— В таком случае позвольте представиться — Вольфрам Бюхтинг!
— Как вы сказали? Ваша фамилия Бюхтинг? — вскричал Лотарио, чрезвычайно удивленный. — Вольфрам Бюхтинг из Берлина?
— Ну да, — сказал Вольфрам, не понимая, чтб так поразило его нового знакомого. — Но откуда вам известна моя фамилия? Ведь я покинул Берлин очень давно…
— Но у вас есть сестра, Тереза Бюхтинг! — воскликнул дон Лотарио.
— Есть, клянусь Богом! — вскричал Вольфрам, в свою очередь чрезвычайно удивленный тем, что ему довелось услышать. — Что вам известно о ней? Вы знакомы с ней? Где она?
— Она здесь, в Париже! — ответил дон Лотарио. — Скажу вам больше: она и есть та самая Тереза, о которой я говорил! Она моя невеста и скоро станет моей женой!
— Боже, неужели такое возможно? А вы не ошибаетесь? Это действительно Тереза Бюхтинг, моя сестра, круглая сирота?
— Именно она! Она рассказывала мне, что ее брата зовут Вольфрам, что шесть лет назад он уехал в Париж, а оттуда, вероятно, отправился в Америку.
— Тогда это она! Слава Богу! — вскричал Вольфрам и прижал молодого испанца к своей груди. — Благодарю вас, благодарю, дон Лотарио! Вы возвращаете мне единственное, чего мне недоставало, чтобы чувствовать себя на вершине счастья! Вы возвращаете мне сестру, которую я считал пропавшей без вести, ибо все мои попытки отыскать ее были тщетны!
Дон Лотарио чрезвычайно обрадовался, узнав, что этот человек, расположивший его к себе с первых же минут знакомства, — брат его Терезы. С присущей ему живостью он принялся рассказывать Вольфраму о том, как покинул родную Калифорнию. Тот внимательно слушал, особенно когда речь заходила о лорде Хоупе. Затаив дыхание, он ловил каждое слово, когда молодой человек заговорил о своей первой встрече с Терезой. Глубоко тронула его и история отношений сестры с Паулем Веделем. С негодованием узнал он от дона Лотарио о кознях, которые строил злосчастной чете Моррель Ратур-Рабласи. Но когда молодой испанец поведал ему о последнем разговоре с графом Аренбергом, о последней фразе, брошенной графом, Вольфрам помрачнел.
— Нет, над нашей семьей не тяготеет проклятье — пробормотал он. — За прегрешения отца дети не отвечают! Впрочем, рассказывайте дальше!
— Итак, мы с Терезой покинули Берлин, — продолжал дон Лотарио. — Тереза не могла жить там одна, у меня тоже пропало всякое желание оставаться в этом городе. Мы приехали в Париж. Себе я снял скромное жилище и подыскал немолодую почтенную даму, которая согласилась сдать Терезе квартиру, где она могла бы жить до дня нашей свадьбы.
Мой первый визит был к аббату Лагиде. Он был поражен, увидев меня. Оказывается, он написал графу Аренбергу и открыл ему глаза на происки Ратура. Аббат надеялся, что ему удастся примирить Терезу с графом. Меня же это примирение нимало не беспокоило. Недоверие графа оскорбило меня. Слова, сказанные им Терезе во время последней нашей встречи, я расценил как унижение и твердо решил не идти с ним так просто на мировую.
— Благодарю вас! Вы — настоящий мужчина! — воскликнул Вольфрам, в котором проснулось прежнее своенравие и упрямство.
— Аббат оказался прав, — возобновил дон Лотарио свой рассказ, прерванный восклицаниями Вольфрама. — Не прошло и двух дней, как в Париже объявился граф Аренберг с Валентиной Моррель. Граф сразу же разыскал меня. Должен сознаться, поведение старика потрясло меня. Он был глубоко взволнован, со слезами на глазах просил у меня прощения. Граф уверял, что не мог даже предположить, что существуют такие негодяи, как Ратур. Он умолял проводить его к Терезе в надежде, что она простит его. По его словам, мысль удочерить Терезу никогда не покидала его. Он собирался приступить к этому незамедлительно, поскольку разрешение властей было уже им получено. Тем больнее ранило его душу предательство Терезы — как он теперь узнал, мнимое.
Я не мог не исполнить его желание видеть Терезу. Впрочем, уже при первом их свидании я убедился, что женщина не прощает обид так легко, как мужчина. Тереза отнеслась к просьбе графа холоднее, чем я ожидал. Она не могла простить ему тех несправедливых обвинений.
— Это у нас в характере! — прошептал Вольфрам. — Мы все упрямы!
— Несмотря на самые страстные, самые настойчивые просьбы, графу удалось добиться от Терезы только одного: разрешения навещать ее дважды в неделю. Речи об удочерении больше не было, тем более что вскоре Терезе предстояло взять фамилию, которая, конечно, представляется ей самой желанной, — мою фамилию. О нашем пребывании в Париже тогда ничего еще не было решено. Я намеревался задержаться здесь лишь ненадолго, узнать, что происходит на родине, завязать отношения с несколькими французами, написать письмо лорду Хоупу, а затем вернуться в Калифорнию.
Однако настоятельные просьбы аббата Лагиде побудили меня задержаться в Париже. Аббат сообщил мне, что на горе Желаний лорда Хоупа уже нет и вскоре он приедет в Париж. Аббат сказал также, что финансовые дела лорда поправились и, по всей вероятности, он сможет выплатить мне полную стоимость моей гасиенды. Во всяком случае, заверил аббат, мне следовало ожидать лорда в Париже, а кроме того, есть еще одно важное обстоятельство: моя невеста носит фамилию Бюхтинг, то есть принадлежит к некоему семейству, к которому лорд испытывает живейший интерес и которое долго и безуспешно разыскивал.
— Непостижимо! Что же угодно от нас этому человеку? — опять прервал повествование молодого испанца Вольфрам.
— Не знаю! — ответил дон Лотарио. — Но лорд Хоуп, или граф Монте-Кристо — потому что это один и тот же человек, — личность настолько необыкновенная, что ради него можно ждать и не один месяц. А поскольку я рассчитывал получить от лорда весьма значительную для меня теперь сумму, я согласился и решил остаться в Париже до его приезда. В то же время я хотел сохранить полную независимость. С другой стороны, жизнь научила меня видеть всю иллюзорность сиюминутного богатства. Поэтому я решил не прикасаться к остаткам своего небольшого состояния, а жить здесь, в Париже, на доходы от уроков. Так я и поступил и нахожу, что труд приносит гораздо больше радости, чем принято думать, и избавляет нас от многих хворей, которыми страдает тот, кто ведет праздную жизнь.
— Вы человек в моем вкусе! — с неподдельной радостью воскликнул Вольфрам, пожимая ему руку. — Терезе невероятно повезло, что она встретила такого человека, как вы! Я должен видеть сестру, дорогой Лотарио, видеть сегодня же!… Амелия, Амелия!
Он открыл дверь и позвал жену, которая поспешила на его зов. Она выглядела немного испуганной, так как, вероятно, опасалась, что произошла какая-то неприятность.
— Послушай, Амелия! — обратился к ней Вольфрам, весь искрясь радостью. — Этот господин — избранник моей сестры, жених моей Терезы!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169
— Как вы сказали? Ваша фамилия Бюхтинг? — вскричал Лотарио, чрезвычайно удивленный. — Вольфрам Бюхтинг из Берлина?
— Ну да, — сказал Вольфрам, не понимая, чтб так поразило его нового знакомого. — Но откуда вам известна моя фамилия? Ведь я покинул Берлин очень давно…
— Но у вас есть сестра, Тереза Бюхтинг! — воскликнул дон Лотарио.
— Есть, клянусь Богом! — вскричал Вольфрам, в свою очередь чрезвычайно удивленный тем, что ему довелось услышать. — Что вам известно о ней? Вы знакомы с ней? Где она?
— Она здесь, в Париже! — ответил дон Лотарио. — Скажу вам больше: она и есть та самая Тереза, о которой я говорил! Она моя невеста и скоро станет моей женой!
— Боже, неужели такое возможно? А вы не ошибаетесь? Это действительно Тереза Бюхтинг, моя сестра, круглая сирота?
— Именно она! Она рассказывала мне, что ее брата зовут Вольфрам, что шесть лет назад он уехал в Париж, а оттуда, вероятно, отправился в Америку.
— Тогда это она! Слава Богу! — вскричал Вольфрам и прижал молодого испанца к своей груди. — Благодарю вас, благодарю, дон Лотарио! Вы возвращаете мне единственное, чего мне недоставало, чтобы чувствовать себя на вершине счастья! Вы возвращаете мне сестру, которую я считал пропавшей без вести, ибо все мои попытки отыскать ее были тщетны!
Дон Лотарио чрезвычайно обрадовался, узнав, что этот человек, расположивший его к себе с первых же минут знакомства, — брат его Терезы. С присущей ему живостью он принялся рассказывать Вольфраму о том, как покинул родную Калифорнию. Тот внимательно слушал, особенно когда речь заходила о лорде Хоупе. Затаив дыхание, он ловил каждое слово, когда молодой человек заговорил о своей первой встрече с Терезой. Глубоко тронула его и история отношений сестры с Паулем Веделем. С негодованием узнал он от дона Лотарио о кознях, которые строил злосчастной чете Моррель Ратур-Рабласи. Но когда молодой испанец поведал ему о последнем разговоре с графом Аренбергом, о последней фразе, брошенной графом, Вольфрам помрачнел.
— Нет, над нашей семьей не тяготеет проклятье — пробормотал он. — За прегрешения отца дети не отвечают! Впрочем, рассказывайте дальше!
— Итак, мы с Терезой покинули Берлин, — продолжал дон Лотарио. — Тереза не могла жить там одна, у меня тоже пропало всякое желание оставаться в этом городе. Мы приехали в Париж. Себе я снял скромное жилище и подыскал немолодую почтенную даму, которая согласилась сдать Терезе квартиру, где она могла бы жить до дня нашей свадьбы.
Мой первый визит был к аббату Лагиде. Он был поражен, увидев меня. Оказывается, он написал графу Аренбергу и открыл ему глаза на происки Ратура. Аббат надеялся, что ему удастся примирить Терезу с графом. Меня же это примирение нимало не беспокоило. Недоверие графа оскорбило меня. Слова, сказанные им Терезе во время последней нашей встречи, я расценил как унижение и твердо решил не идти с ним так просто на мировую.
— Благодарю вас! Вы — настоящий мужчина! — воскликнул Вольфрам, в котором проснулось прежнее своенравие и упрямство.
— Аббат оказался прав, — возобновил дон Лотарио свой рассказ, прерванный восклицаниями Вольфрама. — Не прошло и двух дней, как в Париже объявился граф Аренберг с Валентиной Моррель. Граф сразу же разыскал меня. Должен сознаться, поведение старика потрясло меня. Он был глубоко взволнован, со слезами на глазах просил у меня прощения. Граф уверял, что не мог даже предположить, что существуют такие негодяи, как Ратур. Он умолял проводить его к Терезе в надежде, что она простит его. По его словам, мысль удочерить Терезу никогда не покидала его. Он собирался приступить к этому незамедлительно, поскольку разрешение властей было уже им получено. Тем больнее ранило его душу предательство Терезы — как он теперь узнал, мнимое.
Я не мог не исполнить его желание видеть Терезу. Впрочем, уже при первом их свидании я убедился, что женщина не прощает обид так легко, как мужчина. Тереза отнеслась к просьбе графа холоднее, чем я ожидал. Она не могла простить ему тех несправедливых обвинений.
— Это у нас в характере! — прошептал Вольфрам. — Мы все упрямы!
— Несмотря на самые страстные, самые настойчивые просьбы, графу удалось добиться от Терезы только одного: разрешения навещать ее дважды в неделю. Речи об удочерении больше не было, тем более что вскоре Терезе предстояло взять фамилию, которая, конечно, представляется ей самой желанной, — мою фамилию. О нашем пребывании в Париже тогда ничего еще не было решено. Я намеревался задержаться здесь лишь ненадолго, узнать, что происходит на родине, завязать отношения с несколькими французами, написать письмо лорду Хоупу, а затем вернуться в Калифорнию.
Однако настоятельные просьбы аббата Лагиде побудили меня задержаться в Париже. Аббат сообщил мне, что на горе Желаний лорда Хоупа уже нет и вскоре он приедет в Париж. Аббат сказал также, что финансовые дела лорда поправились и, по всей вероятности, он сможет выплатить мне полную стоимость моей гасиенды. Во всяком случае, заверил аббат, мне следовало ожидать лорда в Париже, а кроме того, есть еще одно важное обстоятельство: моя невеста носит фамилию Бюхтинг, то есть принадлежит к некоему семейству, к которому лорд испытывает живейший интерес и которое долго и безуспешно разыскивал.
— Непостижимо! Что же угодно от нас этому человеку? — опять прервал повествование молодого испанца Вольфрам.
— Не знаю! — ответил дон Лотарио. — Но лорд Хоуп, или граф Монте-Кристо — потому что это один и тот же человек, — личность настолько необыкновенная, что ради него можно ждать и не один месяц. А поскольку я рассчитывал получить от лорда весьма значительную для меня теперь сумму, я согласился и решил остаться в Париже до его приезда. В то же время я хотел сохранить полную независимость. С другой стороны, жизнь научила меня видеть всю иллюзорность сиюминутного богатства. Поэтому я решил не прикасаться к остаткам своего небольшого состояния, а жить здесь, в Париже, на доходы от уроков. Так я и поступил и нахожу, что труд приносит гораздо больше радости, чем принято думать, и избавляет нас от многих хворей, которыми страдает тот, кто ведет праздную жизнь.
— Вы человек в моем вкусе! — с неподдельной радостью воскликнул Вольфрам, пожимая ему руку. — Терезе невероятно повезло, что она встретила такого человека, как вы! Я должен видеть сестру, дорогой Лотарио, видеть сегодня же!… Амелия, Амелия!
Он открыл дверь и позвал жену, которая поспешила на его зов. Она выглядела немного испуганной, так как, вероятно, опасалась, что произошла какая-то неприятность.
— Послушай, Амелия! — обратился к ней Вольфрам, весь искрясь радостью. — Этот господин — избранник моей сестры, жених моей Терезы!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169