Макси поглубже зарылась в сено и закуталась в плащ, жалея, что он сшит не из более толстого материала.
— Отец не был плохим человеком, но он легкомысленно относился к деньгам и общепринятым правилам. В Новом Свете ему понравилось, потому что там на все смотрели проще. Какое-то время Макс прожил в Виргинии, потом двинулся на север. Побывав в Нью-Йорке, он принял ошибочное решение — отправиться зимой из Олбани в Монреаль. Он чуть не погиб во время пурги, и его спас индеец из племени могавков. Кончилось тем, что Макс прожил до весны в поселении этого индейца. Там он и встретил мою мать.
Макси помолчала: как Робин отреагирует на признание, что она полукровка? Какое противное слово — «полукровка»!
Однако Робин спросил без капли неприязни и с интересом;
— Могавки — это, кажется, одно из шести племен, которые входили в конфедерацию ирокезов?
— Да, — ответила Макси, приятно удивленная тем, что он это знает. — Могавки были Хранителями Восточной Двери, защищая конфедерацию от алгонкинов Новой Англии. Из шести племен, входивших в конфедерацию, четыре сейчас постоянно живут в Канаде, потому что во время американской революции они остались верны англичанам. Но, по крайней мере, племя моей матери выжило и сохранило свою гордость и свои традиции — в отличие от индейцев Новой Англии, которые практически все вымерли: или были убиты, или погибли от болезней.
— Да, это страшная история, — тихо сказал Робин. — Я читал, что когда в Америке появились первые европейцы, их там встретили сильные, здоровые и щедрые люди. Индейцы подарили нам кукурузу, лекарственные травы и землю. А мы их наградили оспой, тифом, корью, холерой и Бог знает чем еще. А порой и пулей в сердце. — Помолчав, Робин спросил:
— Вы очень нас ненавидите?
Макси никогда не задавали подобного вопроса. Никто и не догадывался, как негодует она в душе на европейцев за то, что они сделали с народом ее матери. Странно, но проницательность Робина немного притушила это негодование.
— Как я могу ненавидеть европейцев, не ненавидя саму себя? Я же наполовину англичанка. Даже больше чем наполовину, потому что я не так уж много времени провела со своими родичами-могавками. Но они принимали меня куда теплее, чем моя английская родня.
Макси поежилась — на этот раз от холода внутри, а не снаружи. Если честно признаться, могавки тоже не считали ее своей.
Услышав, как от озноба у Макси застучали зубы, Робин подвинулся поближе и обнял ее. Она насторожилась, опасаясь нового порыва страсти, но поняла, что он просто хочет ее согреть.
Поглаживая рукой ее спину, Робин сказал:
— Родственники могут отравить жизнь, как никто.
— Вот именно!
Макси положила голову ему на плечо, постепенно согреваясь его теплом. Как уютно лежать у него в объятиях.
Чересчур уютно! Напомнив себе, что Робин слишком похож на ее отца — такой же обаятельный и такой же непутевый, Макси села прямо и продолжила свой рассказ:
— Моя мать была молода, ее не удовлетворяла жизнь в поселении, и она хотела увидеть мир за его пределами. Совсем разные, они с отцом полюбили друг друга.
— Их объединяло то, что они оба не хотели жить так, как им было предназначено судьбой, — заметил Робин. — А это может очень тесно связать людей.
— Вы, наверное, правы. К тому же моя мать была очень красива, а отец — эффектный мужчина. Когда наступила весна, отец позвал ее с собой, и она ушла с ним. Через год родилась я. Мы жили в основном в Массачусетсе, но каждое лето ездили в гости в поселение. Мама хотела, чтобы я знала язык и образ жизни ее народа.
— А отец с вами ездил?
— Да. У него были прекрасные отношения с мамиными родственниками. Индейцы — очень поэтичный народ, они любят интересные истории, игры и веселье. Отец знал наизусть массу стихов — на английском, французском и греческом. И на языке могавков он тоже говорил неплохо. — Макси усмехнулась. — А какой он был рассказчик! Помню, как все племя, застыв от восторга, слушало его пересказ «Одиссеи». Теперь, когда я сама ее прочитала, я понимаю, что он излагал ее весьма вольно, но невероятно увлекательно.
Улыбка сошла с лица Макси.
— У них родилось еще два ребенка, но оба умерли младенцами. Когда мне было десять лет, умерла мама. Ее индейские родичи предложили взять меня к себе, но отец отказался. Он так и не нашел постоянной работы, которая была бы ему по душе, и после смерти мамы стал бродячим продавцом книг. Он всегда брал меня в свои поездки.
— Значит, вы с детства привыкли путешествовать. А вам такая жизнь нравилась?
— Вообще-то нравилась. В Америке с огромным почтением относятся к книгам и образованию. Поскольку многие деревни и фермы расположены на отшибе и их жители мало где бывают, нам там оказывали самый теплый прием. — В ее голосе появилась ироничная интонация:
— Порой чересчур теплый. Индейские обычаи весьма отличаются от европейских. Незамужние женщины у них пользуются свободой, которую европейцы расценили бы как распущенность. Почти везде находились мужчины, которые хотели проверить добродетель полукровки.
Робин обнял ее, словно желая защитить от подобных посягательств.
— Неудивительно, что вы научились держать мужчин на расстоянии.
— Это было необходимо. Если бы я пожаловалась отцу, он мог бы кого-нибудь убить. А еще вероятнее, что его самого убили бы — он умел хорошо говорить, а драться не умел совсем. — Еще недавно Макси то же самое сказала бы о Робине, но инцидент с Симмонсом заставил ее изменить мнение о нем. — Я вовсе не стыжусь повадок своих соплеменников. Почему бы женщинам не пользоваться перед браком такой же свободой, что и мужчинам? Но я бы хотела, чтобы такое произошло с моего согласия, и вовсе не собиралась позволять, чтобы меня силой взял какой-нибудь пьяный молодчик, вообразивший, что ему попалась легкая добыча.
— В такое может поверить только дурак, — тихо сказал Робин.
Макси обрадовалась, что он ее понял.
— Мы ездили по постоянному маршруту, — продолжала она, — через Новую Англию и северный Нью-Йорк. У нас был постоянный набор книг, и, кроме того, мы выполняли заказы.
— Потрясающе! — сказал Робин. — И что же входило в постоянный набор?
— Библия, сборники проповедей и псалмов, английские романы. Но бывали и необычные заказы. Один фермер из Вермонта каждый год заказывал одну книгу по философии. В наш следующий приезд они с отцом обсуждали прочитанную им книгу. У мистера Джонсона мы всегда гостили два дня. По-моему, он весь год с нетерпением ждал нашего приезда. — Макси улыбнулась. — Странствующие продавцы книг вроде моего отца вели успешную торговлю — настолько успешную, что издатели выпускали книги специально для них. Такие, например, как «Дочь бродяги», где порицалось аморальное поведение.
— Наверное, с примерами и подробностями, — с улыбкой сказал Робин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
— Отец не был плохим человеком, но он легкомысленно относился к деньгам и общепринятым правилам. В Новом Свете ему понравилось, потому что там на все смотрели проще. Какое-то время Макс прожил в Виргинии, потом двинулся на север. Побывав в Нью-Йорке, он принял ошибочное решение — отправиться зимой из Олбани в Монреаль. Он чуть не погиб во время пурги, и его спас индеец из племени могавков. Кончилось тем, что Макс прожил до весны в поселении этого индейца. Там он и встретил мою мать.
Макси помолчала: как Робин отреагирует на признание, что она полукровка? Какое противное слово — «полукровка»!
Однако Робин спросил без капли неприязни и с интересом;
— Могавки — это, кажется, одно из шести племен, которые входили в конфедерацию ирокезов?
— Да, — ответила Макси, приятно удивленная тем, что он это знает. — Могавки были Хранителями Восточной Двери, защищая конфедерацию от алгонкинов Новой Англии. Из шести племен, входивших в конфедерацию, четыре сейчас постоянно живут в Канаде, потому что во время американской революции они остались верны англичанам. Но, по крайней мере, племя моей матери выжило и сохранило свою гордость и свои традиции — в отличие от индейцев Новой Англии, которые практически все вымерли: или были убиты, или погибли от болезней.
— Да, это страшная история, — тихо сказал Робин. — Я читал, что когда в Америке появились первые европейцы, их там встретили сильные, здоровые и щедрые люди. Индейцы подарили нам кукурузу, лекарственные травы и землю. А мы их наградили оспой, тифом, корью, холерой и Бог знает чем еще. А порой и пулей в сердце. — Помолчав, Робин спросил:
— Вы очень нас ненавидите?
Макси никогда не задавали подобного вопроса. Никто и не догадывался, как негодует она в душе на европейцев за то, что они сделали с народом ее матери. Странно, но проницательность Робина немного притушила это негодование.
— Как я могу ненавидеть европейцев, не ненавидя саму себя? Я же наполовину англичанка. Даже больше чем наполовину, потому что я не так уж много времени провела со своими родичами-могавками. Но они принимали меня куда теплее, чем моя английская родня.
Макси поежилась — на этот раз от холода внутри, а не снаружи. Если честно признаться, могавки тоже не считали ее своей.
Услышав, как от озноба у Макси застучали зубы, Робин подвинулся поближе и обнял ее. Она насторожилась, опасаясь нового порыва страсти, но поняла, что он просто хочет ее согреть.
Поглаживая рукой ее спину, Робин сказал:
— Родственники могут отравить жизнь, как никто.
— Вот именно!
Макси положила голову ему на плечо, постепенно согреваясь его теплом. Как уютно лежать у него в объятиях.
Чересчур уютно! Напомнив себе, что Робин слишком похож на ее отца — такой же обаятельный и такой же непутевый, Макси села прямо и продолжила свой рассказ:
— Моя мать была молода, ее не удовлетворяла жизнь в поселении, и она хотела увидеть мир за его пределами. Совсем разные, они с отцом полюбили друг друга.
— Их объединяло то, что они оба не хотели жить так, как им было предназначено судьбой, — заметил Робин. — А это может очень тесно связать людей.
— Вы, наверное, правы. К тому же моя мать была очень красива, а отец — эффектный мужчина. Когда наступила весна, отец позвал ее с собой, и она ушла с ним. Через год родилась я. Мы жили в основном в Массачусетсе, но каждое лето ездили в гости в поселение. Мама хотела, чтобы я знала язык и образ жизни ее народа.
— А отец с вами ездил?
— Да. У него были прекрасные отношения с мамиными родственниками. Индейцы — очень поэтичный народ, они любят интересные истории, игры и веселье. Отец знал наизусть массу стихов — на английском, французском и греческом. И на языке могавков он тоже говорил неплохо. — Макси усмехнулась. — А какой он был рассказчик! Помню, как все племя, застыв от восторга, слушало его пересказ «Одиссеи». Теперь, когда я сама ее прочитала, я понимаю, что он излагал ее весьма вольно, но невероятно увлекательно.
Улыбка сошла с лица Макси.
— У них родилось еще два ребенка, но оба умерли младенцами. Когда мне было десять лет, умерла мама. Ее индейские родичи предложили взять меня к себе, но отец отказался. Он так и не нашел постоянной работы, которая была бы ему по душе, и после смерти мамы стал бродячим продавцом книг. Он всегда брал меня в свои поездки.
— Значит, вы с детства привыкли путешествовать. А вам такая жизнь нравилась?
— Вообще-то нравилась. В Америке с огромным почтением относятся к книгам и образованию. Поскольку многие деревни и фермы расположены на отшибе и их жители мало где бывают, нам там оказывали самый теплый прием. — В ее голосе появилась ироничная интонация:
— Порой чересчур теплый. Индейские обычаи весьма отличаются от европейских. Незамужние женщины у них пользуются свободой, которую европейцы расценили бы как распущенность. Почти везде находились мужчины, которые хотели проверить добродетель полукровки.
Робин обнял ее, словно желая защитить от подобных посягательств.
— Неудивительно, что вы научились держать мужчин на расстоянии.
— Это было необходимо. Если бы я пожаловалась отцу, он мог бы кого-нибудь убить. А еще вероятнее, что его самого убили бы — он умел хорошо говорить, а драться не умел совсем. — Еще недавно Макси то же самое сказала бы о Робине, но инцидент с Симмонсом заставил ее изменить мнение о нем. — Я вовсе не стыжусь повадок своих соплеменников. Почему бы женщинам не пользоваться перед браком такой же свободой, что и мужчинам? Но я бы хотела, чтобы такое произошло с моего согласия, и вовсе не собиралась позволять, чтобы меня силой взял какой-нибудь пьяный молодчик, вообразивший, что ему попалась легкая добыча.
— В такое может поверить только дурак, — тихо сказал Робин.
Макси обрадовалась, что он ее понял.
— Мы ездили по постоянному маршруту, — продолжала она, — через Новую Англию и северный Нью-Йорк. У нас был постоянный набор книг, и, кроме того, мы выполняли заказы.
— Потрясающе! — сказал Робин. — И что же входило в постоянный набор?
— Библия, сборники проповедей и псалмов, английские романы. Но бывали и необычные заказы. Один фермер из Вермонта каждый год заказывал одну книгу по философии. В наш следующий приезд они с отцом обсуждали прочитанную им книгу. У мистера Джонсона мы всегда гостили два дня. По-моему, он весь год с нетерпением ждал нашего приезда. — Макси улыбнулась. — Странствующие продавцы книг вроде моего отца вели успешную торговлю — настолько успешную, что издатели выпускали книги специально для них. Такие, например, как «Дочь бродяги», где порицалось аморальное поведение.
— Наверное, с примерами и подробностями, — с улыбкой сказал Робин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97