Воистину, неисповедимы пути Господни…
В 1691 году Пётр заложил первый русский военный корабль, и сам придумал для флота флаг с красной, синей и белой полосой. Он полюбил море и флот на всю жизнь. Особенно к Петру, да и вообще его правительству, можно приложить мнение А. С. Пушкина: «…со времён возведения на престол Романовых, от Михаила Фёдоровича до Николая I, правительство у нас всегда впереди на поприще образованности и просвещения. Народ следует за ним всегда лениво, а иногда и неохотно. Вот что и составляет силу нашего самодержавия. Не худо было иным европейским государствам понять эту простую истину. Бурбоны не были бы выгнаны вилами и каменьями, и английская аристокрация не принуждена была бы уступить радикализму» (см. том 7, стр. 437).
Царь, элита и народ
Мы говорили уже, что всё население России делится на две неравные части: народ и, по Пушкину, аристокрацию , элиту. При внимательном рассмотрении вся внутренняя история страны оказывается, по преимуществу, историей борьбы монархии с элитой, во имя подчинения этого правящего слоя общенациональным (народным) интересам. Элита всегда против такого подчинения боролась, а низы всегда поддерживали общенародную линию – а значит, и монархию.
Желание подверстать современные западные политические теории к России часто приводят к конфузу. Так, Ричард Пайпс пишет: «Должно быть вполне очевидно, что в такой аграрной стране, какой до 1860-хгг являлась Россия, где вобращении было мало денег, а коммерческий кредит вообще отсутствовал, средний класс в силу самой природы вещей не мог иметь большого влияния ». А между тем в России – два средних класса, свой у народа (небогатых крестьян и бедных дворян), и свой у элиты, сверхбогатой аристократии.
Или: «Ограничить русскую монархию могло лишь землевладельческое сословие – дворяне, которые к концу XVIII в владели подавляющим большинством производительного богатства страны, и без которых самодержавие не могло ни управлять своим царством, ни защищать его. Они представляли из себя во всех отношениях сильнейшую и богатейшую группу… », – но, во-первых, приведённые в книге того же Пайпса данные о бедности подавляющей массы дворянства противоречат сказанному, а во-вторых, политическая жизнь страны складывалась в «обратном» направлении: монархия, опираясь на народ, ограничивала элиту, «сильнейшую и богатейшую группу»…
Если из нашей истории изъять влияние народа, то мощь русской монархии совершенно непонятна: откуда все «собиратели земли Русской», начиная от Ивана Калиты, брали силы для борьбы с уделами, с боярством, с местничеством, с «верховниками», с крепостниками и прочими милыми людьми, да ещё и рубежи обороняли? Силы эти давал народ. Монарх собирал Русь в один кулак; аристокрация пыталась овладеть этим кулаком изнутри. Царь пресекал эти попытки методами, принятыми в его время, как правило, апеллируя к народу, иногда неявно, иногда – явно, как это сделал, например, Иван Грозный в своём знаменитом воззвании из Александровской слободы, сознательно обратившись к низам.
Но где истоки этого противоборства, почему у нас всегда происходит так, а не иначе – каков, так сказать, механизм нашей удивительной истории? На любом континенте, в любой стране, любое человеческое сообщество находится в неких внешних условиях. Чтобы в них не просто существовать, но и развиваться, оно должно сохранять опыт прошлого в них выживания, и одновременно уметь перестраиваться по мере изменения условий. Иначе говоря, в процессе эволюции сообщество должно быть одновременно инерционным и чутким к изменениям.
Так вот, сельское население (крестьяне), обеспечивают внутреннее выживание всех, включая элиту, и они же – наиболее консервативный элемент общества. А элита обеспечивает внешний контакт, составляя служилый класс государства: ведь основные усилия дипломатии и армии направлены вовне.
Элита живёт за счёт своей страны, то есть от прибавочного продукта, который даёт ей народ. Это не нахлебничество, если она и работает в интересах этой же страны и этого народа. Но если она начинает действовать исключительно в личных интересах, или, ещё того хуже, в интересах иных стран, то народ может изгнать её, или перестать содержать. Без элиты пропадёт и государство, и потому ей нужно давать возможность жить ровно настолько хорошо (удобно, комфортно, сытно и т. д.), насколько она приносит пользу обществу. Поэтому суть не в том, чтобы изгнать негодную элиту, а чтобы правильно содержать годную.
Такова ситуация, объективно существующая в любой стране. В чём же проблема России? В том, что Россия совсем не ЛЮБАЯ страна. Если в Западной Европе монархи могли позволять своим дворянам изрядные вольности, то в России этот номер никак не проходил: прибавочный продукт, который можно было получить с земли, был слишком скуден, чтобы крестьяне благоденствовали, дворяне жировали, а государство было бы сильным перед лицом постоянно возникающих внешних угроз и внутренних смут. Уж что-нибудь одно.
Итак, причину формирования самобытной российской экономики и политического режима следует искать не в болезненном пристрастии нашего дворянина к подчинению, и не в абсурдном деспотизме самодержавия, а в сложных природно-климатических условиях, определивших и характер производственных отношений, и механизм власти.
Все люди – люди. Мы с вами их знаем. Крестьянин хотел бы отдавать барину поменьше, или вообще сбежать туда, где нет никаких бар, а земля пожирнее. А дворянину жить с чего-то надо, и он требует от крестьянина повиновения. Поэтому совершенно верно пишет академик Л. В. Милов, что крепостничество есть «исторически закономерная форма проявления и развития собственно феодальных отношений», – естественно-географические условия повлияли на возникновение крепостной зависимости, как наиболее реального и даже единственно возможного средства присвоения господствующим классом исторически оптимального прибавочного продукта.
Со своей стороны, дворянин, отнюдь не возражая против получения дохода от крестьянского труда, мог сильно сомневаться в необходимости тратить его на экипировку и вооружение. Нужен был или очень сильный моральный стимул, или принуждение, чтобы он под монаршими знамёнами отправился на войну, умирать за лично ему совершенно чуждые интересы.
А почему же они «чуждые»? Да потому, что разные интересы тоже выстраиваются в иерархию или, скажем так, лестницу. На нижней ступеньке – интересы отдельного крестьянина; чуть выше – общины; ещё выше расположились интересы барина, как «предстателя» общины перед верховной властью; и так мы добираемся до самого верха, то есть до государя. Именно он призван синхронизировать все частные интересы, чтобы суметь осуществить интересы государственные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125
В 1691 году Пётр заложил первый русский военный корабль, и сам придумал для флота флаг с красной, синей и белой полосой. Он полюбил море и флот на всю жизнь. Особенно к Петру, да и вообще его правительству, можно приложить мнение А. С. Пушкина: «…со времён возведения на престол Романовых, от Михаила Фёдоровича до Николая I, правительство у нас всегда впереди на поприще образованности и просвещения. Народ следует за ним всегда лениво, а иногда и неохотно. Вот что и составляет силу нашего самодержавия. Не худо было иным европейским государствам понять эту простую истину. Бурбоны не были бы выгнаны вилами и каменьями, и английская аристокрация не принуждена была бы уступить радикализму» (см. том 7, стр. 437).
Царь, элита и народ
Мы говорили уже, что всё население России делится на две неравные части: народ и, по Пушкину, аристокрацию , элиту. При внимательном рассмотрении вся внутренняя история страны оказывается, по преимуществу, историей борьбы монархии с элитой, во имя подчинения этого правящего слоя общенациональным (народным) интересам. Элита всегда против такого подчинения боролась, а низы всегда поддерживали общенародную линию – а значит, и монархию.
Желание подверстать современные западные политические теории к России часто приводят к конфузу. Так, Ричард Пайпс пишет: «Должно быть вполне очевидно, что в такой аграрной стране, какой до 1860-хгг являлась Россия, где вобращении было мало денег, а коммерческий кредит вообще отсутствовал, средний класс в силу самой природы вещей не мог иметь большого влияния ». А между тем в России – два средних класса, свой у народа (небогатых крестьян и бедных дворян), и свой у элиты, сверхбогатой аристократии.
Или: «Ограничить русскую монархию могло лишь землевладельческое сословие – дворяне, которые к концу XVIII в владели подавляющим большинством производительного богатства страны, и без которых самодержавие не могло ни управлять своим царством, ни защищать его. Они представляли из себя во всех отношениях сильнейшую и богатейшую группу… », – но, во-первых, приведённые в книге того же Пайпса данные о бедности подавляющей массы дворянства противоречат сказанному, а во-вторых, политическая жизнь страны складывалась в «обратном» направлении: монархия, опираясь на народ, ограничивала элиту, «сильнейшую и богатейшую группу»…
Если из нашей истории изъять влияние народа, то мощь русской монархии совершенно непонятна: откуда все «собиратели земли Русской», начиная от Ивана Калиты, брали силы для борьбы с уделами, с боярством, с местничеством, с «верховниками», с крепостниками и прочими милыми людьми, да ещё и рубежи обороняли? Силы эти давал народ. Монарх собирал Русь в один кулак; аристокрация пыталась овладеть этим кулаком изнутри. Царь пресекал эти попытки методами, принятыми в его время, как правило, апеллируя к народу, иногда неявно, иногда – явно, как это сделал, например, Иван Грозный в своём знаменитом воззвании из Александровской слободы, сознательно обратившись к низам.
Но где истоки этого противоборства, почему у нас всегда происходит так, а не иначе – каков, так сказать, механизм нашей удивительной истории? На любом континенте, в любой стране, любое человеческое сообщество находится в неких внешних условиях. Чтобы в них не просто существовать, но и развиваться, оно должно сохранять опыт прошлого в них выживания, и одновременно уметь перестраиваться по мере изменения условий. Иначе говоря, в процессе эволюции сообщество должно быть одновременно инерционным и чутким к изменениям.
Так вот, сельское население (крестьяне), обеспечивают внутреннее выживание всех, включая элиту, и они же – наиболее консервативный элемент общества. А элита обеспечивает внешний контакт, составляя служилый класс государства: ведь основные усилия дипломатии и армии направлены вовне.
Элита живёт за счёт своей страны, то есть от прибавочного продукта, который даёт ей народ. Это не нахлебничество, если она и работает в интересах этой же страны и этого народа. Но если она начинает действовать исключительно в личных интересах, или, ещё того хуже, в интересах иных стран, то народ может изгнать её, или перестать содержать. Без элиты пропадёт и государство, и потому ей нужно давать возможность жить ровно настолько хорошо (удобно, комфортно, сытно и т. д.), насколько она приносит пользу обществу. Поэтому суть не в том, чтобы изгнать негодную элиту, а чтобы правильно содержать годную.
Такова ситуация, объективно существующая в любой стране. В чём же проблема России? В том, что Россия совсем не ЛЮБАЯ страна. Если в Западной Европе монархи могли позволять своим дворянам изрядные вольности, то в России этот номер никак не проходил: прибавочный продукт, который можно было получить с земли, был слишком скуден, чтобы крестьяне благоденствовали, дворяне жировали, а государство было бы сильным перед лицом постоянно возникающих внешних угроз и внутренних смут. Уж что-нибудь одно.
Итак, причину формирования самобытной российской экономики и политического режима следует искать не в болезненном пристрастии нашего дворянина к подчинению, и не в абсурдном деспотизме самодержавия, а в сложных природно-климатических условиях, определивших и характер производственных отношений, и механизм власти.
Все люди – люди. Мы с вами их знаем. Крестьянин хотел бы отдавать барину поменьше, или вообще сбежать туда, где нет никаких бар, а земля пожирнее. А дворянину жить с чего-то надо, и он требует от крестьянина повиновения. Поэтому совершенно верно пишет академик Л. В. Милов, что крепостничество есть «исторически закономерная форма проявления и развития собственно феодальных отношений», – естественно-географические условия повлияли на возникновение крепостной зависимости, как наиболее реального и даже единственно возможного средства присвоения господствующим классом исторически оптимального прибавочного продукта.
Со своей стороны, дворянин, отнюдь не возражая против получения дохода от крестьянского труда, мог сильно сомневаться в необходимости тратить его на экипировку и вооружение. Нужен был или очень сильный моральный стимул, или принуждение, чтобы он под монаршими знамёнами отправился на войну, умирать за лично ему совершенно чуждые интересы.
А почему же они «чуждые»? Да потому, что разные интересы тоже выстраиваются в иерархию или, скажем так, лестницу. На нижней ступеньке – интересы отдельного крестьянина; чуть выше – общины; ещё выше расположились интересы барина, как «предстателя» общины перед верховной властью; и так мы добираемся до самого верха, то есть до государя. Именно он призван синхронизировать все частные интересы, чтобы суметь осуществить интересы государственные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125