Реба смотрела на нее, и Ребе было грустно, как бывает всегда, когда что-то кончается. Ее девочка, та уродливая синяя малышка, из горла которой она когда-то отсасывала смерть, больше не была ребенком и сама не знала, что душа ее уже утратила невинность.
Стюарт выключил фары, и дорога утонула в темноте. Но это не имело значения: он помнил ее наизусть, всеми пятью чувствами. Он угадывал ее рельеф по вибрации сиденья и по движениям руля в руках, по его поворотам, когда в меру накачанные пневматические шины пружинили, приспосабливаясь к перепадам уровня под колесами, к знакомым, как собственная ладонь, выбоинам и ямам. Стюарт чувствовал качание ветвей у себя над головой, он знал, что проезжает через дубовую рощу как раз перед плавным поворотом дороги. Запахло водой, и он притормозил, чтобы въехать на мост. За мостом его ожидали три мили прямого, как стрела, пути. Он закрыл глаза, чтобы лучше ощутить темноту, и разогнал «призрака» до предельной скорости.
Опьяняющее возбуждение быстро прошло. Так бывало всегда. Но ради этих мгновений Стюарт жил. В подобные поездки он всегда отправлялся ночью – либо когда луны вовсе не было, либо когда из-за плотной завесы облаков не выглядывала ни одна звезда. Это были излишние предосторожности, но Стюарт на них настаивал. Ему было необходимо ощутить опасность, противопоставить ей все свое мастерство и умение.
Он свернул на дорогу к Барони и снизил скорость. Главным сейчас было двигаться бесшумно. Поселок спал, но Стюарт опасался разбудить собак. «Роллс-ройс» оправдывал свое название. Он двигался почти беззвучно, плыл, как призрак.
Стюарт ехал к одному из самых красивых мест на плантации – к Кипарисовой топи. Кипарисы выглядели как пришельцы из другого мира. Они росли прямо в пруду, их мощные, с корявыми утолщениями внизу серые стволы возносили основания крон высоко над неподвижной водой. Кипарисы были как образы деревьев, искаженные сновидением. Или ночным кошмаром. Они двоились, как в зеркале, отражаясь в пруду, и это делало их еще более нереальными. А воду они окрасили в такой глубокий черный цвет, что, казалось, в нее превратилась сама ночь. Ни волны, ни малейшей ряби не было на поверхности пруда. Она была абсолютно неподвижной и гладкой, если не лил дождь.
И вокруг царили неподвижность и тишина – сверхъестественная, гнетущая, почти осязаемая. Кипарисовая топь поражала своей красотой. Или повергала в ужас. Негры из Барони и близко к ней не подходили, уверенные, что здесь находится логово то ли злого духа, то ли чудовищно огромного древнего аллигатора. У Тремейнов непонятно черная вода и растущие прямо из нее, без земли, деревья своей неестественностью тоже вызывали страх. Даже браконьеры обходили Кипарисовую топь стороной, они говорили, что там нет дичи.
Короче, топь была идеальным местом, чтобы спрятать что-то от глаз людских подальше. И Сэм Раггс держал там свое контрабандное виски.
Это место не внушало ему страха. По его мнению, там было по-своему даже красиво. И в воскресенье, в тот час, когда все обитатели плантации уходили в церковь, он мог спокойно подъехать к черному пруду и выгрузить там свой товар.
У дороги на Барони было ответвление, ведущее к топи; оно заросло кустарником, но привести его в порядок так, чтобы это не очень бросалось в глаза, оказалось несложно. Десяти работникам хватило на это трех дней – трех воскресений. На опушке леса дорогу для маскировки перекрыли кучей валежника. Сдвинуть ее в случае надобности, а потом вернуть на старое место не составляло труда.
Из всех Сэмовых хитростей тайник возле Кипарисовой топи доставлял ему наибольшее удовольствие. Идея была прекрасна своей простотой. Едва ли остался в живых кто-нибудь из тех, кто помнил, как в старые времена из кипарисового дерева и из ветвей кипариса делали дранку, корзины, даже лодки; в ту пору над топью целыми днями раздавался стук топоров и запряженные быками телеги то подъезжали, то отъезжали по прекрасной дороге, выложенной из бревен, которые были покрыты слоем крепко утрамбованной земли. Иногда Сэм думал, что ему хотелось бы увидеть Эшли Барони в те времена, когда это была самая богатая плантация на реке.
Но, напоминал он себе, для него, Сэма, куда лучше, чтобы дела обстояли так, как сейчас. Кипарисовая топь была просто золотой жилой. И он был застрахован от неприятностей. Разумеется, благодаря Стюарту Трэдду. Это его земля. Он может держать здесь все, что ему вздумается. Опасно было только увозить и привозить товар примерно раз в месяц. Благодаря взяткам товар попадал в Саммервиль, благодаря изобретательности и осторожности – в Барони. Стюарт брал на себя основной риск: доставку спиртного в город, к покупателям. Но кто станет задаваться вопросом, почему молодой владелец плантации, да еще носящий фамилию Трэдд, ездит, когда ему вздумается, по заросшей дороге. Земля-то его.
Стюарт заполнил ящики под сиденьями и поехал обратно. Зажег потайной фонарь и передвинул на место маскировочную кучу валежника. Улыбнулся, задул фонарь. Теперь можно было двигаться дальше.
Он смежил веки, чтобы глаза привыкли к темноте, чтобы все чувства обострились. Ветер шевелил ему волосы. «Черт побери, – подумал он, – облака может разогнать, а месяц сейчас должен светить вовсю».
Он мчал по дороге, обгоняя ветер. Нужно было миновать поселок, пока темно. Если проснутся собаки, ничего, он успеет проскочить, исчезнуть из вида до того, как раскроется первый ставень.
Он думал, что все получилось, как надо. Месяц выглянул лишь на мгновение, потом его снова съели облака, а собаки лишь несколько раз слабо тявкнули во сне.
Но одно окно в поселке оставили открытым, чтобы легче дышалось груди, которая уже с трудом вбирала в себя лишь маленькие глотки воздуха. Старая Пэнси сухими пальцами ухватилась за свои синие бусины и пробормотала, скорее простонала:
– Плоский глаз…
29
Сара разбудила Ребу и Гарден до рассвета.
– Мамаша Пэнси. Она умирает. Она хочет увидеть Гарден – проститься.
Гарден отыскала дареное ожерелье, торопливо надела. При встрече с девочкой Пэнси всегда смотрела, на месте ли ее подарок. Этим летом старуха часто посылала за Гарден. Иногда к ее приходу Пэнси успевала совершенно погрузиться в далекое прошлое. В такие дни, услышав голос Гарден – а девочка теперь говорила, как белые, – Пэнси принимала ее за мисс Джулию Эшли и начинала толковать о давно умерших людях или о хозяйственных делах на плантации, и тут ее уже никто не мог понять – так сильно изменилась жизнь со времен ее молодости. И Гарден повторяла «да-да-да» в ответ на все, что говорила Пэнси, пока та не закрывала свои древние, морщинистые веки, погружаясь в сон.
Но порой Пэнси бывала вполне в здравом уме и по-прежнему командовала окружающими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181