— Ты собираешься в Килмартин-Хаус сегодня утром?
Франческа кивнула:
— Я живу там.
— А я вот считаю, что она живет здесь, — встряла Гиацинта и щедрой рукой положила себе в чашку еще сахару.
Виолетта, не обратив на замечание младшей дочери ни малейшего внимания, заявила:
— Думаю, сегодня я поеду вместе с тобой. Франческа чуть вилку не выронила от неожиданности.
— Зачем?
— Хочу повидать Майкла, — ответила Виолетта, пожав своими хрупкими плечами. — Гиацинта, передай мне, пожалуйста, сдобу.
— Я не знаю, какие у него планы на сегодняшний день, — быстро проговорила Франческа. Прошлой ночью у Майкла был приступ — малярия трепала его в четвертый раз, и они очень надеялись, что это последний приступ лихорадки в цикле. И хотя он наверняка уже несколько оправился, все же выглядит, надо думать, ужасно. Кожа его — слава Богу! — так и не приобрела желтушного оттенка, который, как Майкл рассказал ей, часто свидетельствовал о том, что болезнь близится к своей завершающей фазе и смертельному исходу, но все равно у него больной вид, и Франческа не сомневалась, что если Виолетта увидит его сейчас, то придет в неописуемый ужас. И страшную ярость.
Виолетта Бриджертон очень не любила, когда ее держали в неведении. Особенно касательно дела, о котором без преувеличения можно было сказать, что речь тут идет о жизни и смерти.
— Если окажется, что он не сможет меня принять, я просто развернусь и уйду домой, — сказала Виолетта. — Гиацинта, передай мне джем, будь добра.
— И я тоже поеду, — заявила Гиацинта.
О Боже! Нож в руке Франчески, которым она намазывала масло на булочку, задрожал. Может, начать пичкать эту девчонку снотворным? Похоже, только так и удастся решить эту проблему.
— Ты ведь не станешь возражать, если я тоже поеду, правда? — обратилась Гиацинта к матери.
— Разве ты не собиралась ехать куда-то с Элоизой? — быстро вмешалась Франческа.
Гиацинта примолкла, подумала, похлопала ресницами и сказала:
— По-моему, нет.
— По магазинам, может быть? Или к модистке? Гиацинта еще немного порылась в памяти.
— Нет. То есть я совершенно уверена, что ни о чем подобном с Элоизой не договаривалась. Я только на прошлой неделе купила себе новую шляпку. Совершенно чудесную шляпку — зеленую, с прехорошенькой желтоватой отделкой. — Она опустила взгляд на свой тост, мгновение разглядывала его задумчиво, затем потянулась к мармеладу и добавила: — А вообще надоели мне эти магазины.
— Ни одной женщине не могут надоесть магазины, — возразила Франческа даже с некоторым отчаянием.
— А вот мне надоели. Кроме того, граф… — Тут Гиацинта прервала свою речь и спросила, обернувшись к матери: — А можно мне называть его Майклом?
— Ну, это надо будет спросить у него самого, — ответила Виолетта, принимаясь за яйцо всмятку.
Гиацинта снова повернулась к Франческе.
— Он уже целую неделю в Лондоне, а я до сих пор его даже не видела. Меня же подруги будут расспрашивать — а мне и сказать-то будет нечего!
— Сплетничать неприлично, — заметила Виолетта.
— А это вовсе не сплетни, — парировала Гиацинта. — Это самое обыкновенное распространение информации.
Франческа замерла.
— Мама, — сказала она, скорбно качая головой. — Лучше бы ты ограничилась семью.
— Семью детьми, ты хочешь сказать? — поинтересовалась Виолетта, прихлебывая чай. — Я и сама порой так думаю.
— Мама! — воскликнула Гиацинта. Виолетта только улыбнулась.
— Передай соль.
— У мамы только с восьмой попытки и получилось как следует, — объявила Гиацинта, пододвигая матери солонку движением, в котором не было и намека на грацию.
— Следует ли это понимать так, что и ты сама надеешься родить в свое время восьмерых детей? — с самым невинным видом осведомилась Виолетта.
— Боже! Нет, конечно! — воскликнула Гиацинта. Франческа не удержалась от смеха.
— Нехорошо упоминать имя Господа всуе, Гиацинта, — заметила Виолетта примерно тем же тоном, каким говорила, что сплетничать неприлично.
— Почему бы нам и правда не заехать где-нибудь после полудня? — спросила Виолетта Франческу, когда легкомысленное веселье стихло.
Франческа бросила взгляд на часы. Значит, у нее будет примерно час на то, чтобы привести Майкла в пристойный вид. Кроме того, ее мать сказала — «нам». Во множественном числе. Словно она и в самом деле вздумала взять с собой Гиацинту, у которой был настоящий талант превращать всякую неловкую ситуацию в сущий кошмар.
— Я поеду прямо сейчас, — сказала Франческа и быстро поднялась из-за стола. — Надо узнать, сможет ли он принять визитеров.
К ее удивлению, мать тоже сразу поднялась и сказала:
— Я провожу тебя до дверей.
— Э-э… ты серьезно?
—Да.
Гиацинта начала было подниматься тоже.
— Я одна, — сказала Виолетта, даже не повернув головы в сторону младшей дочери.
Гиацинта осталась. Даже у нее довольно было ума, чтобы знать, что не следует спорить с матерью, когда у той безмятежный вид сочетается со стальным тоном.
Мать вышла из столовой первая, и они прошли в молчании до самой прихожей, где Франческа попросила лакея принести ее плащ.
— Ты ничего не хочешь мне сказать? — заговорила наконец Виолетта.
— Не понимаю, о чем ты.
— А я думаю, очень хорошо понимаешь.
— Уверяю тебя, — сказала Франческа, глядя на мать с самым невинным видом, — понятия не имею.
— С недавних пор ты очень много времени проводишь в Килмартин-Хаусе, — сказала Виолетта.
— Я живу там, — напомнила Франческа в сотый, как ей показалось, раз.
— В данный момент не живешь, и меня беспокоит, что о тебе начнут говорить.
— Никто об этом и словом не обмолвился, — возразила Франческа. — И в газетах ничего не было. Если бы обо мне действительно стали судачить, то, уверена, нам это было бы известно.
— То, что люди молчат пока, вовсе не означает, что они не станут болтать завтра.
Франческа раздраженно вздохнула.
— Но я же не незамужняя девица, не девственница какая-нибудь!
— Франческа!
Франческа скрестила руки на груди.
— Мне неприятно вдаваться в такие детали, мама, но так оно и есть.
Вернулся лакей с плащом Франчески в руках и доложил, что карета будет у крыльца буквально сию минуту. Виолетта подождала, пока лакей выйдет на крыльцо дожидаться кареты, и спросила:
— Какие именно у тебя отношения с графом? Франческа так и ахнула:
— Мама!
— Это совсем не праздный вопрос.
— Это самый что ни на есть праздный, вернее, самый что ни на есть глупый вопрос из всех, когда-либо слышанных мною! Майкл мой двоюродный брат.
— Он двоюродный брат твоего покойного мужа, — поправила ее Виолетта.
— Он и мой двоюродный брат, — резко возразила Франческа. — И мой друг. Боже правый! И это ты говоришь! Мне и в голову не приходило… Майкл!
Но истина заключалась в том, что в голову ей это приходило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
Франческа кивнула:
— Я живу там.
— А я вот считаю, что она живет здесь, — встряла Гиацинта и щедрой рукой положила себе в чашку еще сахару.
Виолетта, не обратив на замечание младшей дочери ни малейшего внимания, заявила:
— Думаю, сегодня я поеду вместе с тобой. Франческа чуть вилку не выронила от неожиданности.
— Зачем?
— Хочу повидать Майкла, — ответила Виолетта, пожав своими хрупкими плечами. — Гиацинта, передай мне, пожалуйста, сдобу.
— Я не знаю, какие у него планы на сегодняшний день, — быстро проговорила Франческа. Прошлой ночью у Майкла был приступ — малярия трепала его в четвертый раз, и они очень надеялись, что это последний приступ лихорадки в цикле. И хотя он наверняка уже несколько оправился, все же выглядит, надо думать, ужасно. Кожа его — слава Богу! — так и не приобрела желтушного оттенка, который, как Майкл рассказал ей, часто свидетельствовал о том, что болезнь близится к своей завершающей фазе и смертельному исходу, но все равно у него больной вид, и Франческа не сомневалась, что если Виолетта увидит его сейчас, то придет в неописуемый ужас. И страшную ярость.
Виолетта Бриджертон очень не любила, когда ее держали в неведении. Особенно касательно дела, о котором без преувеличения можно было сказать, что речь тут идет о жизни и смерти.
— Если окажется, что он не сможет меня принять, я просто развернусь и уйду домой, — сказала Виолетта. — Гиацинта, передай мне джем, будь добра.
— И я тоже поеду, — заявила Гиацинта.
О Боже! Нож в руке Франчески, которым она намазывала масло на булочку, задрожал. Может, начать пичкать эту девчонку снотворным? Похоже, только так и удастся решить эту проблему.
— Ты ведь не станешь возражать, если я тоже поеду, правда? — обратилась Гиацинта к матери.
— Разве ты не собиралась ехать куда-то с Элоизой? — быстро вмешалась Франческа.
Гиацинта примолкла, подумала, похлопала ресницами и сказала:
— По-моему, нет.
— По магазинам, может быть? Или к модистке? Гиацинта еще немного порылась в памяти.
— Нет. То есть я совершенно уверена, что ни о чем подобном с Элоизой не договаривалась. Я только на прошлой неделе купила себе новую шляпку. Совершенно чудесную шляпку — зеленую, с прехорошенькой желтоватой отделкой. — Она опустила взгляд на свой тост, мгновение разглядывала его задумчиво, затем потянулась к мармеладу и добавила: — А вообще надоели мне эти магазины.
— Ни одной женщине не могут надоесть магазины, — возразила Франческа даже с некоторым отчаянием.
— А вот мне надоели. Кроме того, граф… — Тут Гиацинта прервала свою речь и спросила, обернувшись к матери: — А можно мне называть его Майклом?
— Ну, это надо будет спросить у него самого, — ответила Виолетта, принимаясь за яйцо всмятку.
Гиацинта снова повернулась к Франческе.
— Он уже целую неделю в Лондоне, а я до сих пор его даже не видела. Меня же подруги будут расспрашивать — а мне и сказать-то будет нечего!
— Сплетничать неприлично, — заметила Виолетта.
— А это вовсе не сплетни, — парировала Гиацинта. — Это самое обыкновенное распространение информации.
Франческа замерла.
— Мама, — сказала она, скорбно качая головой. — Лучше бы ты ограничилась семью.
— Семью детьми, ты хочешь сказать? — поинтересовалась Виолетта, прихлебывая чай. — Я и сама порой так думаю.
— Мама! — воскликнула Гиацинта. Виолетта только улыбнулась.
— Передай соль.
— У мамы только с восьмой попытки и получилось как следует, — объявила Гиацинта, пододвигая матери солонку движением, в котором не было и намека на грацию.
— Следует ли это понимать так, что и ты сама надеешься родить в свое время восьмерых детей? — с самым невинным видом осведомилась Виолетта.
— Боже! Нет, конечно! — воскликнула Гиацинта. Франческа не удержалась от смеха.
— Нехорошо упоминать имя Господа всуе, Гиацинта, — заметила Виолетта примерно тем же тоном, каким говорила, что сплетничать неприлично.
— Почему бы нам и правда не заехать где-нибудь после полудня? — спросила Виолетта Франческу, когда легкомысленное веселье стихло.
Франческа бросила взгляд на часы. Значит, у нее будет примерно час на то, чтобы привести Майкла в пристойный вид. Кроме того, ее мать сказала — «нам». Во множественном числе. Словно она и в самом деле вздумала взять с собой Гиацинту, у которой был настоящий талант превращать всякую неловкую ситуацию в сущий кошмар.
— Я поеду прямо сейчас, — сказала Франческа и быстро поднялась из-за стола. — Надо узнать, сможет ли он принять визитеров.
К ее удивлению, мать тоже сразу поднялась и сказала:
— Я провожу тебя до дверей.
— Э-э… ты серьезно?
—Да.
Гиацинта начала было подниматься тоже.
— Я одна, — сказала Виолетта, даже не повернув головы в сторону младшей дочери.
Гиацинта осталась. Даже у нее довольно было ума, чтобы знать, что не следует спорить с матерью, когда у той безмятежный вид сочетается со стальным тоном.
Мать вышла из столовой первая, и они прошли в молчании до самой прихожей, где Франческа попросила лакея принести ее плащ.
— Ты ничего не хочешь мне сказать? — заговорила наконец Виолетта.
— Не понимаю, о чем ты.
— А я думаю, очень хорошо понимаешь.
— Уверяю тебя, — сказала Франческа, глядя на мать с самым невинным видом, — понятия не имею.
— С недавних пор ты очень много времени проводишь в Килмартин-Хаусе, — сказала Виолетта.
— Я живу там, — напомнила Франческа в сотый, как ей показалось, раз.
— В данный момент не живешь, и меня беспокоит, что о тебе начнут говорить.
— Никто об этом и словом не обмолвился, — возразила Франческа. — И в газетах ничего не было. Если бы обо мне действительно стали судачить, то, уверена, нам это было бы известно.
— То, что люди молчат пока, вовсе не означает, что они не станут болтать завтра.
Франческа раздраженно вздохнула.
— Но я же не незамужняя девица, не девственница какая-нибудь!
— Франческа!
Франческа скрестила руки на груди.
— Мне неприятно вдаваться в такие детали, мама, но так оно и есть.
Вернулся лакей с плащом Франчески в руках и доложил, что карета будет у крыльца буквально сию минуту. Виолетта подождала, пока лакей выйдет на крыльцо дожидаться кареты, и спросила:
— Какие именно у тебя отношения с графом? Франческа так и ахнула:
— Мама!
— Это совсем не праздный вопрос.
— Это самый что ни на есть праздный, вернее, самый что ни на есть глупый вопрос из всех, когда-либо слышанных мною! Майкл мой двоюродный брат.
— Он двоюродный брат твоего покойного мужа, — поправила ее Виолетта.
— Он и мой двоюродный брат, — резко возразила Франческа. — И мой друг. Боже правый! И это ты говоришь! Мне и в голову не приходило… Майкл!
Но истина заключалась в том, что в голову ей это приходило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82