— Нежный аромат, легкий и в то же время насыщенный. Очень изысканный. Очень женственный. Такой же, как и ты. А теперь откинься назад и отдыхай.
Рейчел повиновалась с мечтательной улыбкой. Смакуя удовольствие, она закрыла глаза.
— Ведь это грех, верно?
— Надеюсь, что да. Если нет, значит, мы что-то делаем неправильно. А теперь держи.
Рэйчел открыла глаза и ахнула, увидев, что он протягивает ей высокий бокал.
— Я раньше никогда не пила шампанского. Это ведь шампанское, правда?
— Пей потихоньку, а то голова закружится.
Она отпила крошечный глоточек и наморщила нос.
— Щекотно, — таков был ее первый отзыв. Вскоре, однако, ее суровость смягчилась тихим возгласом: — Ого!
— Нравится?
— М-м-м… Себастьян?
— К вашим услугам, мэм!
— Я в раю?
— Пока еще нет.
Он взял кусок мыла и жесткую губку, перешел к изножию ванны и подтянул к себе табурет.
— Попрошу вашу ножку.
Рэйчел не шевельнулась: кажется, она даже не слышала или не поняла.
— Ножку попрошу. Вот так. Благодарствую.
Себастьян приподнял ее ногу, держа ее на весу над водой, начал намыливать ступню.
Это заставило ее негромко взвизгнуть, а потом с шумом втянуть воздух сквозь стиснутые зубы. Но Рэйчел, несмотря на то, что ей было щекотно, не сделала попытки отстраниться и лишь глубже погрузилась в воду, опираясь локтями о края ванны, чтобы удержаться на плаву, и оставив бокал в неустойчивом равновесии на груди.
— Теперь уж я точно в раю, — провозгласила она с протяжным вздохом.
— Ты еще даже не на полпути к нему, — если кто и пребывал в раю, то лишь сам Себастьян. За то зрелище, что открывалось ему в эту минуту, стоило отдать все на свете. Одна длинная нога, переброшенная через край ванны, свешивалась под самым разгульным углом, белоснежные груди колыхались в воде, розовые соски то показывались на поверхности, то вновь скрывались в мыльной пене. Волосы курчавились во влажном воздухе, делая ее похожей на темноволосого ангелочка. Глаза были прикрыты в блаженной истоме.
Услышав его тихий смешок, Рэйчел удивленно открыла глаза.
— Почему ты смеешься?
— Ты не представляешь, чего мне сейчас стоит держать руки от тебя подальше. Вот я и подумал, что заслужил награду за проявленную доблесть, не знаю только какую.
— Может быть, орден Бани?
Себастьян уставился на нее в немом изумлении.
— Это смешно!
— Что?
— То, что ты сейчас сказала. Это остроумно. Настоящий каламбур.
— Думаешь, я на это не способна?
— Я никогда раньше от тебя ничего подобного не слышал.
Рэйчел задумалась над его словами.
— Может, кто-то должен щекотать мне пятки, чтобы пробудить у меня чувство юмора?
Себастьян опять рассмеялся. Это была уже вторая удачная шутка. Он вспомнил о первой поставленной перед собой задаче — рассмешить ее. Самому смеяться ее шуткам оказалось делом столь же приятным.
— Ты чудо, — сказал он ей, принимаясь за другую ногу.
Рэйчел переменила позу, чтобы ему было удобнее, при этом ее длинное тело показалось над водой. Да, она делала успехи прямо на глазах, и если только у него хватит терпения, то и второй поставленной цели он сумеет достигнуть «по первому свисту», как выражался Уильям Холиок.
Покончив с процедурой «омовения ног», Себастьян взял один из предусмотрительно оставленных Пристом медных кувшинов и добавил в ванну горячей воды.
— Так, а теперь сядь, — велел он, передвинув свой табурет к изголовью ванны.
Рэйчел безропотно повиновалась, и Себастьян приступил к новой приятной обязанности: принялся намыливать ей плечи и спину.
— Я могу сама! — нерешительно возразила она.
— Конечно, можешь. Но ведь так гораздо приятнее, разве нет?
Она выразила свое согласие еще одним протяжным вздохом.
— Твоя кожа напоминает мокрый шелк. — Наклонившись из-за спины, Себастьян поочередно намылил ее груди, легко удерживая их на ладонях и поглаживая скользкими от мыла пальцами по заострившимся от возбуждения соскам. Голова Рэйчел запрокинулась, и он сорвал поцелуй с полураскрытых губ, а его руки между тем скользили все ниже по ее животу и наконец глубоко ушли под воду, к мягким волосам между ног. Нежно поглаживая ее там, он услышал прерывистый вздох. Мышцы у нее на бедрах напряглись и начали подрагивать. Она резко повернула голову и прижалась губами к его шее. С большой неохотой Себастьян убрал руки.
— Пора мыть голову!
На этот раз Рэйчел согласилась безропотно. Ему безумно нравилась ее аккуратная головка, казавшаяся особенно маленькой, когда волосы слиплись в мыльной пене. Длинная шея выглядела хрупкой, незащищенной, слишком тоненькой, чтобы выдержать вес головы, покрытой пышной мыльной шапкой. Глаза у нее были закрыты, руки бессильно свисали вдоль тела. Можно было подумать, что она в полусне, но голос, когда она заговорила, прозвучал отчетливо и ясно.
— Я знаю, зачем ты это делаешь. Зачем все это душистое мыло и ванна, и все вообще. Зачем ты заставляешь Жодле готовить для меня все эти деликатесы. Я понимаю, зачем ты подарил мне Денди и другие подарки.
Немного помолчав, Себастьян неторопливо ответил:
— Ну раз ты все понимаешь, значит, нет смысла об этом говорить. Согласна?
На секунду Рэйчел задумалась, потом сказала:
— Нет. Я должна поблагодарить тебя.
— Вот тут ты ошибаешься. Меньше всего мне нужна твоя благодарность.
— А что же тебе от меня нужно?
— Ничего.
Рэйчел тихонько покачала головой, давая понять, что не верит.
— Ну хорошо, — уступил Себастьян, — я хочу, чтобы ты была счастлива. Чтобы со мной ты была так же счастлива, как до этого была несчастна в тюрьме. Если только это возможно. Я хочу…
Он чуть было не сказал: «Я хочу исцелить тебя», но это прозвучало бы чересчур самонадеянно даже для него. Как объяснить самому себе охватившее его неодолимое стремление очистить ее память от страшных воспоминаний об одиночестве и жестокости? Все его действия можно было назвать слишком прямолинейными и примитивными: он умащал ее духами и ароматизированным мылом, чтобы изгнать тюремную вонь, кормил ее белым хлебом, пичкал сладостями, дарил роскошные платья, дал ей в приятели смешного и глупого желтого щенка. Сегодняшнюю сцену, столь тщательно продуманную и безукоризненно подготовленную им в своей роскошной ванной, нельзя было даже назвать искушением в обычном смысле слова. Да, разумеется, он намеревался приобщить ее тело к самым утонченным удовольствиям, но еще больше ему хотелось обольстить ее ум, изгнать из него прошлое, заставить ее жить здесь и сейчас, начать все сначала. Он страстно желал, чтобы она родилась заново.
Но как он мог ей все это объяснить?
— Запрокинь голову и закрой глаза.
Рэйчел выполнила приказ, послушная, как ребенок, и Себастьян вылил остатки теплой воды ей на волосы, чтобы смыть мыло.
— Я закончил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
Рейчел повиновалась с мечтательной улыбкой. Смакуя удовольствие, она закрыла глаза.
— Ведь это грех, верно?
— Надеюсь, что да. Если нет, значит, мы что-то делаем неправильно. А теперь держи.
Рэйчел открыла глаза и ахнула, увидев, что он протягивает ей высокий бокал.
— Я раньше никогда не пила шампанского. Это ведь шампанское, правда?
— Пей потихоньку, а то голова закружится.
Она отпила крошечный глоточек и наморщила нос.
— Щекотно, — таков был ее первый отзыв. Вскоре, однако, ее суровость смягчилась тихим возгласом: — Ого!
— Нравится?
— М-м-м… Себастьян?
— К вашим услугам, мэм!
— Я в раю?
— Пока еще нет.
Он взял кусок мыла и жесткую губку, перешел к изножию ванны и подтянул к себе табурет.
— Попрошу вашу ножку.
Рэйчел не шевельнулась: кажется, она даже не слышала или не поняла.
— Ножку попрошу. Вот так. Благодарствую.
Себастьян приподнял ее ногу, держа ее на весу над водой, начал намыливать ступню.
Это заставило ее негромко взвизгнуть, а потом с шумом втянуть воздух сквозь стиснутые зубы. Но Рэйчел, несмотря на то, что ей было щекотно, не сделала попытки отстраниться и лишь глубже погрузилась в воду, опираясь локтями о края ванны, чтобы удержаться на плаву, и оставив бокал в неустойчивом равновесии на груди.
— Теперь уж я точно в раю, — провозгласила она с протяжным вздохом.
— Ты еще даже не на полпути к нему, — если кто и пребывал в раю, то лишь сам Себастьян. За то зрелище, что открывалось ему в эту минуту, стоило отдать все на свете. Одна длинная нога, переброшенная через край ванны, свешивалась под самым разгульным углом, белоснежные груди колыхались в воде, розовые соски то показывались на поверхности, то вновь скрывались в мыльной пене. Волосы курчавились во влажном воздухе, делая ее похожей на темноволосого ангелочка. Глаза были прикрыты в блаженной истоме.
Услышав его тихий смешок, Рэйчел удивленно открыла глаза.
— Почему ты смеешься?
— Ты не представляешь, чего мне сейчас стоит держать руки от тебя подальше. Вот я и подумал, что заслужил награду за проявленную доблесть, не знаю только какую.
— Может быть, орден Бани?
Себастьян уставился на нее в немом изумлении.
— Это смешно!
— Что?
— То, что ты сейчас сказала. Это остроумно. Настоящий каламбур.
— Думаешь, я на это не способна?
— Я никогда раньше от тебя ничего подобного не слышал.
Рэйчел задумалась над его словами.
— Может, кто-то должен щекотать мне пятки, чтобы пробудить у меня чувство юмора?
Себастьян опять рассмеялся. Это была уже вторая удачная шутка. Он вспомнил о первой поставленной перед собой задаче — рассмешить ее. Самому смеяться ее шуткам оказалось делом столь же приятным.
— Ты чудо, — сказал он ей, принимаясь за другую ногу.
Рэйчел переменила позу, чтобы ему было удобнее, при этом ее длинное тело показалось над водой. Да, она делала успехи прямо на глазах, и если только у него хватит терпения, то и второй поставленной цели он сумеет достигнуть «по первому свисту», как выражался Уильям Холиок.
Покончив с процедурой «омовения ног», Себастьян взял один из предусмотрительно оставленных Пристом медных кувшинов и добавил в ванну горячей воды.
— Так, а теперь сядь, — велел он, передвинув свой табурет к изголовью ванны.
Рэйчел безропотно повиновалась, и Себастьян приступил к новой приятной обязанности: принялся намыливать ей плечи и спину.
— Я могу сама! — нерешительно возразила она.
— Конечно, можешь. Но ведь так гораздо приятнее, разве нет?
Она выразила свое согласие еще одним протяжным вздохом.
— Твоя кожа напоминает мокрый шелк. — Наклонившись из-за спины, Себастьян поочередно намылил ее груди, легко удерживая их на ладонях и поглаживая скользкими от мыла пальцами по заострившимся от возбуждения соскам. Голова Рэйчел запрокинулась, и он сорвал поцелуй с полураскрытых губ, а его руки между тем скользили все ниже по ее животу и наконец глубоко ушли под воду, к мягким волосам между ног. Нежно поглаживая ее там, он услышал прерывистый вздох. Мышцы у нее на бедрах напряглись и начали подрагивать. Она резко повернула голову и прижалась губами к его шее. С большой неохотой Себастьян убрал руки.
— Пора мыть голову!
На этот раз Рэйчел согласилась безропотно. Ему безумно нравилась ее аккуратная головка, казавшаяся особенно маленькой, когда волосы слиплись в мыльной пене. Длинная шея выглядела хрупкой, незащищенной, слишком тоненькой, чтобы выдержать вес головы, покрытой пышной мыльной шапкой. Глаза у нее были закрыты, руки бессильно свисали вдоль тела. Можно было подумать, что она в полусне, но голос, когда она заговорила, прозвучал отчетливо и ясно.
— Я знаю, зачем ты это делаешь. Зачем все это душистое мыло и ванна, и все вообще. Зачем ты заставляешь Жодле готовить для меня все эти деликатесы. Я понимаю, зачем ты подарил мне Денди и другие подарки.
Немного помолчав, Себастьян неторопливо ответил:
— Ну раз ты все понимаешь, значит, нет смысла об этом говорить. Согласна?
На секунду Рэйчел задумалась, потом сказала:
— Нет. Я должна поблагодарить тебя.
— Вот тут ты ошибаешься. Меньше всего мне нужна твоя благодарность.
— А что же тебе от меня нужно?
— Ничего.
Рэйчел тихонько покачала головой, давая понять, что не верит.
— Ну хорошо, — уступил Себастьян, — я хочу, чтобы ты была счастлива. Чтобы со мной ты была так же счастлива, как до этого была несчастна в тюрьме. Если только это возможно. Я хочу…
Он чуть было не сказал: «Я хочу исцелить тебя», но это прозвучало бы чересчур самонадеянно даже для него. Как объяснить самому себе охватившее его неодолимое стремление очистить ее память от страшных воспоминаний об одиночестве и жестокости? Все его действия можно было назвать слишком прямолинейными и примитивными: он умащал ее духами и ароматизированным мылом, чтобы изгнать тюремную вонь, кормил ее белым хлебом, пичкал сладостями, дарил роскошные платья, дал ей в приятели смешного и глупого желтого щенка. Сегодняшнюю сцену, столь тщательно продуманную и безукоризненно подготовленную им в своей роскошной ванной, нельзя было даже назвать искушением в обычном смысле слова. Да, разумеется, он намеревался приобщить ее тело к самым утонченным удовольствиям, но еще больше ему хотелось обольстить ее ум, изгнать из него прошлое, заставить ее жить здесь и сейчас, начать все сначала. Он страстно желал, чтобы она родилась заново.
Но как он мог ей все это объяснить?
— Запрокинь голову и закрой глаза.
Рэйчел выполнила приказ, послушная, как ребенок, и Себастьян вылил остатки теплой воды ей на волосы, чтобы смыть мыло.
— Я закончил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105