Надо действовать безотлагательно, так как крайне важно, чтобы Тайрон не узнал о существовании Филаделфии.
Почувствовав чье-то присутствие, Эдуардо резко вскинул голову и увидел стоявшую в дверях Филаделфию. Он быстро вскочил:
— Мэм-саиб чего-нибудь желает?
— Да. Мне нужен ваш совет. — Qna подошла к нему и протянула приглашения.
Встревоженный выражением ее лица, он даже не взглянул на конверты.
— Что огорчило мэм-саиб?
— Приглашения, которые миссис Ормстед собирается принять от моего имени.
— И это все? — Мрачное выражение исчезло с его лица, и он перешел с английского на французский: — Но это же чудесно! Ваш первый выход в нью-йоркское общество имел успех. Конечно, вы должны принять их все. Надо продемонстрировать бриллианты де Ронсар, прежде чем продать их. Чем больше людей придет от них в восторг, тем выгоднее будет сделка.
— Вы упустили одно существеннее обстоятельство, — тоже по-французски заметила Филаделфия. — Мой гардероб достаточно ограничен.
Он пожал плечами.
— Вы здесь для того, чтобы привлечь к бриллиантам потенциальных покупателей. Придумайте что-нибудь.
Его озабоченность ценой драгоценностей только раздражала ее.
— Неужели деньги так важны для вас?
— А разве не из-за них вы согласились сопровождать меня в Нью-Йорк? — удивился он. — Деньги никогда не были моей целью.
Какое-то время он просто смотрел на нее, подмечая все, даже самые незначительные детали: бархатистую кожу, розоватые веки, оттенявшие чистоту золотистых глаз, тени, которые ее подкрашенные ресницы отбрасывали на щеки. Она была молодой и невозможно хорошенькой. Беспричинная ревность охватила его.
— Какую же цель вы преследуете, мэм-саиб? Может, это мужчина?
Поначалу Филаделфия растерялась, не понимая, кого он имеет в виду.
— Вы намекаете на Генри Уортона?
— Уже Генри, — с раздражением заметил Эдуардо. — Значит, ваши отношения продвинулись?
— Какие отношения? — Удивленное выражение се лица быстро сменилось веселым. — Неужели вы серьезно полагаете, что Ген… мистер Уортон меня интересует?
— Полагаю. Даже дураку это ясно. — Филаделфии хотелось смеяться, видя его ревность.
— Зачем вы сказали ему, что де Ронсары благородных кровей?
Он снова пожал плечами.
— Не понимаю, для чего вы поощряете его страстную влюбленность в вас. Вам с ним скоро станет скучно.
— Это звучит как оскорбление. Откуда вам знать, каких мужчин я предпочитаю? Я не нахожу Генри скучным.
Она намеренно назвала молодого человека по имени, но он не попался на эту удочку.
— Тогда вы, возможно, объясните мне, что вас привлекает в этом Генри?
— И не собираюсь. Это не ваше дело.
— Вы не хотите, потому что вам нечего сказать, — торжественно заявил он. — Он не может заинтересовать вас.
Филаделфии не поправилось, что он вмешивается в ее личные дела, несмотря на то что высказал правду. Генри действительно не представлял для нее серьезного интереса, но этот взрыв ревности со стороны человека, которого она считала своим другом, обидел ее.
— Миссис Ормстед одобряет наши отношения. Она говорит, что Генри — ее любимый родственник.
— Она также говорит, что в детстве он упал и ушибся головкой, — с удовольствием заметил Эдуардо. — Вам нравится его детская непосредственность?
— Я отказываюсь говорить о нем в таком духе. Мы с вами всего лишь деловые партнеры.
— Я легко могу перевести наши отношения в личные, — тихо сказал он по-португальски, а по-французски продолжил: — Хорошо, мадемуазель. Ваше желание для меня закон. Мне придется покинуть вас на несколько дней. У вас будет время продолжить его покорение, если вы этого действительно желаете.
— Вы уезжаете? — спросила она, игнорируя его остальные слова. — И куда же вы собрались?
Тревога, прозвучавшая в ее голосе, была бальзамом для его души.
— Для вас это имеет какое-то значение?
— Конечно, имеет, — невольно вырвалось у нее. — А что я скажу миссис Ормстед? В конце концов вы мой слуга. Если вам нужно исчезнуть, то я должна послать вас с каким-то поручением.
— Как быстро вы привыкли к роли хозяйки: говорите ей, что хотите. Я буду отсутствовать неделю, самое большее — десять дней.
— Десять дней? — Ее удивление быстро сменилось раздражением. — Десять дней? Я не могу оставаться под этой крышей еще десять дней.
— Отчего же? Миссис Ормстед гостеприимная хозяйка и без ума от вас. — Он достал из-за пояса кошелек. — Здесь хватит на одно платье, а может, и на два, если вы с умом подойдете к этому делу. У вас куча приглашений, и всю последующую неделю вы будете развлекаться. Чего больше желать?
— Я не могу влезать к вам в долги, — запротестовала Филаделфия.
— Это подарок.
Филаделфия хотела отказаться снова, но, взглянув в его глаза, такие темные и влекущие, почувствовала, что отказ может ранить его. Она попыталась вспомнить, как он выглядит без этого ужасного грима и фальшивой бороды. Она явственно увидела его иссиня-черные волосы, спрятанные сейчас под тюрбаном, и четко очерченный рот, затерявшийся в бороде.
В его искрящихся глазах темно-шоколадного цвета вспыхнула страсть. По ее телу пробежала дрожь. Она словно стояла у огня, рискуя загореться от жара в любую минуту.
Против своей воли, но движимый желанием, Эдуардо нежно дотронулся до ее щеки. Филаделфия вздрогнула от легкого прикосновения его пальцев. Они затеяли опасную игру. Эдуардо рисковал более, чем она, так как боялся обнажить свое чувство. Он уезжает, чтобы защитить ее от своего прошлого и от прошлого ее отца.
Но его тело не слушало голоса разума. За исключением некоторых мгновений он не существовал для нее как мужчина. Сделавшись слугой Филаделфии, он стал в ее глазах евнухом. Она не знала о его чувствах и относилась к нему как к брату. А в нем бурлили желания и страсть мужчины. Он придвинулся к ней ближе. А может, она слегка склонилась к нему, чтобы соблазнить его.
Терпение. Это слово неизменно повторяла его бабушка, когда он отказывался слушать родителей или просто упрямился.
Терпение. Это слово засело в его голове. Филаделфия Хант была редким и прекрасным человеком, которого он не хотел пугать своим возрастающим с каждым днем желанием. Надо запастись терпением и не разочаровать ее. Она не виновата в том, что, глядя на него своими медовыми глазами, вызывала в нем бурю страсти. Не было ее вины и в том, что, когда он отводил взгляд от этих глаз, то видел ее губы, полные, слегка приоткрытые, словно ждущие поцелуя. Он не должен ее трогать. Терпение.
Неправильно истолковав напряженное выражение его лица, Филаделфия взяла у него кошелек.
— Спасибо, Акбар. Обещаю потратить их с пользой. — Она чмокнула его в бородатое лицо.
Эдуардо словно током обожгло, когда ее губы коснулись его щеки, и он, не удержавшись, обхватил ее лицо ладонями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
Почувствовав чье-то присутствие, Эдуардо резко вскинул голову и увидел стоявшую в дверях Филаделфию. Он быстро вскочил:
— Мэм-саиб чего-нибудь желает?
— Да. Мне нужен ваш совет. — Qna подошла к нему и протянула приглашения.
Встревоженный выражением ее лица, он даже не взглянул на конверты.
— Что огорчило мэм-саиб?
— Приглашения, которые миссис Ормстед собирается принять от моего имени.
— И это все? — Мрачное выражение исчезло с его лица, и он перешел с английского на французский: — Но это же чудесно! Ваш первый выход в нью-йоркское общество имел успех. Конечно, вы должны принять их все. Надо продемонстрировать бриллианты де Ронсар, прежде чем продать их. Чем больше людей придет от них в восторг, тем выгоднее будет сделка.
— Вы упустили одно существеннее обстоятельство, — тоже по-французски заметила Филаделфия. — Мой гардероб достаточно ограничен.
Он пожал плечами.
— Вы здесь для того, чтобы привлечь к бриллиантам потенциальных покупателей. Придумайте что-нибудь.
Его озабоченность ценой драгоценностей только раздражала ее.
— Неужели деньги так важны для вас?
— А разве не из-за них вы согласились сопровождать меня в Нью-Йорк? — удивился он. — Деньги никогда не были моей целью.
Какое-то время он просто смотрел на нее, подмечая все, даже самые незначительные детали: бархатистую кожу, розоватые веки, оттенявшие чистоту золотистых глаз, тени, которые ее подкрашенные ресницы отбрасывали на щеки. Она была молодой и невозможно хорошенькой. Беспричинная ревность охватила его.
— Какую же цель вы преследуете, мэм-саиб? Может, это мужчина?
Поначалу Филаделфия растерялась, не понимая, кого он имеет в виду.
— Вы намекаете на Генри Уортона?
— Уже Генри, — с раздражением заметил Эдуардо. — Значит, ваши отношения продвинулись?
— Какие отношения? — Удивленное выражение се лица быстро сменилось веселым. — Неужели вы серьезно полагаете, что Ген… мистер Уортон меня интересует?
— Полагаю. Даже дураку это ясно. — Филаделфии хотелось смеяться, видя его ревность.
— Зачем вы сказали ему, что де Ронсары благородных кровей?
Он снова пожал плечами.
— Не понимаю, для чего вы поощряете его страстную влюбленность в вас. Вам с ним скоро станет скучно.
— Это звучит как оскорбление. Откуда вам знать, каких мужчин я предпочитаю? Я не нахожу Генри скучным.
Она намеренно назвала молодого человека по имени, но он не попался на эту удочку.
— Тогда вы, возможно, объясните мне, что вас привлекает в этом Генри?
— И не собираюсь. Это не ваше дело.
— Вы не хотите, потому что вам нечего сказать, — торжественно заявил он. — Он не может заинтересовать вас.
Филаделфии не поправилось, что он вмешивается в ее личные дела, несмотря на то что высказал правду. Генри действительно не представлял для нее серьезного интереса, но этот взрыв ревности со стороны человека, которого она считала своим другом, обидел ее.
— Миссис Ормстед одобряет наши отношения. Она говорит, что Генри — ее любимый родственник.
— Она также говорит, что в детстве он упал и ушибся головкой, — с удовольствием заметил Эдуардо. — Вам нравится его детская непосредственность?
— Я отказываюсь говорить о нем в таком духе. Мы с вами всего лишь деловые партнеры.
— Я легко могу перевести наши отношения в личные, — тихо сказал он по-португальски, а по-французски продолжил: — Хорошо, мадемуазель. Ваше желание для меня закон. Мне придется покинуть вас на несколько дней. У вас будет время продолжить его покорение, если вы этого действительно желаете.
— Вы уезжаете? — спросила она, игнорируя его остальные слова. — И куда же вы собрались?
Тревога, прозвучавшая в ее голосе, была бальзамом для его души.
— Для вас это имеет какое-то значение?
— Конечно, имеет, — невольно вырвалось у нее. — А что я скажу миссис Ормстед? В конце концов вы мой слуга. Если вам нужно исчезнуть, то я должна послать вас с каким-то поручением.
— Как быстро вы привыкли к роли хозяйки: говорите ей, что хотите. Я буду отсутствовать неделю, самое большее — десять дней.
— Десять дней? — Ее удивление быстро сменилось раздражением. — Десять дней? Я не могу оставаться под этой крышей еще десять дней.
— Отчего же? Миссис Ормстед гостеприимная хозяйка и без ума от вас. — Он достал из-за пояса кошелек. — Здесь хватит на одно платье, а может, и на два, если вы с умом подойдете к этому делу. У вас куча приглашений, и всю последующую неделю вы будете развлекаться. Чего больше желать?
— Я не могу влезать к вам в долги, — запротестовала Филаделфия.
— Это подарок.
Филаделфия хотела отказаться снова, но, взглянув в его глаза, такие темные и влекущие, почувствовала, что отказ может ранить его. Она попыталась вспомнить, как он выглядит без этого ужасного грима и фальшивой бороды. Она явственно увидела его иссиня-черные волосы, спрятанные сейчас под тюрбаном, и четко очерченный рот, затерявшийся в бороде.
В его искрящихся глазах темно-шоколадного цвета вспыхнула страсть. По ее телу пробежала дрожь. Она словно стояла у огня, рискуя загореться от жара в любую минуту.
Против своей воли, но движимый желанием, Эдуардо нежно дотронулся до ее щеки. Филаделфия вздрогнула от легкого прикосновения его пальцев. Они затеяли опасную игру. Эдуардо рисковал более, чем она, так как боялся обнажить свое чувство. Он уезжает, чтобы защитить ее от своего прошлого и от прошлого ее отца.
Но его тело не слушало голоса разума. За исключением некоторых мгновений он не существовал для нее как мужчина. Сделавшись слугой Филаделфии, он стал в ее глазах евнухом. Она не знала о его чувствах и относилась к нему как к брату. А в нем бурлили желания и страсть мужчины. Он придвинулся к ней ближе. А может, она слегка склонилась к нему, чтобы соблазнить его.
Терпение. Это слово неизменно повторяла его бабушка, когда он отказывался слушать родителей или просто упрямился.
Терпение. Это слово засело в его голове. Филаделфия Хант была редким и прекрасным человеком, которого он не хотел пугать своим возрастающим с каждым днем желанием. Надо запастись терпением и не разочаровать ее. Она не виновата в том, что, глядя на него своими медовыми глазами, вызывала в нем бурю страсти. Не было ее вины и в том, что, когда он отводил взгляд от этих глаз, то видел ее губы, полные, слегка приоткрытые, словно ждущие поцелуя. Он не должен ее трогать. Терпение.
Неправильно истолковав напряженное выражение его лица, Филаделфия взяла у него кошелек.
— Спасибо, Акбар. Обещаю потратить их с пользой. — Она чмокнула его в бородатое лицо.
Эдуардо словно током обожгло, когда ее губы коснулись его щеки, и он, не удержавшись, обхватил ее лицо ладонями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83