Она пахла им, как будто он, подобно дикому животному, пометил эту территорию. Маккейди нежно провел языком, и Джессалин, еще шире раздвинув ноги, обеими руками обхватила его голову, извиваясь и постанывая от наслаждения.
Чувствуя во рту ее горячий вкус, он терпеливо дождался, пока по ее телу пройдет последняя волна дрожи. И только тогда приподнялся, собираясь войти в нее. Но ладонь Джессалин уперлась ему в грудь.
– Ляг на спину.
Он перекатился на спину, и Джессалин оказалась сверху.
Маккейди застонал, когда горячие губы сомкнулись вокруг его соска, и еще сильней, когда они двинулись ниже, ниже, пока не достигли тугих темных завитков. Он вошел в ее влажный рот, в эти невероятные губы, и ему показалось, что он сейчас умрет. А губы Джессалин сжимались, разжимались, двигались, пока Маккейди не почувствовал, что больше не выдержит. Он рывком приподнял ее и медленно усадил на себя. Обоим казалось, что он достал до самого сердца.
Джессалин все быстрее и быстрее приподнимала и опускала бедра, а он лишь вполголоса повторял ее имя: «Джесса, Джесса, Джесса…» – до тех пор, пока его голова не откинулась на подушку, а ее рот не приоткрылся в безмолвном крике наслаждения.
Долгое время спустя, когда Маккейди вернулся к реальности, он присел на кровати и, крепко обняв Джессалин, принялся разглядывать комнату: черный балдахин с иероглифами, обои с тропическими сюжетами и внушительных размеров сфинкс, восседающий рядом с камином.
– Интересно, – наконец поинтересовался он, – как может нормальный человек спать в такой комнате?
Джессалин громко и заразительно рассмеялась, и через минуту они уже хохотали вместе. Отсмеявшись, Джессалин потерлась носом о его шею и подбородок, легонько дернув зубами золотую сережку.
– Ты что, действительно подумал, что я оставила тебя ради Кларенса?
Он метнул на нее один из классических взглядов Трелони. Однако усилия пропали даром – Джессалин смотрела в другую сторону.
– Естественно, такая глупость мне и в голову не приходила. Я подумал другое – что тебя осенила гениальная идея подарить ему несколько часов удовольствия в обмен на эти проклятые векселя. И нечего так смотреть. Ты же сама говорила, что ради меня готова на все. – Приподняв ее голову, Маккейди пристально посмотрел ей в глаза. – Так что же ты все-таки сделала.
Джессалин выскользнула из его объятий, встала, подошла к туалетному столику и взяла увесистый документ, придавленный пудреницей. Маккейди нравилось смотреть, как она движется, как распущенные волосы ласкают обнаженную грудь. Подойдя к кровати, Джессалин протянула ему бумаги.
Документ был составлен очень четко и свидетельствовал о том, что его векселя полностью погашены – ежегодные выплаты и основная сумма. Внизу красовалась подпись Титвелла, хотя и не такая размашистая, как обычно. Документ венчала вполне официального вида печать.
Маккейди посмотрел в серьезные серые глаза жены.
– Каким образом ты этого добилась?
Лицо Джессалин исказилось, словно от боли, она поспешно отвернулась.
– Я продала Голубую Луну.
– Черт побери, Джессалин… – Маккейди почувствовал, что к горлу подступают рыдания. Ему хотелось плакать как ребенку, громко и долго, колотя кулаками об пол. Ах, если бы было возможно повернуть время вспять и заново, уже правильно прожить жизнь! Он подарил бы ей целый мир. А сейчас мир дарила ему она.
Он встал и взял ее лицо в ладони, большими пальцами вытирая слезы, стекавшие по ее щекам. В горле по-прежнему стоял ком, и слова выговаривались с трудом.
– Эта лошадь была для тебя важнее всего на свете.
Губы Джессалин задрожали, но она улыбнулась сквозь слезы.
– Важнее всего на свете для меня ты. Маккейди обнял ее и прижал заплаканное лицо к своей груди.
– Я продала и других тоже, – продолжала Джессалин. – Только этого все равно не хватило. Т-тогда мне пришлось п-продать и бабушкины табакерки.
– О Господи…
Они постояли молча, а потом Джессалин, не поднимая головы, тихо спросила:
– Ты на меня не сердишься? Маккейди нежно сжал ее плечи.
– Я сержусь только на себя. – Он приподнял ее голову так, чтобы она могла видеть его глаза и убедиться, что он говорит правду. – Клянусь тебе, милая, что когда-нибудь я обязательно найду способ возместить все то, чем ты для меня пожертвовала.
Огромные глаза Джессалин смотрели очень серьезно.
– Есть вещи, которые нельзя возместить, Маккейди. Но это и не обязательно. По крайней мере тогда, когда жертвуешь добровольно, от чистого сердца.
Маккейди в который раз подивился ее мудрости и душевной чистоте. И опять, как это бывало очень часто, когда он смотрел на нее, его грудь переполнили самые разнообразные чувства – удивление, боязнь потерять и радость.
Джессалин дрожала от холода, и Маккейди недовольно нахмурился.
– Ради Бога, Джесса, ты же совершенно окоченела. Надень что-нибудь.
Джессалин скорчила насмешливую гримасу.
– Не понимаю, зачем мне утруждать себя? Ты все равно это стащишь или порвешь.
Тем не менее она подошла к комоду и накинула шелковый капот восточного покроя. Маккейди натянул брюки, но застегивать не стал и вытянулся на чудовищной кровати.
Джессалин села рядом, на ее губах играла легкая, загадочная улыбка.
– Терпеть не могу, когда ты это делаешь.
– Что именно?
– Когда ты улыбаешься так, словно знаешь что-то, чего не знаю я.
Улыбка Джессалин стала еще шире.
– Я просто думала о том, как я тебя люблю.
Он погладил ее голую руку, не решаясь заглянуть в лицо.
– Джессалин, я…
– Что?
– Ничего.
Джессалин встала с кровати и подошла к окну. Маккейди искал какие-то важные слова, которые надо было, просто необходимо было сказать сейчас, но они не находились, а те, что приходили в голову, были явно неподходящими. По стеклу, бросая пестрые тени на лицо Джессалин, забарабанили капли дождя. В комнате стало прохладнее.
Вдруг глаза Джессалин округлились от изумления, она покрепче прижалась носом к стеклу, всматриваясь в то, что происходило на улице.
– Дункан в твоем фаэтоне увозит куда-то Бекку!
– Вам не о чем беспокоиться, леди Сирхэй. Они всего-навсего решили сбежать и пожениться. Известны случаи, когда так поступали даже вполне респектабельные люди.
Джессалин отвернулась от окна и расхохоталась.
– Вот дьявол, этот твой красавчик! Ведь обещал же, что уговорит ее!
– Вряд ли он действовал только словами, – улыбнулся Маккейди, а Джессалин снова начала смеяться. – Как подсказывает мне жизненный опыт, на слова вы, женщины, реагируете хуже всего.
– В самом деле? А на что же мы реагируем лучше всего? Маккейди похлопал рукой по кровати.
– Иди сюда, и я тебе объясню.
Она тут же оказалась рядом. Запустив руки под шелковистую ткань, Маккейди-начал упоительную игру возбуждения уже сытых любовью тел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
Чувствуя во рту ее горячий вкус, он терпеливо дождался, пока по ее телу пройдет последняя волна дрожи. И только тогда приподнялся, собираясь войти в нее. Но ладонь Джессалин уперлась ему в грудь.
– Ляг на спину.
Он перекатился на спину, и Джессалин оказалась сверху.
Маккейди застонал, когда горячие губы сомкнулись вокруг его соска, и еще сильней, когда они двинулись ниже, ниже, пока не достигли тугих темных завитков. Он вошел в ее влажный рот, в эти невероятные губы, и ему показалось, что он сейчас умрет. А губы Джессалин сжимались, разжимались, двигались, пока Маккейди не почувствовал, что больше не выдержит. Он рывком приподнял ее и медленно усадил на себя. Обоим казалось, что он достал до самого сердца.
Джессалин все быстрее и быстрее приподнимала и опускала бедра, а он лишь вполголоса повторял ее имя: «Джесса, Джесса, Джесса…» – до тех пор, пока его голова не откинулась на подушку, а ее рот не приоткрылся в безмолвном крике наслаждения.
Долгое время спустя, когда Маккейди вернулся к реальности, он присел на кровати и, крепко обняв Джессалин, принялся разглядывать комнату: черный балдахин с иероглифами, обои с тропическими сюжетами и внушительных размеров сфинкс, восседающий рядом с камином.
– Интересно, – наконец поинтересовался он, – как может нормальный человек спать в такой комнате?
Джессалин громко и заразительно рассмеялась, и через минуту они уже хохотали вместе. Отсмеявшись, Джессалин потерлась носом о его шею и подбородок, легонько дернув зубами золотую сережку.
– Ты что, действительно подумал, что я оставила тебя ради Кларенса?
Он метнул на нее один из классических взглядов Трелони. Однако усилия пропали даром – Джессалин смотрела в другую сторону.
– Естественно, такая глупость мне и в голову не приходила. Я подумал другое – что тебя осенила гениальная идея подарить ему несколько часов удовольствия в обмен на эти проклятые векселя. И нечего так смотреть. Ты же сама говорила, что ради меня готова на все. – Приподняв ее голову, Маккейди пристально посмотрел ей в глаза. – Так что же ты все-таки сделала.
Джессалин выскользнула из его объятий, встала, подошла к туалетному столику и взяла увесистый документ, придавленный пудреницей. Маккейди нравилось смотреть, как она движется, как распущенные волосы ласкают обнаженную грудь. Подойдя к кровати, Джессалин протянула ему бумаги.
Документ был составлен очень четко и свидетельствовал о том, что его векселя полностью погашены – ежегодные выплаты и основная сумма. Внизу красовалась подпись Титвелла, хотя и не такая размашистая, как обычно. Документ венчала вполне официального вида печать.
Маккейди посмотрел в серьезные серые глаза жены.
– Каким образом ты этого добилась?
Лицо Джессалин исказилось, словно от боли, она поспешно отвернулась.
– Я продала Голубую Луну.
– Черт побери, Джессалин… – Маккейди почувствовал, что к горлу подступают рыдания. Ему хотелось плакать как ребенку, громко и долго, колотя кулаками об пол. Ах, если бы было возможно повернуть время вспять и заново, уже правильно прожить жизнь! Он подарил бы ей целый мир. А сейчас мир дарила ему она.
Он встал и взял ее лицо в ладони, большими пальцами вытирая слезы, стекавшие по ее щекам. В горле по-прежнему стоял ком, и слова выговаривались с трудом.
– Эта лошадь была для тебя важнее всего на свете.
Губы Джессалин задрожали, но она улыбнулась сквозь слезы.
– Важнее всего на свете для меня ты. Маккейди обнял ее и прижал заплаканное лицо к своей груди.
– Я продала и других тоже, – продолжала Джессалин. – Только этого все равно не хватило. Т-тогда мне пришлось п-продать и бабушкины табакерки.
– О Господи…
Они постояли молча, а потом Джессалин, не поднимая головы, тихо спросила:
– Ты на меня не сердишься? Маккейди нежно сжал ее плечи.
– Я сержусь только на себя. – Он приподнял ее голову так, чтобы она могла видеть его глаза и убедиться, что он говорит правду. – Клянусь тебе, милая, что когда-нибудь я обязательно найду способ возместить все то, чем ты для меня пожертвовала.
Огромные глаза Джессалин смотрели очень серьезно.
– Есть вещи, которые нельзя возместить, Маккейди. Но это и не обязательно. По крайней мере тогда, когда жертвуешь добровольно, от чистого сердца.
Маккейди в который раз подивился ее мудрости и душевной чистоте. И опять, как это бывало очень часто, когда он смотрел на нее, его грудь переполнили самые разнообразные чувства – удивление, боязнь потерять и радость.
Джессалин дрожала от холода, и Маккейди недовольно нахмурился.
– Ради Бога, Джесса, ты же совершенно окоченела. Надень что-нибудь.
Джессалин скорчила насмешливую гримасу.
– Не понимаю, зачем мне утруждать себя? Ты все равно это стащишь или порвешь.
Тем не менее она подошла к комоду и накинула шелковый капот восточного покроя. Маккейди натянул брюки, но застегивать не стал и вытянулся на чудовищной кровати.
Джессалин села рядом, на ее губах играла легкая, загадочная улыбка.
– Терпеть не могу, когда ты это делаешь.
– Что именно?
– Когда ты улыбаешься так, словно знаешь что-то, чего не знаю я.
Улыбка Джессалин стала еще шире.
– Я просто думала о том, как я тебя люблю.
Он погладил ее голую руку, не решаясь заглянуть в лицо.
– Джессалин, я…
– Что?
– Ничего.
Джессалин встала с кровати и подошла к окну. Маккейди искал какие-то важные слова, которые надо было, просто необходимо было сказать сейчас, но они не находились, а те, что приходили в голову, были явно неподходящими. По стеклу, бросая пестрые тени на лицо Джессалин, забарабанили капли дождя. В комнате стало прохладнее.
Вдруг глаза Джессалин округлились от изумления, она покрепче прижалась носом к стеклу, всматриваясь в то, что происходило на улице.
– Дункан в твоем фаэтоне увозит куда-то Бекку!
– Вам не о чем беспокоиться, леди Сирхэй. Они всего-навсего решили сбежать и пожениться. Известны случаи, когда так поступали даже вполне респектабельные люди.
Джессалин отвернулась от окна и расхохоталась.
– Вот дьявол, этот твой красавчик! Ведь обещал же, что уговорит ее!
– Вряд ли он действовал только словами, – улыбнулся Маккейди, а Джессалин снова начала смеяться. – Как подсказывает мне жизненный опыт, на слова вы, женщины, реагируете хуже всего.
– В самом деле? А на что же мы реагируем лучше всего? Маккейди похлопал рукой по кровати.
– Иди сюда, и я тебе объясню.
Она тут же оказалась рядом. Запустив руки под шелковистую ткань, Маккейди-начал упоительную игру возбуждения уже сытых любовью тел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117