спутанные золотистые волосы закрывали ее спину гораздо ниже пояса.
— Своими глазами видела эту сучку, это точно. — Альвина яростно вгрызлась в зеленое сморщенное яблоко. — Эдакая высокомерная штучка. Страшная до ужаса. Бледная, как молоко, а брови черные, похожи на улиток. — При этих словах Сабрина невольно провела кончиком пальца по выгнутой брови. — Бедный мой Морган! Так жалко его стало. Целую ночь один на один с этой скелетиной.
Какая-то старуха хихикнула, оскалив гнилые зубы:
— Может, он накрыл ей лицо подушкой перед тем, как сделать свое дело. Наверное, все бабы одинаковые, хоть Камероны, хоть кто еще, когда задуешь свечу.
Аудитория встретила это философское замечание смехом, а Альвина, прожевав очередной кусок яблока, зло сощурила серые глаза:
— Я сама бы не прочь накрыть ее подушкой и придушить. Одним Камероном меньше — воздух чище.
По подбородку Альвины сбегал золотистый яблочный сок, в животе Сабрины громко заурчало, и блондинка метнула взгляд в сторону новой хозяйки замка. Полные губы растянулись в ядовитой ухмылке, но Альвина не призвала подруг обратить внимание на непрошеную гостью, а лениво шевельнула длинной красивой ногой, продемонстрировав спрятанный под платьем небольшой кинжал. Сабрина поежилась, услышав сочившийся ядом голос пышнотелой красотки:
— Может, камероновская девчонка и высокого происхождения, но моему Моргану нужна не леди, а настоящая баба, которая может дать ему все, что он пожелает. Леди не способна удовлетворить такого мужика, как Морган. — Альвина посмотрела прямо в глаза соперницы. — Просто потому, что он ее на куски разорвет.
Сабрина отступила подальше в тень. Только сейчас до нее дошло, почему матушка строго наказывала никогда не подслушивать. В замке Макдоннеллов это занятие было не просто нарушением правил приличия, но таило смертельную опасность. Круто развернувшись, девушка бросилась прочь, стараясь побыстрее уйти как можно дальше, чтобы не слышать больше грязных сплетен и пересудов, от которых страх подкатывал тошнотой к горлу.
Однако голод неодолимо влек вперед на поиски пищи. Хватаясь в потемках за стены, чтобы не упасть, Сабрина бродила по пустынным коридорам, казалось, вечность, пока не вышла к новой арке; она повернула за угол и увидела массивную каменную стену. Тупик, дальше пути нет, что напомнило ей отношения, сложившиеся с Морганом. Приглядевшись, девушка заметила, что вдали вроде брезжит слабый свет, медленно двинулась в ту сторону и оказалась в помещении, где буйствовал ветер, врывавшийся в разбитые окна; на стенах трепетали прогнившие, изуродованные глубокими царапинами гобелены, казалось, по ним прошлись громадные когтистые лапы.
Рядом было встроено огромное, от пола до потолка, зеркало в бронзовой раме, потемневшей от времени; на уровне шеи девушки змеилась извилистая трещина. Зачарованная собственным отражением, Сабрина медленно распустила волосы, сразу окутавшие лицо темным облаком. Волнистое стекло обезобразило ее черты, подобно тому, как искорежили жизнь события последней недели.
Возникло ощущение, будто угодила в иную, кошмарную реальность, где все, чему ее учили, все, во что убеждали свято верить, на поверку оказалось не более чем иллюзией.
Сабрина провела кончиками пальцев по знакомым дугам бровей, слегка вздернутому носу, по подрагивавшей пухлой нижней губе. Никогда прежде не случалось задумываться над тем, как она выглядит, гордиться своей внешностью и выставлять ее напоказ. В этом просто не было необходимости, поскольку ее красота, как и богатство, и любовь родных, не подвергалась сомнению. Жемчужные ровные зубы и соболиная мягкость густых волос не нуждались в комплиментах. Всю жизнь ей говорили, что она красивая.
А что, если ей лгали? Если хотели польстить и говорили то, что она желала услышать? И возможно, смеялись за ее спиной или хуже того — жалели бедную уродину? Во всяком случае, на одного человека ее красота не производила никакого впечатления, и этим человеком был Морган.
Отражение в зеркале затуманилось и поплыло, черные волосы и синие глаза чуть сместились, и возник до боли знакомый и дорогой облик отца, на лице которого запечатлелись грусть и страдание, как это было в момент расставания, когда любимая дочь отказалась поцеловать его на прощание.
— Папа, папочка, зачем ты это сделал? Что теперь со мной будет? — вырвалось из горла хриплым шепотом.
Даже осуждая отца, Сабрина сердцем рвалась к нему за поддержкой и сочувствием; она прижала ладонь к зеркалу в надежде коснуться родной колючей бороды, но ощутила лишь холодное бесчувственное стекло.
Морган предоставил коню возможность выбирать дорогу, чуть откинулся назад, мерно покачиваясь в седле, и глубоко задумался. Похоже было, что только верный Пука мог дать ему полную свободу. Свободу от притязаний сородичей, их вечных жалоб, стенаний и требований.
Вспомнилось, как в его руки попал этот конь. Моргану едва исполнилось шестнадцать, когда он случайно стал свидетелем безобразной сцены. Изрядно подвыпивший сын богатого лорда жестоко стегал плетью лошадь, почти потерявшую сознание под безжалостными ударами. Морган отобрал плетку, хорошенько отхлестал выродка, и тот позорно бежал, бросив бедное животное; однако, оказавшись под защитой стен родного замка, он громогласно объявил, что его коня украли «вороватые Макдоннеллы», тем самым пытаясь спасти свою честь. В отместку его разъяренный папаша повелел повесить первого же Макдоннелла, вздумавшего поохотиться во владениях лорда, и жертвой пал двенадцатилетний парнишка.
Пука до сей поры хранил следы жестокого обращения прежнего хозяина, как внешние — рубцы на боках, так и внутренние — у коня был суровый нрав. Временами Морган чувствовал, что Пука ему как родной брат.
Выехав на поляну, Морган соскочил с седла, оставил коня щипать редкую траву, и вошел в небольшой домик, крытый соломой, который напоминал о тех временах, когда клан Макдоннеллов владел отарами овец и в таких коттеджах жили пастухи. Морган довольно часто навещал это уединенное место, где можно было посидеть в тишине и неспешно поразмыслить над настоящим и будущим, не чувствуя на плечах каменный гнет громадного замка. Вот и сейчас Морган придвинул к окну стул, уселся, положив ноги на подоконник, и уставился вдаль в глубокой задумчивости.
Первым на память пришел отец, который обрел наконец вечный покой под каменным покрывалом. У Моргана не было никаких иллюзий в отношении Ангуса. Отец никогда не любил сына таким, какой он есть, а старался воспитать будущего лидера клана. Старик получал огромное удовольствие, когда ему удавалось стравить Моргана со сверстниками и вынудить кулаками доказывать свое право на существование.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
— Своими глазами видела эту сучку, это точно. — Альвина яростно вгрызлась в зеленое сморщенное яблоко. — Эдакая высокомерная штучка. Страшная до ужаса. Бледная, как молоко, а брови черные, похожи на улиток. — При этих словах Сабрина невольно провела кончиком пальца по выгнутой брови. — Бедный мой Морган! Так жалко его стало. Целую ночь один на один с этой скелетиной.
Какая-то старуха хихикнула, оскалив гнилые зубы:
— Может, он накрыл ей лицо подушкой перед тем, как сделать свое дело. Наверное, все бабы одинаковые, хоть Камероны, хоть кто еще, когда задуешь свечу.
Аудитория встретила это философское замечание смехом, а Альвина, прожевав очередной кусок яблока, зло сощурила серые глаза:
— Я сама бы не прочь накрыть ее подушкой и придушить. Одним Камероном меньше — воздух чище.
По подбородку Альвины сбегал золотистый яблочный сок, в животе Сабрины громко заурчало, и блондинка метнула взгляд в сторону новой хозяйки замка. Полные губы растянулись в ядовитой ухмылке, но Альвина не призвала подруг обратить внимание на непрошеную гостью, а лениво шевельнула длинной красивой ногой, продемонстрировав спрятанный под платьем небольшой кинжал. Сабрина поежилась, услышав сочившийся ядом голос пышнотелой красотки:
— Может, камероновская девчонка и высокого происхождения, но моему Моргану нужна не леди, а настоящая баба, которая может дать ему все, что он пожелает. Леди не способна удовлетворить такого мужика, как Морган. — Альвина посмотрела прямо в глаза соперницы. — Просто потому, что он ее на куски разорвет.
Сабрина отступила подальше в тень. Только сейчас до нее дошло, почему матушка строго наказывала никогда не подслушивать. В замке Макдоннеллов это занятие было не просто нарушением правил приличия, но таило смертельную опасность. Круто развернувшись, девушка бросилась прочь, стараясь побыстрее уйти как можно дальше, чтобы не слышать больше грязных сплетен и пересудов, от которых страх подкатывал тошнотой к горлу.
Однако голод неодолимо влек вперед на поиски пищи. Хватаясь в потемках за стены, чтобы не упасть, Сабрина бродила по пустынным коридорам, казалось, вечность, пока не вышла к новой арке; она повернула за угол и увидела массивную каменную стену. Тупик, дальше пути нет, что напомнило ей отношения, сложившиеся с Морганом. Приглядевшись, девушка заметила, что вдали вроде брезжит слабый свет, медленно двинулась в ту сторону и оказалась в помещении, где буйствовал ветер, врывавшийся в разбитые окна; на стенах трепетали прогнившие, изуродованные глубокими царапинами гобелены, казалось, по ним прошлись громадные когтистые лапы.
Рядом было встроено огромное, от пола до потолка, зеркало в бронзовой раме, потемневшей от времени; на уровне шеи девушки змеилась извилистая трещина. Зачарованная собственным отражением, Сабрина медленно распустила волосы, сразу окутавшие лицо темным облаком. Волнистое стекло обезобразило ее черты, подобно тому, как искорежили жизнь события последней недели.
Возникло ощущение, будто угодила в иную, кошмарную реальность, где все, чему ее учили, все, во что убеждали свято верить, на поверку оказалось не более чем иллюзией.
Сабрина провела кончиками пальцев по знакомым дугам бровей, слегка вздернутому носу, по подрагивавшей пухлой нижней губе. Никогда прежде не случалось задумываться над тем, как она выглядит, гордиться своей внешностью и выставлять ее напоказ. В этом просто не было необходимости, поскольку ее красота, как и богатство, и любовь родных, не подвергалась сомнению. Жемчужные ровные зубы и соболиная мягкость густых волос не нуждались в комплиментах. Всю жизнь ей говорили, что она красивая.
А что, если ей лгали? Если хотели польстить и говорили то, что она желала услышать? И возможно, смеялись за ее спиной или хуже того — жалели бедную уродину? Во всяком случае, на одного человека ее красота не производила никакого впечатления, и этим человеком был Морган.
Отражение в зеркале затуманилось и поплыло, черные волосы и синие глаза чуть сместились, и возник до боли знакомый и дорогой облик отца, на лице которого запечатлелись грусть и страдание, как это было в момент расставания, когда любимая дочь отказалась поцеловать его на прощание.
— Папа, папочка, зачем ты это сделал? Что теперь со мной будет? — вырвалось из горла хриплым шепотом.
Даже осуждая отца, Сабрина сердцем рвалась к нему за поддержкой и сочувствием; она прижала ладонь к зеркалу в надежде коснуться родной колючей бороды, но ощутила лишь холодное бесчувственное стекло.
Морган предоставил коню возможность выбирать дорогу, чуть откинулся назад, мерно покачиваясь в седле, и глубоко задумался. Похоже было, что только верный Пука мог дать ему полную свободу. Свободу от притязаний сородичей, их вечных жалоб, стенаний и требований.
Вспомнилось, как в его руки попал этот конь. Моргану едва исполнилось шестнадцать, когда он случайно стал свидетелем безобразной сцены. Изрядно подвыпивший сын богатого лорда жестоко стегал плетью лошадь, почти потерявшую сознание под безжалостными ударами. Морган отобрал плетку, хорошенько отхлестал выродка, и тот позорно бежал, бросив бедное животное; однако, оказавшись под защитой стен родного замка, он громогласно объявил, что его коня украли «вороватые Макдоннеллы», тем самым пытаясь спасти свою честь. В отместку его разъяренный папаша повелел повесить первого же Макдоннелла, вздумавшего поохотиться во владениях лорда, и жертвой пал двенадцатилетний парнишка.
Пука до сей поры хранил следы жестокого обращения прежнего хозяина, как внешние — рубцы на боках, так и внутренние — у коня был суровый нрав. Временами Морган чувствовал, что Пука ему как родной брат.
Выехав на поляну, Морган соскочил с седла, оставил коня щипать редкую траву, и вошел в небольшой домик, крытый соломой, который напоминал о тех временах, когда клан Макдоннеллов владел отарами овец и в таких коттеджах жили пастухи. Морган довольно часто навещал это уединенное место, где можно было посидеть в тишине и неспешно поразмыслить над настоящим и будущим, не чувствуя на плечах каменный гнет громадного замка. Вот и сейчас Морган придвинул к окну стул, уселся, положив ноги на подоконник, и уставился вдаль в глубокой задумчивости.
Первым на память пришел отец, который обрел наконец вечный покой под каменным покрывалом. У Моргана не было никаких иллюзий в отношении Ангуса. Отец никогда не любил сына таким, какой он есть, а старался воспитать будущего лидера клана. Старик получал огромное удовольствие, когда ему удавалось стравить Моргана со сверстниками и вынудить кулаками доказывать свое право на существование.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116