ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Облик монаха внушал ему отвращение. Запавшие щеки, острые плечи, грязные волосы делали его похожим на шелудивого бродячего пса. Матахати притаился в углу. Пляшущая на стене тень монаха наводила на мысли о демонах ночи.
— Что мне теперь делать? — стонал монах, поднимая провалившиеся глаза к потолку.
Он был одет в дешевое поношенное кимоно и черное облачение, обозначавшее его принадлежность к последователям Пу Хуа — китайского наставника Дзэн. Имущество монаха состояло, по-видимому, из тростниковой циновки, на которой он сейчас сидел. Ее он повсюду носил с собой, и она служила ему и постелью, и занавеской, и крышей в непогоду.
— Словами не вернешь былого, — продолжал монах. — Почему я поступил так опрометчиво? Думал, что знаю жизнь. Я же ничего не знал, воспользовался своим положением. Повел себя бесстыдно по отношению к женщине. Неудивительно, что боги покинули меня. Есть ли что-нибудь более унизительное?
Монах опустил голову, словно извиняясь перед кем-то.
— Я не думаю о себе. Теперешнее существование меня устраивает. Справедливо, что я должен каяться и выживать своими силами. Но как я поступил с Дзётаро! По моей вине он страдает больше меня. Служи я у князя Икэды, сын был бы наследником самурая с доходом в тысячу коку риса, но из-за моей глупости мальчик теперь никто. Самое страшное, что, повзрослев, он узнает правду об отце.
Некоторое время монах сидел неподвижно, закрыв лицо, затем резко поднялся.
— Хватит оплакивать самого себя! Взошла луна, пройдусь по полю, чтобы стряхнуть печаль и призраки былого.
Взяв флейту, монах согбенно вышел из дома. Матахати заметил щетку усов под уныло опущенным носом монаха.
«Странный человек, — подумал Матахати. — Еще не старый, но еле держится на ногах».
Ему показалось, что монах слегка не в себе. Матахати даже почувствовал легкую жалость к несчастному.
Огонь, раздуваемый вечерним ветром, из разбитого очага перекинулся на пол, и доски начали тлеть. Матахати вошел в комнату и плеснул на огонь воду из кувшина, отметив про себя беспечность монаха.
Матахати не слишком огорчился бы, сгори дотла этот старый, заброшенный дом. А если бы на его месте стоял древний храм эпохи Асу-ци или Камакуры? Негодование охватило Матахати. «Из-за таких вот людей часто гибнут древние храмы в Наре и на горе Коя, — подумал он. — Полусумасшедшие монахи не имеют ни семьи, ни имущества. Совсем не соображают, как опасен огонь. Готовы запалить костер в главном зале старого монастыря под самыми фресками, чтобы согреть свои хилые мощи».
— А вот что-то поинтереснее, — пробормотал Матахати, обращая взгляд на нишу-токонома. Его привлекли не следы изысканного убранства или черепки драгоценной вазы. В нише стоял черный металлический котелок и кувшинчик для сакэ с обломанным носиком. В котелке оказались остатки риса, а в кувшине приятно забулькало, когда Матахати встряхнул его. Матахати расплылся в улыбке и поблагодарил судьбу, совершенно забывая, как это случается с голодными людьми, кто берет чужое.
Двумя большими глотками Матахати опустошил кувшинчик, съел рис и довольно похлопал себя по животу. Он присел у очага и вскоре задремал, но пришел в себя от жужжания насекомых, напоминавшего шум дождя. Оно доносилось не только с темного поля, снаружи дома, но и со стен, потолка и драных татами.
Засыпая, Матахати вдруг вспомнил об узелке, который он снял с погибшего самурая. Он тут же проснулся и развязал грязный кусок шелка, выкрашенного красителем из дерева сапан в темно-красный цвет. Матахати обнаружил пару чистого накрахмаленного белья и другие дорожные мелочи. Развернув белье, он увидел аккуратно завернутый в промасленную бумагу предмет, похожий по форме и размеру на свиток. Был еще и кошелек из пурпурной кожи, который с глухим стуком выпал на пол из складок белья. Руки Матахати затряслись от страха, , когда в кошельке он увидел изрядное количество серебра и золота. «Это не мои, а чужие деньги!» — напомнил он себе.
В промасленной бумаге был свиток на спице из китайской айвы, отороченный парчовой каймой. Матахати сразу же сообразил, что свиток содержит важный секрет, и осторожно развернул его. Свиток гласил:
СВИДЕТЕЛЬСТВО
Клятвенно свидетельствую, что передал Сасаки Кодзиро нижеследующие семь сокровенных способов фехтования школы Тюдзё:
Явные: стиль молнии, стиль колеса, закругленный стиль, стиль плывущей лодки.
Скрытые: Алмаз, Назидание, Бесконечное.
Выдано в деревне Дзёкёдзи уезда Усака Дэмэснэ провинции Этидзэн такого-то дня и месяца.
Канэмаки Дзисай, ученик Тоды Сэйгэна.
На листе, приложенном, видимо, позднее, Матахати прочел стихи:
Луна освещает Воду, которой нет
В невырытом колодце,
Рождая человека,
Без формы, без тени.
Матахати понял, что держит в руках диплом, выданный ученику, усвоившему все, что преподал его учитель, но имя Канэмаки Дзисай ничего не говорило Матахати. Он знал Ито Ягоро, который, приняв имя Иттосай, создал знаменитый и очень популярный стиль фехтования. Матахати не ведал, что Дзисай был учителем Ито. Не подозревал, что Дзисай — самурай выдающихся достоинств, овладевший истинным стилем Годы Сэйгэна, отойдя от дел, поселился в глухой деревне, чтобы в покое провести остаток дней и передать секреты стиля Сэйгэн узкому кругу избранных учеников.
Матахати снова посмотрел на первое имя. «Сасаки Кодзиро, видимо, и есть самурай, убитый в Фусими, — подумал он. — Отменный должен быть фехтовальщик, если ему выдали свидетельство об овладении стилем Тюдзё. Жаль, что он погиб. Теперь я понял, что хотел от меня Сасаки. Он просил передать все это кому-то, возможно, на его родине».
Матахати, вознеся краткую молитву Будде за упокой души Сасаки Кодзиро, поклялся, что непременно выполнит просьбу самурая. Подбросив дров в огонь, Матахати растянулся рядом с очагом и заснул.
Откуда-то издалека донесся звук флейты — играл монах. Мелодия изливала тоску, кого-то искала и звала. Печальные волны переливались над темными полями.
ВСТРЕЧА В ОСАКЕ
Поля лежали, укутанные серым туманом, и холодок раннего утра напоминал о приближающейся осени. Повсюду деловито сновали бурундуки, а на земляном полу в кухне покинутого дома тянулась цепочка свежих следов лисицы.
Нищий монах, дотащившись до дома на заре, бессильно рухнул на пол прихожей, не выпуская из рук флейту. Грязное кимоно и монашеское облачение намокли от росы и испачкались травой — он, как затерянная душа, блуждал в ночи. Монах приоткрыл глаза и сел. Нос его сморщился, ноздри раздулись, глаза выкатились, и он чихнул, содрогнувшись всем телом. Монах не обратил внимания на упавшую из носа каплю, которая закатилась ему в редкие усы. Посидев немного, он вспомнил, что со вчерашнего вечера осталось сакэ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301