб и щеки, а потом вдруг сказал:
— Мне он ничего не говорил. Сказал только, что, если чего понадобится, не искать его в министерстве, а идти прямо на улицу Красавицы. Но в доме четырнадцать уже никто не живет. Ни души...
— Он переехал после бомбежки, — повторил трактирщик, снова неспешно возвращаясь к стойке. — Сколько же тогда погибло людей!
Вошли два шофера и молча уселись у неразбитого окна. Вид у них был мрачный. Горе, держа часы в вытянутой руке, разглядывал циферблат.
— Десять минут первого, — тяжело вздохнув, сообщил он.
— Теперь уж, видно, не будет. Сегодня пронесло. С Божьей помощью пронесло...
Горе торопливо засунул в карман жилетки часы, хлопнул по столу и крикнул:
— Счет, начальник, я тороплюсь! Потом не без усилия встал, взял шляпу и нетвердыми шагами подошел к стойке.
— У меня дела. Тороплюсь, — несколько раз повторил он громко, будто обращаясь ко всем в трактире.
Отсчитал несколько банкнот, не дожидаясь сдачи, крепко пожал руку хозяину и со словами: «Ты еще услышишь обо мне, ты еще услышишь о Янку Горе» — вышел.
Улица обдала его ласковым теплом майского полдня. Пахло шиповником и нагретой щебенкой. Горе нахлобучил шляпу и медленно пошел прочь.
— Мошенник! — прошипел он сквозь зубы, проходя мимо дома номер четырнадцать.
Это был ничем не приметный дом с потрескавшейся штукатуркой, каких много в предместье.
— Жулье! Меня кормит обещаниями, а сам смылся. Трус и жулик! Сгинул, укрылся в безопасном месте с моими тремя миллионами! Оставил меня здесь под бомбежкой.
От злости Горе быстро дошагал до конца улицы и вдруг остановился как вкопанный, несколько раз выругался и почти бегом вернулся назад. Перед домом четырнадцать он снял шляпу и всей ладонью надавил на кнопку звонка. Он долго стоял так, держа в одной руке шляпу, а другой давя на звонок и прислушиваясь к долетавшему из пустого дома одинокому, зловещему звуку. На лице у него выступили капли холодного пота, но что-то мешало ему снять руку со звонка и сгинуть. Может, все та же злость.
И тут — невероятно! — пронзительный звук сирены. Горе почувствовал: сейчас обмякнут ноги — и в отчаянии поднял глаза к небу. По выцветшей его голубизне беспорядочно сновали белесые облака, точно еще не решив, куда держать путь. «Совсем спятили! Уже больше двенадцати, и чего им неймется?» — пронеслось у него в голове. Ему показалось, будто в соседних домах захлопали двери, кто-то переговаривался, и молодой женский голос истошно крикнул:
— Ионикэ! Где ты, Ионикэ!
Горе испуганно огляделся по сторонам и вдруг, решительно наклонившись вперед, бросился бежать вверх по улице. Сирена испустила длинный истошный вопль и стихла. «Шесть тысяч голов скота, и притом отборного качества, — внезапно подумал Горе. — У меня и разрешение на экспорт есть. Вот только бы Министерство финансов утвердило...» И в эту минуту увидел пришпиленное к забору знакомое объявление с черным указующим пальцем: «Противовоздушное убежище в 20 метрах».
Кровь прилила к его лицу, и он припустился еще быстрее. Он был уже у калитки и открыл ее, когда услышал где-то рядом короткий свисток постового.
Ведомый черным указующим пальцем объявления, Горе направился к какому-то погребку в глубине двора. На двери его большими буквами значилось: «Убежище для 10 человек». «Не успели еще набежать. Найдется местечко», — подумал Горе и открыл дверь. Пол комнаты был цементный, окно наглухо заштукатурено. С потолка свисала грязная лампочка. По стенам стояли несколько мешков с песком и ведро воды. В центре комнаты — деревянные скамьи. Когда он вошел, старик и две женщины устремили на него любопытный взгляд.
— Доброе утро, — сказал Горе, с трудом переводя дух и тем не менее заставляя себя улыбнуться. — Ну и бежал же я, — добавил он, утирая щеки платком. — А я думал — сегодня они не прилетят.
— Говорю я вам, эта тревога не настоящая, — вступил старик неожиданным басом. — Я сегодня утром слышал по радио:
1 2 3 4