Я сомневалась, что это можно назвать добродетелью, и с подозрением относилась к подобному ее проявлению, однако, как мать ни обманывалась, думая, что происшедшее на этой лужайке забыто, память все-таки брала свое, и кроваво-красные цветы Джаспера продолжали цвести.
Пока я стояла у клумбы, до меня донеслись звуки подъезжающего к дому экипажа. Я замерла, прислушиваясь. Раздался голос отца, что-то крикнувшего конюхам, после чего снова наступила тишина: должно быть, они зашли в дом.
Внезапно меня охватила печаль, вызванная ожиданием перемен. Вероятно, Кристабель Конналт окажется очень начитанной, строгой и будет полна решимости обучать меня всем наукам. Эмили Филпотс этого сделать не удалось, оглядываясь назад, на свое прошлое, я поняла, что все ее усилия были весьма бесплодными: и Карл, и я с той хитростью, что присуща всем детям без исключения, мгновенно раскусили это (до того, как Карл начал ходить на уроки к священнику, она и его обучала). Мы очень жестоко обращались с бедной Эмили. Однажды Карл посадил ей на юбку паука и потом долго хохотал над ее испугом, после чего с показной галантностью убрал насекомое. Я ему тогда сделала выговор, объяснив, что этот случай показывает лживость и испорченность его натуры. Карл же сложил ладошки вместе и, возведя очи к небесам, точно как Джаспер, заявил, что все, что он сделал, было сделано во имя старой Филпотс.
Я нарисовала в уме образ Кристабель Конналт. Выросла в семье священника, а значит, религиозна и, конечно, более нетерпима, чем Эмили, к тем обычаям и манерам, что сейчас господствуют во всей стране. Скорее всего, средних лет, ближе к пожилому возрасту, с седеющими волосами и суровыми, ничего не упускающими глазами.
Я содрогнулась и поняла, что еще не раз с тоской буду вспоминать слабохарактерную Эмили Филпотс. Она и Салли Нулленс только и делали, что говорили о вновь прибывшей. Когда я входила в гостиную Салли, я сразу чувствовала витающее в воздухе напряжение. Эти две женщины частенько сиживали у камина, придвинувшись поплотнее друг к другу, и о чем-то шептались. Я знала, что Салли Нулленс непоколебимо верит в ведьм и, когда кто-нибудь умирал или заболевал странной болезнью, всегда ищет того, кто мог навести порчу. По словам Карла, она всегда с тоской думала о том, что дни колдовства уже давно позади.
— Ты только представь, старая Салли бродит по округе и проверяет прелестных девственниц с головы до ног в поисках отметин, оставленных их возлюбленными демонами!
Может, преподобному Джорджу Холдингу там, где присутствовали латынь и греческий, Карл и казался сущим наказанием, но насчет того, что касалось реалий жизни, он был хорошо осведомлен.
Хотя ему не было еще и десяти, он уже заглядывался на молоденьких служанок и особенно любил посудачить о том, кто чем и с кем занимается. Салли Нулленс говорила:
— Он прямо, как отец, хотя еще из колыбели не успел вылезти!
Преувеличение, конечно, но, сказать честно, Карл и вправду быстро продвигался по тропе настоящего мужчины — факт, лишь радующий отца.
Мои мысли пришли в полное смятение от тех перемен, что принесет с собой приезд Кристабель Конналт.
— Кажется, хозяин доволен тем, что нанял ее, — вспомнила я голос Эмили Филпотс, обращающейся к Салли.
Так как вслед за этим замечанием послышалось презрительное фырканье, которое я хорошо знала из своего опыта, я приготовилась слушать, потому что это касалось моего отца, а я была буквально одержима им.
— А кто она, хотелось бы мне знать? — продолжала Эмили.
— О, все свои интриги он давно забросил: хозяйка б этого не потерпела!
— Но что-то всегда остается, и я бы совсем не удивилась…
— Стены! — зловеще перебила ее Салли. — У стен имеются уши и у дверей тоже! Есть там кто-нибудь?
Помню, я вошла и сказала, что принесла юбку для верховой езды, которую накануне порвала, и не могла ли Салли заштопать ее, пожалуйста? Та бросила на Эмили многозначительный взгляд и взяла юбку.
— Еще и грязная к тому же! — произнесла она. — Только и осталось, что приглядывать за вами, мисс Присцилла!
Сказано это было очень печальным тоном. Салли всегда беспокоил вопрос, полезна она или нет, и ей постоянно хотелось, чтобы мы напоминали ей об этом. И теперь то же случилось с Эмили Филпотс. Я поняла, что они обе готовы возненавидеть новенькую.
Я взглянула на розы, упорно цепляющиеся за свою жизнь, хотя их летняя пора уже давно миновала, и они напомнили мне этих двух пожилых женщин. Переведя взгляд на дом, я увидела его как бы заново. Эверсли-корт — фамильное поместье! В действительности оно принадлежало Эдвину, хотя управлял всем мой отец и без него все бы рухнуло. Я вдруг подумала, злится ли отец на Эдвина? У Эдвина было все — и титул, и поместье, — но было бы справедливее, если бы все это досталось моему отцу, ибо это он спас наши владения во времена гражданской войны, представляясь приверженцем Кромвеля, лишь бы сохранить наши земли. Эдвина тогда еще и не было. Моя мать звала его «дитя Реставрации»: родился он в январе 1660 года, поэтому его прибытие в этот мир всего на несколько месяцев опередило возвращение короля.
Это был величественный старый дом, и, как часто бывает с ему подобными, с годами он лишь похорошел. Через него прошли многие поколения Эверсли: трагедии и комедии разыгрывались здесь, и Салли Нулленс утверждала, что те, кто не смог обрести покой, возвращаются сюда и незаметно бродят по коридорам, но об их присутствии ведомо лишь избранным, например, самой Салли Нулленс.
Таких домов в стране было множество: громадное здание, построенное во времена Елизаветы в традиционной форме буквы «Е»: восточное крыло, западное и центр, огромные залы со сводчатыми потолками и широкими дубовыми балками. Некоторые комнаты обшиты деревянными панелями, но в главном зале стены были оставлены в своем первозданном каменном виде и увешаны семейными гербами и оружием, дабы своим видом напоминать следующим поколениям о той роли, что Эверсли сыграли в истории страны. На стене, над огромным камином, было нарисовано генеалогическое древо, которое постоянно дописывалось, так что спустя время оно заполнит все пространство этой огромной стены. Была туда вписана и я — не в главную ветвь, естественно. Там стояло имя Эдвина, и, когда он женится, туда же будут внесены имена его детей. Ли иногда даже сердился — его-то имени там не было, в те дни он еще не понимал, почему его обошли стороной. Уверена, это очень повлияло на него, поэтому он так хотел стать выше Эдвина во всех других отношениях. Несколько минут я грустно размышляла о том, что происходит между нами, и вскоре осознала, что зачастую то, что мы переживаем в детстве, оказывает воздействие на всю нашу дальнейшую жизнь.
Но стоя там, у клумбы с розами, к которой я часто приходила и раньше, я хорошо понимала, что просто откладываю ту минуту, когда я должна буду пойти и встретиться с женщиной, которая — как чувствовала я в глубине души — изменит всю мою жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Пока я стояла у клумбы, до меня донеслись звуки подъезжающего к дому экипажа. Я замерла, прислушиваясь. Раздался голос отца, что-то крикнувшего конюхам, после чего снова наступила тишина: должно быть, они зашли в дом.
Внезапно меня охватила печаль, вызванная ожиданием перемен. Вероятно, Кристабель Конналт окажется очень начитанной, строгой и будет полна решимости обучать меня всем наукам. Эмили Филпотс этого сделать не удалось, оглядываясь назад, на свое прошлое, я поняла, что все ее усилия были весьма бесплодными: и Карл, и я с той хитростью, что присуща всем детям без исключения, мгновенно раскусили это (до того, как Карл начал ходить на уроки к священнику, она и его обучала). Мы очень жестоко обращались с бедной Эмили. Однажды Карл посадил ей на юбку паука и потом долго хохотал над ее испугом, после чего с показной галантностью убрал насекомое. Я ему тогда сделала выговор, объяснив, что этот случай показывает лживость и испорченность его натуры. Карл же сложил ладошки вместе и, возведя очи к небесам, точно как Джаспер, заявил, что все, что он сделал, было сделано во имя старой Филпотс.
Я нарисовала в уме образ Кристабель Конналт. Выросла в семье священника, а значит, религиозна и, конечно, более нетерпима, чем Эмили, к тем обычаям и манерам, что сейчас господствуют во всей стране. Скорее всего, средних лет, ближе к пожилому возрасту, с седеющими волосами и суровыми, ничего не упускающими глазами.
Я содрогнулась и поняла, что еще не раз с тоской буду вспоминать слабохарактерную Эмили Филпотс. Она и Салли Нулленс только и делали, что говорили о вновь прибывшей. Когда я входила в гостиную Салли, я сразу чувствовала витающее в воздухе напряжение. Эти две женщины частенько сиживали у камина, придвинувшись поплотнее друг к другу, и о чем-то шептались. Я знала, что Салли Нулленс непоколебимо верит в ведьм и, когда кто-нибудь умирал или заболевал странной болезнью, всегда ищет того, кто мог навести порчу. По словам Карла, она всегда с тоской думала о том, что дни колдовства уже давно позади.
— Ты только представь, старая Салли бродит по округе и проверяет прелестных девственниц с головы до ног в поисках отметин, оставленных их возлюбленными демонами!
Может, преподобному Джорджу Холдингу там, где присутствовали латынь и греческий, Карл и казался сущим наказанием, но насчет того, что касалось реалий жизни, он был хорошо осведомлен.
Хотя ему не было еще и десяти, он уже заглядывался на молоденьких служанок и особенно любил посудачить о том, кто чем и с кем занимается. Салли Нулленс говорила:
— Он прямо, как отец, хотя еще из колыбели не успел вылезти!
Преувеличение, конечно, но, сказать честно, Карл и вправду быстро продвигался по тропе настоящего мужчины — факт, лишь радующий отца.
Мои мысли пришли в полное смятение от тех перемен, что принесет с собой приезд Кристабель Конналт.
— Кажется, хозяин доволен тем, что нанял ее, — вспомнила я голос Эмили Филпотс, обращающейся к Салли.
Так как вслед за этим замечанием послышалось презрительное фырканье, которое я хорошо знала из своего опыта, я приготовилась слушать, потому что это касалось моего отца, а я была буквально одержима им.
— А кто она, хотелось бы мне знать? — продолжала Эмили.
— О, все свои интриги он давно забросил: хозяйка б этого не потерпела!
— Но что-то всегда остается, и я бы совсем не удивилась…
— Стены! — зловеще перебила ее Салли. — У стен имеются уши и у дверей тоже! Есть там кто-нибудь?
Помню, я вошла и сказала, что принесла юбку для верховой езды, которую накануне порвала, и не могла ли Салли заштопать ее, пожалуйста? Та бросила на Эмили многозначительный взгляд и взяла юбку.
— Еще и грязная к тому же! — произнесла она. — Только и осталось, что приглядывать за вами, мисс Присцилла!
Сказано это было очень печальным тоном. Салли всегда беспокоил вопрос, полезна она или нет, и ей постоянно хотелось, чтобы мы напоминали ей об этом. И теперь то же случилось с Эмили Филпотс. Я поняла, что они обе готовы возненавидеть новенькую.
Я взглянула на розы, упорно цепляющиеся за свою жизнь, хотя их летняя пора уже давно миновала, и они напомнили мне этих двух пожилых женщин. Переведя взгляд на дом, я увидела его как бы заново. Эверсли-корт — фамильное поместье! В действительности оно принадлежало Эдвину, хотя управлял всем мой отец и без него все бы рухнуло. Я вдруг подумала, злится ли отец на Эдвина? У Эдвина было все — и титул, и поместье, — но было бы справедливее, если бы все это досталось моему отцу, ибо это он спас наши владения во времена гражданской войны, представляясь приверженцем Кромвеля, лишь бы сохранить наши земли. Эдвина тогда еще и не было. Моя мать звала его «дитя Реставрации»: родился он в январе 1660 года, поэтому его прибытие в этот мир всего на несколько месяцев опередило возвращение короля.
Это был величественный старый дом, и, как часто бывает с ему подобными, с годами он лишь похорошел. Через него прошли многие поколения Эверсли: трагедии и комедии разыгрывались здесь, и Салли Нулленс утверждала, что те, кто не смог обрести покой, возвращаются сюда и незаметно бродят по коридорам, но об их присутствии ведомо лишь избранным, например, самой Салли Нулленс.
Таких домов в стране было множество: громадное здание, построенное во времена Елизаветы в традиционной форме буквы «Е»: восточное крыло, западное и центр, огромные залы со сводчатыми потолками и широкими дубовыми балками. Некоторые комнаты обшиты деревянными панелями, но в главном зале стены были оставлены в своем первозданном каменном виде и увешаны семейными гербами и оружием, дабы своим видом напоминать следующим поколениям о той роли, что Эверсли сыграли в истории страны. На стене, над огромным камином, было нарисовано генеалогическое древо, которое постоянно дописывалось, так что спустя время оно заполнит все пространство этой огромной стены. Была туда вписана и я — не в главную ветвь, естественно. Там стояло имя Эдвина, и, когда он женится, туда же будут внесены имена его детей. Ли иногда даже сердился — его-то имени там не было, в те дни он еще не понимал, почему его обошли стороной. Уверена, это очень повлияло на него, поэтому он так хотел стать выше Эдвина во всех других отношениях. Несколько минут я грустно размышляла о том, что происходит между нами, и вскоре осознала, что зачастую то, что мы переживаем в детстве, оказывает воздействие на всю нашу дальнейшую жизнь.
Но стоя там, у клумбы с розами, к которой я часто приходила и раньше, я хорошо понимала, что просто откладываю ту минуту, когда я должна буду пойти и встретиться с женщиной, которая — как чувствовала я в глубине души — изменит всю мою жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90