..
- У нас в ЛИТМО был юмор, - перебил Гена. - один клиент сдавал экзамен по начерталке. Доцент Юдович выслушал его и головой качает. "Плохо, Садиков, два". А Витька Садиков наклонился к доценту и тихо говорит: "Поставьте тройку". Правда, смешно?
- Забавно, - сказал Малиновский.
- Ученье - свет, - небрежно высказался Кузьменко.
Варя разбудила шофера. Тот неохотно перешагнул через борт и оказался в кузове машины.
- Але! Подавайте! - сказал он, утвердившись над всеми. И тотчас Малиновский, словно под гипнозом, взялся за ручки эмалированной кастрюли.
- Ложи на место, - приказал шофер, - кидайте оттоманку и сервант!
Он поставил громоздкие вещи у бортов, ловко рассовал книги. Страхуя зеркало подушками, уложил между кабиной и шкафом диванный валик. Потом лениво спрыгнул на асфальт и оглядел внушительных размеров дзот, точнее баррикаду. Торшер покачивался, как знамя...
Варя с третьей попытки захлопнула дверцу. Взглянула на старый дом. Увидела его весь. От покосившихся антенн до выщербленных ступеней крыльца. От дворовых глубин до перевязанных марлей банок за стеклами. От забытых игрушек в желтой яме с песком до этой минуты в кабине грузового автомобиля.
Затем сказала:
- Ну, поехали.
Машина тронулась. Малиновский, Кузьменко и Лосик облегченно вздохнули. Мимо проносились деревья, вывески, разноцветные окна...
Они миновали центр. Оглядели Неву, как с борта теплохода. И скоро оказались в продуваемом ветрами районе новостроек.
- Я бы тут жить не согласился, - выкрикнул Кузьменко, - все дома на один манер, заблудишься пьяный.
- Ветер! Не слышу! - откликнулся Малиновский.
- Я говорю, дорогу спьяну не отыскать...
- Не слышу.
- Я говорю, идешь, бывало, домой поддавши...
- А-а...
Лосику хотелось петь. Он громко засвистел.
Светофора можно было коснуться рукой.
Наконец автомобиль затормозил возле узкого подъезда с мятой кровлей. Шофер вылез из кабины, откинул борт. Мужчины спрыгнули на газон.
Затем разгружали вещи, носили их по чистой лестнице... Стемнело... Зажглись изогнутые редкие светильники. Звезды в небе стали менее отчетливы и ярки. Гудела далекая электричка.
Кузьменко, расстелив газету, влез на стол. Вскоре зажглась тусклая лампочка на перекрученном шнуре.
Потом они мылись в душе. Варя распаковала узел с бельем, достала полотенце. Через некоторое время оно,было совсем мокрым.
- Мальчики, - сказала Варя, - я ненадолго отлучусь.
- Куда это? - спросил майор.
- Так я ж ассигновала...
- Деньги есть, - сказал Кузьменко, - вот и вот. Надеюсь, хватит?
- Я тоже хотел бы участвовать в расходах, - заявил Малиновский, пиетета к алкоголю не испытываю, однако... Тут шесть рублей.
Лосик покраснел.
- Малый сходит, - произнес Кузьменко. - Ну-ка, малый, сходи!
"Когда я наконец буду старше их всех?!" - подумал Гена Лосик.
Гена вернулся с оттопыренными карманами. На столе уже белели тарелки. Пепельница была набита окурками. Варя переодевалась, заслонившись дверцей шкафа. Она появилась в строгом зеленом костюме. Ее гладкая прическа напоминала бутон.
Майор распечатал бутылки, зажав их коленями. Варя нарезала колбасу, затем достала стопки. Стопки были завернуты в газету, каждая отдельно. Пока разливали водку, царила обычная русская тишина.
- С новосельем! - объявил майор. Варя покраснела и некстати ответила:
- Вас также.
Потом она заплакала, и уже с трудом можно было расслышать:
- У меня, кроме вас, никого...
Выпивали не слеша. Вдруг оказалось, что на подоконнике уже теснятся какие-то банки. Диван накрыт яркой материей. За стеклами шкафа лежат безделушки.
- Фильмов жизненных нету, - говорил майор, - казалось бы, столько проблем... Я вам расскажу факт... Выносила одна жиличка мусор... Появился неизвестный грабитель... Ведро отобрал, и привет!.. Почему кино такие факты игнорирует?
- Позвольте, - говорил Малиновский, - ведь искусство не только копирует жизнь, создавая ее бытовой адекват... Более того, попытки воспроизведения жизни на уровне ее реалий мешают контактам зрителей с изображаемой действительностью.
- Вы знаете, что такое реалии? - перебивал Гена Лосик, наклоняясь к майору.
- Закусывай, - говорил Кузьменко, - закусывай, малый, а то уже хорош...
- Если действительность непосредственно формируется как объект эстетического чувства, - говорил Малиновский, - зритель превращается в соавтора фильма. Искусство правдивее жизни, оно, если угодно...
- Эх! Ленина нет! - сокрушался Кузьменко.
- Не ссорьтесь, - попросила Варя. - Такой хороший день...
- А вот еще был юмор, - сказал Гена, - один клиент, Баранов Яшка, заметил, что доцент Фалькович проглотил на лекции таблетку. Яшка и говорит: "А что, Рэм Абрамович, если они лежат у вас в желудке годами и не тают?"
- Какой ужас! - сказала Варя. - Хотите чаю? Без ничего...
Мужчины спустились вниз. Затем прошли вдоль стен, шагая через трубы, окаймлявшие газон. Затем миновали пустырь и вышли к стоянке такси.
Варя долго ждала на балконе. Мужчины ее не заметили, было темно. Только Лосик вертел головой...
Сейчас они навсегда расстанутся. И может быть, унесут к своим далеким очагам нечто такое, что пребудет вовеки.
Мужчины забывали друг друга, усталые и разные, как новобранцы после тяжелого кросса... Ты возвращаешься знакомой дорогой. Мученья позади. Болтается противогаз. Разрешено курить. Полковник едет в кузове машины, с ним рядом замполит и фельдшер.
И тут впереди оказывается запевала. Мелодия крепнет. Она требует марша.
И всем уже ясно, как давно ты поешь эти старые гимны о братьях, а не о себе!

1 2 3 4