Софи мгновенно отбросила все размышления о деньгах и занялась Маргарет.
— Против? — Она сжала руку Маргарет. — Я безмерно рада за тебя. Я знаю, как много значит для тебя это приглашение.
Наконец Диндра и Маргарет оставили ее одну, и она углубилась в переполнявшие ее мысли о том чем была ее жизнь раньше и чем она станет, когда все закончится. Жизнь ее останется какой была, сказала она себе, это будет та жизнь, которую она любит. Путешествия, концерты. И когда она вернет «Белого лебедя», после окончания гастролей она будет жить дома вместе со своими друзьями. Деньги к тому времени перестанут быть для неё проблемой. Они смогут приезжать и уезжать, когда им заблагорассудится. Жизнь станет насыщенной и увлекательной. Непременно так и будет, твердо пообещала она себе, пытаясь заглушить одолевшее ее сомнение.
Размышляя о жизни, Софи вдруг обнаружила, что руки ее начали двигаться самостоятельно и смычок извлекал ноты, которые она не вспоминала уже много лет. Испуганно посмотрев на свои руки, она заставила их вернуться к знакомой мелодии «Вальса лебедей».
Но прежде чем она успела это понять, ее рука нашла соль, потом метнулась к до плавным, катящимся движением смычка взад-вперед по трем верхним струнам. Баховская прелюдия Первой сюиты соль мажор для виолончели.
Могла ли она исполнить это?
Могла ли она одержать победу, если бы ей позволили дебютировать в концертном зале?
Неужели Найлз Прескотт был прав, не разрешив ей солировать?
Она отдернула руку, словно обжегшись, и смычок ударился о стол. Она только сейчас осознала, что сыграла начальные такты из Баха и они прозвучали так, как и было задумано великим композитором.
Она прислушалась — в доме было тихо. Диндра и Маргарет поднялись наверх, в свои комнаты. Никто ее не услышит.
Глубоко вздохнув, она снова сыграла начальные такты. Руки у нее задрожали, слезы жгли глаза. Время вернулось вспять, и она чуть ли не физически ощущала присутствие в комнате своей матери.
— Ты понимаешь, мама? — прошептала она. — Ты понимаешь, что я делаю и почему? К Бостону меня привязывала ты, но тебя больше здесь нет. Мне нужен «Белый лебедь», мне нужно знать, что этот дом мой.
Но в комнате по-прежнему стояла тишина, и никакого ответа Софи не получила.
Она откинулась на спинку стула, и деревянная рама впилась ей в тело. Матери нет, и поговорить ей не с кем.
Резко наклонившись вперед, она опять поднесла смычок к струнам и сосредоточилась на «Вальсе лебедей». Один такт, второй. Легко и лирично. Но звуки не лились. Звуки, издаваемые виолончелью, совсем не походили на те звуки, которые она пыталась из нее извлечь. В голове у нее настойчиво звучала музыка Баха, и она не отпускала ее от себя, и Софи поняла, что это сражение она проиграла.
Она резко опустила смычок и хотела выйти из комнаты, но музыка обвилась вокруг нее. Как обещание? Или — проклятие?
Ее начал бить озноб, и задрожали руки, и она сдалась перед этим неумолимым влечением и заиграла. Соль-до-си-ля — си-до-си-до. Она повторяла этот фрагмент снова и снова и наконец перешла к следующему. Она играла с закрытыми глазами. Мечтая. Надеясь. Чувствуя каждую ноту, как мать чувствует своего ребенка.
Софи ни о чем не думала, играла так, как играла в детстве. Она отдалась звукам, сладостной, резонирующей вибрации струн у своего тела, она исполняла сюиту так, словно играла ее лишь вчера. Она играла с такой страстью, что не слышала, как отворилась входная дверь, не слышала, как в вестибюле раздались чьи-то шаги. Она не слышала ничего, пока не прозвучала последняя нота.
— Господи, это просто потрясающе! — Она вскинула голову, вздрогнув от неожиданности, и смычок неровно скользнул по струнам.
— Грейсон?
Музыка еще не отпустила ее, мешая сосредоточиться, и она смотрела на него — и не видела и никак не могла осознать, что он стоит рядом с ней. Обещания, данные Баху, и вид высокой фигуры Грейсона, стоящего в двух шагах от нее, — это уже было для нее слишком.
— Что вы играли? — спросил он.
— Ничего, — пожала она плечами, аккуратно кладя смычок на стол.
— Это ни на что не похоже. Я никогда не слышал этого раньше.
Она отмахнулась от него, как от мухи.
— Это просто начало баховской сюиты для виолончели.
— Неужели? — удивился он. — Я не знал, что Бах писал сюиты для виолончели.
— Таких сюит шесть, хотя не многие знают об их существовании. Человек, который их обнаружил, многие годы полагал, что это нечто вроде упражнений для начинающего виолончелиста.
— Вы исполняете их на концертах?
— Господи, конечно, нет! — с излишней горячностью воскликнула она. «Успокойся!» — приказала она себе.
— Почему же нет?
Спокойствие не давалось ей, ладони вспотели.
— Потому что это скучно.
Ей был неприятен его взгляд, который, казалось, проникал в самую душу.
— Тогда что же вы играете?
— Всего понемногу. В основном то, что нравится публике. Зачем вы здесь?
Грейсон понял, что она хочет переменить тему разговора. Пускай. Он понятия не имел, почему на щеках ее заалели пятна, когда он спросил ее о той потрясающей музыке, которую она исполняла, когда он вошел в дом.
Все утро он провел в суде и музыку услышал, уже подходя к дому. Он шел со стороны Беркли-стрит и увидел Софи в боковом окне, подойдя ближе. Ему хорошо были видны ее волосы, напоминающие золотистое пламя. И теперь, когда он стоял перед ней, ее красота завораживала его. У нее были удивительно живые глаза, и легко было проследить следы, оставленные в ее внешности норманнскими предками — воинами, которые умели быть упорными в достижении своей цели.
Неужели они передали ей не только цвет глаз и волос? Неужели это кровь предков заставляет ее бросать вызов всему свету?
Многие годы он стремился удовлетворить свою тягу к чему-то, что не мог определить словами, пытаясь заполнить пустоту в душе. Он нашел способ отвлекаться от этого замкнутого круга мыслей, забываться, просиживая долгие часы за рабочим столом или погружаясь в нежную женскую плоть. Но ему это не помогало. Пробуждаясь, он понимал, что лежащая рядом женщина не может его спасти. Женщины никогда не заполняли пустоты в нем; на час или два они избавляли его от тяжелых мыслей, которые после их ухода наваливались на него с новой силой.
Существовали и другие способы забыться. Работа. Сделки, судебные процессы, поглощавшие все его мысли и силы. В своей области он достиг вершины, работая как одержимый. Но, достигнув вершины, что он приобрел?
Всю жизнь он трудился, чтобы завоевать уважение своего отца. Но несмотря на свои достижения, он не мог сказать, что достиг цели. Он привык к мысли о бесполезности собственных усилий. Зачем ему нужен замкнутый крут, в котором вращаются его мысли? Это делает его слабым. А слабость — это не для него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78