Она просто прятала пальцы в складках юбки, попыталась заставить себя успокоиться.
— Вы осмотрели уже все, что вам хотелось бы? — спокойно спросила она.
Он не ответил, а продолжал молча смотреть на нее. Солнце освещало его со спины. Ей был виден только его силуэт. На фоне яркого голубого неба темным пятном вырисовывались очертания головы и фигуры.
— В чем дело? — спросил он, так и не ответив на ее вопрос.
— Солнце…
— Я имею в виду, что с вами? Вы нездоровы? Вам дурно?
У нее перехватило дыхание. Ведь она проявила столько предосторожностей. Нет. Он решительно ничего не может знать о ней. Хорошо поставленным голосом она высокомерно проговорила, тоном, предназначенным для тех случаев, когда отчаянно требовалась сдержанность и надменность:
— Прощу прощения?
— Возможно, мне не следовало обращаться к вам? Не следовало просить вас о помощи? Я недооценил того обстоятельства, что возвращение сюда может расстроить вас.
У нее отлегло от сердца. Он явственно почувствовал ее неловкость, неуверенность, хотя и приписал их совершенно иным причинам. Она сожалела по поводу гибели цыган и не желала, чтобы преступление осталось безнаказанным. Зато она точно знала, что вовсе не убийство явилось сегодня причиной ее растерянности и смятения.
О, как ярко светило бы солнце в ее садике, спрятавшемся за каменной стеной возле дома! Какой ароматной была бы земля в ее пригоршнях! О, если бы она только могла сейчас оказаться там.
— Разрешите проводить вас до дома, — вежливо сказал Фолкнер. Тех минут, которые уйдут на обратную дорогу, ей еще хватит, чтобы сохранить самообладание. Но не больше.
— Если вам будет угодно.
— Вот сюда, если не возражаете, — он махнул рукой в сторону, где позади каменного кольца тянулся большак. А вдоль него выстроились серые массивные глыбы. Там, где заканчивался их ряд, тянулась длинная кольцеобразная канава, внутри нее была земляная насыпь, такая внушительная, что на ней легко расположилась основная часть деревни, а также несколько значительных пастбищ и садов. И посреди домов, полей и садов четко вырисовывалась пара концентрических каменных кругов — родных братьев того кольца, внутри которого они с Фолкнером стояли сейчас.
Он изумленно замотал головой.
— Я был не прав, сравнивая эти камни со Стоунхенджем. Здешние сооружения намного крупнее и более хитроумно устроены.
Сара услышала свой глуховатый голос словно доносящийся откуда-то издалека:
— Сэр Исаак того же мнения.
— Точно так же, как он придерживается мнения, будто все это дело рук друидов? А что думаете по этому поводу лично вы, мистрис Хаксли?
Она не нашлась, что ответить. А он, воспользовавшись мгновенным замешательством, взял ее руку и продел под свой локоть. Улыбнувшись, с нагловатой самоуверенностью, он сказал:
— Пойдемте, я провожу вас до дома. А вы расскажете мне по дороге о здешних местах. Кажется, я начинаю разделять восхищение сэра Исаака.
Его пристальный упорный взгляд, коим он окинул ее с ног до головы, не оставлял сомнений, что причиной его интереса были не одни только голые камни и земляные насыпи. Сара зарделась и отвернулась, смутившись. Она угодила в западню, не сумев отказать в самой пустяковой просьбе и одновременно не в состоянии сохранить лицо. Книжица, в которой она делала наброски рано утром, все еще лежала в кармане ее юбки. Сара ощущала ее тяжесть у себя на бедре. Фолкнер вывел ее из каменного круга на длинный большак.
— Несколько месяцев назад, — начал вдруг рассказывать Фолкнер, когда они прошли немного по дороге, — лондонские власти посчитали нужным провести раскопки прямо перед моим домом. Попробуйте угадать, что там обнаружили?
— Римскую дорогу, — рассеянно пробормотала Сара. Сейчас ее мысли были заняты поиском какой-либо хитрости, чтобы сбить его с толку. Насочинять бы чего-нибудь, что могло бы удовлетворить его любопытство по поводу этих камней. Одновременно увести его в сторону от непредсказуемых вопросов. Как бы так изловчиться и направить ход его мыслей исключительно на убийство цыган? Пусть бы он, как можно скорее, распутал это дело и оставил в покое Эйвбери, а заодно и ее.
— И как вы угадали? — удивленно спросил он.
— Что угадала? — Что же необычного или неожиданного она сказала, если он вдруг остановился и одарил ее таким лучистым взглядом, от которого по всему ее телу пробежала непонятная дрожь?
— Ну то, что перед моим домом обнаружили римскую дорогу?
Неужели она, впрямь, так сказала? Боже милостивый, ей следует быть повнимательнее. Она пожала плечами, давая понять, что не придает своим словам особого значения.
— Римские дороги проходят через весь Лондон. И если известно, где копать, то не успеешь и глазом моргнуть, как наткнешься на одну из них.
— Неужели? — он как-то недоверчиво взглянул на нее. — Мы не задумываемся о том, как давно люди населяют этот остров.
— Может быть, оно и к лучшему.
— Но вы здесь живете, — он махнул рукой вдоль длинного ряда камней по обеим сторонам дороги, — среди всего этого. И как вы можете быть столь равнодушной?
— Прошлого не вернуть. Поэтому бесполезно долго рассуждать о нем. — Боже, почему она лжет? Она знает: все, что говорит ему, сплошная ложь. Но так куда безопаснее, чем говорить ему правду. Сэр Исаак и другие великие мужи их эпохи пытались найти смысл абсолютно во всем. Они сравнивали Вселенную с действием гигантского механизма. В их мире время не бежало вспять, то и дело пробиваясь наружу в сновидениях и рисунках. Нет, оно оставалось таким, каким ему и следовало быть — таким же мертвым, как недавно похороненные цыгане. Оно оставалось ушедшим в небытие.
— Но эти камни должны же что-то олицетворять? — настаивал Фолкнер, — Чтобы доставить их сюда, были затрачены нечеловеческие усилия. Для этого должна существовать серьезная причина и весомый повод.
Верно, без этого никак нельзя. Поводом была сама жизнь, с присущим ей ритмом. Именно по этой самой причине были возведены и другие сооружения. Но пока, по всей видимости, он еще не уловил в этом связи. Он обращал внимание только на то, что бросалось в глаза. Она благодарила судьбу за это. Ей нестерпимо хотелось поскорее остаться одной. В любое мгновение земля может выскользнуть из-под ее аккуратно обутых ножек. И тогда, совершенно неожиданно, на нее снова нахлынут сновидения. Она уже ничего не сможет поделать. Как никогда ей сейчас нужен был сад, его высокие стены, тишина и уединение. Ей было обидно до слез.
— Мне, действительно, пора возвращаться, — сказала она несколько натянутым тоном.
— Вы так бледны, — он снова посмотрел на нее своим удивительно проницательным взглядом, от которого ей еще больше стало не по себе.
— Нет-нет, со мной все в порядке, просто… Внезапно налетел порыв ветра, выбил из ее прически несколько прядей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
— Вы осмотрели уже все, что вам хотелось бы? — спокойно спросила она.
Он не ответил, а продолжал молча смотреть на нее. Солнце освещало его со спины. Ей был виден только его силуэт. На фоне яркого голубого неба темным пятном вырисовывались очертания головы и фигуры.
— В чем дело? — спросил он, так и не ответив на ее вопрос.
— Солнце…
— Я имею в виду, что с вами? Вы нездоровы? Вам дурно?
У нее перехватило дыхание. Ведь она проявила столько предосторожностей. Нет. Он решительно ничего не может знать о ней. Хорошо поставленным голосом она высокомерно проговорила, тоном, предназначенным для тех случаев, когда отчаянно требовалась сдержанность и надменность:
— Прощу прощения?
— Возможно, мне не следовало обращаться к вам? Не следовало просить вас о помощи? Я недооценил того обстоятельства, что возвращение сюда может расстроить вас.
У нее отлегло от сердца. Он явственно почувствовал ее неловкость, неуверенность, хотя и приписал их совершенно иным причинам. Она сожалела по поводу гибели цыган и не желала, чтобы преступление осталось безнаказанным. Зато она точно знала, что вовсе не убийство явилось сегодня причиной ее растерянности и смятения.
О, как ярко светило бы солнце в ее садике, спрятавшемся за каменной стеной возле дома! Какой ароматной была бы земля в ее пригоршнях! О, если бы она только могла сейчас оказаться там.
— Разрешите проводить вас до дома, — вежливо сказал Фолкнер. Тех минут, которые уйдут на обратную дорогу, ей еще хватит, чтобы сохранить самообладание. Но не больше.
— Если вам будет угодно.
— Вот сюда, если не возражаете, — он махнул рукой в сторону, где позади каменного кольца тянулся большак. А вдоль него выстроились серые массивные глыбы. Там, где заканчивался их ряд, тянулась длинная кольцеобразная канава, внутри нее была земляная насыпь, такая внушительная, что на ней легко расположилась основная часть деревни, а также несколько значительных пастбищ и садов. И посреди домов, полей и садов четко вырисовывалась пара концентрических каменных кругов — родных братьев того кольца, внутри которого они с Фолкнером стояли сейчас.
Он изумленно замотал головой.
— Я был не прав, сравнивая эти камни со Стоунхенджем. Здешние сооружения намного крупнее и более хитроумно устроены.
Сара услышала свой глуховатый голос словно доносящийся откуда-то издалека:
— Сэр Исаак того же мнения.
— Точно так же, как он придерживается мнения, будто все это дело рук друидов? А что думаете по этому поводу лично вы, мистрис Хаксли?
Она не нашлась, что ответить. А он, воспользовавшись мгновенным замешательством, взял ее руку и продел под свой локоть. Улыбнувшись, с нагловатой самоуверенностью, он сказал:
— Пойдемте, я провожу вас до дома. А вы расскажете мне по дороге о здешних местах. Кажется, я начинаю разделять восхищение сэра Исаака.
Его пристальный упорный взгляд, коим он окинул ее с ног до головы, не оставлял сомнений, что причиной его интереса были не одни только голые камни и земляные насыпи. Сара зарделась и отвернулась, смутившись. Она угодила в западню, не сумев отказать в самой пустяковой просьбе и одновременно не в состоянии сохранить лицо. Книжица, в которой она делала наброски рано утром, все еще лежала в кармане ее юбки. Сара ощущала ее тяжесть у себя на бедре. Фолкнер вывел ее из каменного круга на длинный большак.
— Несколько месяцев назад, — начал вдруг рассказывать Фолкнер, когда они прошли немного по дороге, — лондонские власти посчитали нужным провести раскопки прямо перед моим домом. Попробуйте угадать, что там обнаружили?
— Римскую дорогу, — рассеянно пробормотала Сара. Сейчас ее мысли были заняты поиском какой-либо хитрости, чтобы сбить его с толку. Насочинять бы чего-нибудь, что могло бы удовлетворить его любопытство по поводу этих камней. Одновременно увести его в сторону от непредсказуемых вопросов. Как бы так изловчиться и направить ход его мыслей исключительно на убийство цыган? Пусть бы он, как можно скорее, распутал это дело и оставил в покое Эйвбери, а заодно и ее.
— И как вы угадали? — удивленно спросил он.
— Что угадала? — Что же необычного или неожиданного она сказала, если он вдруг остановился и одарил ее таким лучистым взглядом, от которого по всему ее телу пробежала непонятная дрожь?
— Ну то, что перед моим домом обнаружили римскую дорогу?
Неужели она, впрямь, так сказала? Боже милостивый, ей следует быть повнимательнее. Она пожала плечами, давая понять, что не придает своим словам особого значения.
— Римские дороги проходят через весь Лондон. И если известно, где копать, то не успеешь и глазом моргнуть, как наткнешься на одну из них.
— Неужели? — он как-то недоверчиво взглянул на нее. — Мы не задумываемся о том, как давно люди населяют этот остров.
— Может быть, оно и к лучшему.
— Но вы здесь живете, — он махнул рукой вдоль длинного ряда камней по обеим сторонам дороги, — среди всего этого. И как вы можете быть столь равнодушной?
— Прошлого не вернуть. Поэтому бесполезно долго рассуждать о нем. — Боже, почему она лжет? Она знает: все, что говорит ему, сплошная ложь. Но так куда безопаснее, чем говорить ему правду. Сэр Исаак и другие великие мужи их эпохи пытались найти смысл абсолютно во всем. Они сравнивали Вселенную с действием гигантского механизма. В их мире время не бежало вспять, то и дело пробиваясь наружу в сновидениях и рисунках. Нет, оно оставалось таким, каким ему и следовало быть — таким же мертвым, как недавно похороненные цыгане. Оно оставалось ушедшим в небытие.
— Но эти камни должны же что-то олицетворять? — настаивал Фолкнер, — Чтобы доставить их сюда, были затрачены нечеловеческие усилия. Для этого должна существовать серьезная причина и весомый повод.
Верно, без этого никак нельзя. Поводом была сама жизнь, с присущим ей ритмом. Именно по этой самой причине были возведены и другие сооружения. Но пока, по всей видимости, он еще не уловил в этом связи. Он обращал внимание только на то, что бросалось в глаза. Она благодарила судьбу за это. Ей нестерпимо хотелось поскорее остаться одной. В любое мгновение земля может выскользнуть из-под ее аккуратно обутых ножек. И тогда, совершенно неожиданно, на нее снова нахлынут сновидения. Она уже ничего не сможет поделать. Как никогда ей сейчас нужен был сад, его высокие стены, тишина и уединение. Ей было обидно до слез.
— Мне, действительно, пора возвращаться, — сказала она несколько натянутым тоном.
— Вы так бледны, — он снова посмотрел на нее своим удивительно проницательным взглядом, от которого ей еще больше стало не по себе.
— Нет-нет, со мной все в порядке, просто… Внезапно налетел порыв ветра, выбил из ее прически несколько прядей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85