Наконец, Тристан снова обратил внимание на замок. Над ним высоко взметались языки пламени, черный дым поднимался в небо, но нигде не было видно белого флага, означавшего готовность сдаться. Де ла Тер приказал возвращаться в лагерь. Тот же самый крутой обрыв, прикрывавший замок, позволил нападавшим разбить свой лагерь в непосредственной близости от замка, но вне досягаемости стрел его защитников.
К тому времени, когда воины смогли, наконец, справиться с катапультой и сдвинуть ее с места, лицо графа уже не предвещало ничего хорошего. Когда отряд достиг лагеря, и де ла Тер спешился, даже Джон, мельком взглянув на него, не осмелился с ним заговорить.
Черные, как вороново крыло, волосы Тристана, ниспадали на воротник платья, впереди же они почти доходили до бровей, но обычно были зачесаны набок. Кожа его приобрела бронзовый оттенок из-за долгого пребывания под солнцем. Черты лица были довольно резкие: густые брови вразлет, высокий лоб, выдающиеся вперед скулы, длинный прямой нос и подбородок, казавшийся высеченным из камня. Когда же у него было такое выражение лица? Когда-то он часто улыбался, но в последнее время, Джон очень редко видел своего друга улыбающимся.
В последние два года губы Тристана чаще всего были сжаты с такой суровостью, что даже очень смелые люди отводили взгляд. Глаза его, живые, подвижные, выразительные, в гневе загорались огнем, который, казалось, исходил из самых глубин ада. Достаточно было только глянуть на него, чтобы понять: Тристан де ла Тер, настоящий рыцарь, и соответствует этому званию гораздо больше, чем многие другие.
Он возвышался над прочими, худощавый, но с широкими плечами, под его одеждой угадывались стальные мускулы, окрепшие благодаря многолетней привычке к обращению с оружием. Тристану еще не было тридцати, по сравнению со многими баронами, он безусловно считался молодым человеком, но ни у одного из них не возникло и тени сомнения в его праве командования. Во всех сражениях он всегда был впереди своих воинов и порой, казалось, что граф намеренно бросает вызов смерти.
«Что-то гнетет его», – подумал Джон, наблюдая за своим другом.
Он последовал за Тристаном в его палатку и молча стоял, пока тот снимал шлем и доспехи, и умывался холодной водой.
– Позови Аларика, – коротко приказал де ла Тер, и Джон поспешил выполнить распоряжение.
Несколько минут спустя писец Аларик явился в палатку. Это был уже старый человек, служивший верой и правдой еще отцу Тристана. Граф сцепил руки за спиной и начал мерить шагами пространство палатки. Аларик спокойно следил за ним, ожидая, когда милорд начнет диктовать. Ярость Тристана была заметна только по блеску его глаз. Начав говорить, он не кричал, его голос был сух и спокоен, но те, кто знали его хорошо, могли легко догадаться по интонациям, что де ла Тер едва сдерживает себя.
– Скажи им, – произнес он наконец, – скажи им, что они не дождутся пощады, что мы завтра возьмем замок, и они будут молиться Богу о милосердии, но он будет глух к их молитвам, ибо я, Тристан де ла Тер, граф и пэр Англии на службе у Генриха Тюдора, возьму замок Эденби во что бы то ни стало.
Он замолчал. Закрыв глаза, обдумывая следующую фразу, Тристан, как наяву видел своих людей, умирающих, истекающих кровью под градом стрел. Его силы превосходили защитников замка по численности, он должен победить. Граф открыл глаза и посмотрел на писца:
– Да, именно так. Аларик, доставь это под стены крепости под нашим знаменем и огласи дважды, чтобы они поняли: пощады не будет.
Писец кивнул, поклонился и поспешил выйти из палатки. Тристан обернулся к Джону.
– Есть ли там для меня хороший кусок мяса? По-моему у нас должно еще остаться «Бордо»? Да, и я хотел бы услышать от Тибальда рапорт о наших потерях и состоянии раненых.
Некоторое время спустя они сели за стол, на котором их ожидала скромная трапеза. У графа был уже готов план атаки на завтра.
– Перед самым рассветом или на рассвете, – сказал он. Увидев Аларика, внезапно появившегося в палатке, Тристан вопросительно глянул на него и нахмурился.
– Они дали ответ на ваше послание, милорд. Они настоятельно просят, чтобы вы согласились встретиться с лордом замка Эденби, один на один в месте, удален ном от стен замка на два полета стрелы на скалистой площадке над морем.
– Не соглашайся на это, Тристан! – предостерег его Джон, – это не больше, чем просто уловка.
– Они просили вас, милорд, во имя Христа, согласиться на встречу, – напомнил Аларик.
Тристан колебался, задумчиво отпивая вино из кубка.
– Я постараюсь подготовиться к любым неожиданностям. И пусть обе стороны принесут клятву, что не будет устроена ловушка.
– Да, йоркисты обещали, что он будет один, и вам ничего не грозит.
– Их обещание весит не больше, чем обещание бешеной собаки, – воскликнул Джон.
Де ла Тер в сердцах стукнул серебряным кубком по столу.
– Господь свидетель! Я потерял уже достаточно много людей! И я клянусь, что, встретившись с этим лордом, я заставлю их сдаться мне, на моих условиях.
Не прошло и часа, как Тристан снова сидел на коне. Он не одел шлема, не взял с собой меч, единственным его оружием был кинжал, спрятанный за голенищем сапога. Джон сопровождал де ла Тера на место встречи. Наконец, они остановились и спешились у подножия скалы. Джону было знакомо это место, он побывал здесь в день, когда их солдаты впервые пошли на приступ замка.
– Будь, осторожен, Тристан, – предупредил он.
– Я всегда осторожен, – ответил тот и, повернувшись к скале, внимательно осмотрел ее. Сбросив с плеч плащ, он начал карабкаться вверх между огромными выветренными валунами, освещая себе путь небольшим фонарем, который держал в высоко поднятой руке.
Через несколько минут он достиг условленного места встречи. Никто не смог бы спрятаться на продуваемой ветром площадке. Здесь они будут наедине. Но все равно граф внимательно обследовал скалистое плато, так как не испытывал особого доверия к этим йоркистам.
– Эденби! – закричал он, – Покажись!
Позади Тристана послышался негромкий шум, и он немедленно обернулся, готовый тут же выхватить кинжал и ударить, но застыл, пораженный. Это была та самая женщина, которую он видел на крепостной стене. Она снова была в белом платье. Было ли это то платье, в котором она стояла там? Неужели дым и гарь не испачкали его? При лунном свете ее волосы, казалось, все еще хранили солнечные лучи. Это был воистину золотой цвет, волосы обрамляли прекрасное лицо, как бы вышедшее из-под резца скульптора, такое юное, бледное и нежное. Большие глаза притягивали и манили, и в то же время взгляд их был горд и дерзок, и лунные блики мерцали в их таинственной глубине. Она тоже держала фонарь, который бросал мягкие отсветы на ее лицо и играл золотом в прекрасных волосах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130