Когда он покинул шахский дворец и вернулся к себе, то молва о приезжем купце и его редкостных товарах распространилась по городу, разошлась по всем кварталам и улицам. Слухи о нем дошли и до невольниц Бахравар-бану. Они же передали то, что слышали, тем, кто имел право докладывать солнцеподобной принцессе. Из высочайшего дворца дан был приказ привести Биназира. Но он сказался больным, притворился усталым с дороги и попросил передать царевне:
«Товары, которые привез ваш преданный раб, более подходят слугам царской дочери. Я их привез, преодолевая опасности на дальних дорогах, только для того, чтобы подарить тем, кто удостоится приема у приближенных ее шахского высочества. Страстно желая поцеловать прах у порога царевны, я не счел за трудность тяготы пути, и, слава Аллаху, мечта моя исполнилась, а благодаря искренности моих помыслов мне удалось благополучно миновать опасные места и нелегкие дороги и благополучно прибыть во дворец самой величавой царевны нашего времени. Однако сейчас я не в силах развязать тюки и доставить дорогие подарки в высочайший дворец. Есть еще у меня, жалкого раба, одно желание, дерзкое и нескромное. Если бы прекраснейшая царевна нашего времени соизволила оказать мне милость, обласкать странника и осчастливить меня завтра приемом в своем саду, которому завидует рай, то это было бы для меня благословенным предзнаменованием, всех нас она порадовала бы возможностью лицезреть себя, иными словами, мы увидели бы на лужайке розу в окружении базиликов. А она смогла бы осмотреть те диковинки, которые отобраны из самых редкостных вещей всей земли, чем вознесла бы своего скромного раба до самого неба. И что бы прекрасная царевна ни повелела, мне не остается ничего, как повиноваться той, которая есть счастье обоих миров».
Бахравар-бану благосклонно отнеслась к просьбе Биназира, и на другой день, когда лучезарное светило выглянуло из-за ворот рассвета и окутало мир плащом света, она велела подать золотой паланкин, от зависти к которому сгорали небесные светила, который плыл, словно Солнце в знаке Овна . Красавицы-лужайки при появлении Бахравар-бану -живого кипариса — смутились, побледнели и затрепетали.
Взойдя на трон, царевна велела ввести Биназира. От радостной вести он расцвел словно распустившаяся роза и быстрее ветра поспешил вместе со своими дарами служить дивному побегу на лужайке царства. Царевна села за тонким занавесом и приказала своим старым нянькам взять у Биназира подарки и подать ей. Биназир передал драгоценности служанкам, а они отнесли их госпоже. Глаз не видывал ничего подобного, и ухо не слыхивало о таких редкостных вещах! Бахравар-бану, взглянув на дары, не смогла удержаться от крика восторга и стала громко хвалить их, а служанкам приказала:
— Если у купца есть еще что-нибудь — несите.
Служанки поцеловали прах перед троном и доложили:
— У него еще есть запертая шкатулка, завернутая в бархат, но он ее не показывает.
Царевна тотчас решила, что в шкатулке находятся самые ценные вещи, и велела открыть ее. Биназир — а он поступал так из хитрости — стал отнекиваться, царевна — настаивать. Тогда Биназир, видя, что любопытство ее разгорелось и его замысел удался, заговорил:
— То, что спрятано в шкатулке, — моя гордость и поручение моего шаха. Поэтому я не могу открыть шкатулку в его отсутствие.
Услышав такой ответ, Бахравар-бану загорелась еще более и принялась упрашивать мнимого купца.
— Хоть исполнить эту просьбу означает нарушить слово, — отвечал Биназир, — но поскольку царевне, под покровительством которой находится весь мир, так захотелось взглянуть на содержимое шкатулки, то мне ничего не остается, как повиноваться ее воле. Но только с условием: пусть смотрит одна царевна, а больше никто не должен видеть, что внутри шкатулки.
Так как Бахравар-бану очень хотелось увидеть драгоценности шкатулки, а Биназир был человек пожилой и почтенный, она отнеслась к его просьбе благосклонно, разрешила ему приблизиться к ней и увидеть ее красоту, озарявшую своими лучами само счастье. Биназир так обрадовался, что забыл все на свете, и сияя словно пылинка, попавшая в солнечный луч, он стал отпирать замочек шкатулки. Но увидев то солнце на небе красоты, он лишился дара речи, застыл, словно статуя, глаза его, словно мертвые нарциссы, перестали видеть, и он уронил шкатулку на землю. Бахравар была поражена поведением Биназира и спросила:
— Что происходит с тобой? Почему ты так вдруг изменился? Почему не владеешь собой?
Биназир усилием воли собрался с мыслями и ответил:
— О солнце на небе царства! Я уже немощен и стар, и со мной часто случается такое. Ведь от старости — сотни изъянов.
Биназир разбил на шкатулке печать, извлек оттуда портрет Джахандара, который сам изготовил с волшебным искусством, и вручил царевне. Как только Бахравар узрела красоту шахзаде, она мигом лишилась власти над сердцем и спросила:
— Что это за кумир? Что-то знакомое чувствует мое сердце!
— Это портрет Джахандар-султана, — ответил Биназир, — наследника престола и перстня двух третей Хиндустана. Сам прекрасный Юсуф превосходил его не красотой, а лишь своим пророческим саном. Его мощи и благородству уступает Рустам, сын Заля, а великодушием и щедростью он затмил Хатема Тайского. Своими сладостными речами он превзошел красноречивых попугаев, от его изящной походки сходят с ума куропатки в горах. Когда на охоте он садится на коня, свирепого как леопард и быстрого как сокол, то лютый лев от страха перед ним заползает в лисью нору, а ярый слон прячется в муравейнике. Умом и сообразительностью он — Ифлатун, а величием и мощью — Искандар.
Бахравар, услышав эти речи и увидев прекрасное лицо на портрете, посеяла в сердце семена любви, на лужайке мечты посадила побег страсти. Но она стыдилась, девичья скромность не позволяла ей выразить свои чувства, она не открылась никому, лишь сердце ее, словно вату, охватило пламя страсти. Она спокойно попросила у Биназира портрет Джахандара, но он-то догадался о ее состоянии и отвечал ей так:
— О владычица! Ведь я, покорный раб твой, с самого начала говорил, что этот портрет — залог моей верности и я не могу распоряжаться им.
— Я не могу поверить твоим словам, — воскликнула царевна, — ибо у тебя нет достаточных оснований! Ведь кусок шелка с портретом не может быть шахским поручением.
— О владычица красавиц! — ответил Биназир. — Если говорить о стоимости этого куска шелка, то цена ему — два или три динара, но если говорить о его нравственной ценности для той, кто влюблен в красоту его, то
Т ут нельзя цены придумать, чтоб она чрезмерной стала.
Предлагая оба мира, предлагаешь все же мало.
В этих стихах как раз говорится о таком портрете, о царевна, достойная целого мира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
«Товары, которые привез ваш преданный раб, более подходят слугам царской дочери. Я их привез, преодолевая опасности на дальних дорогах, только для того, чтобы подарить тем, кто удостоится приема у приближенных ее шахского высочества. Страстно желая поцеловать прах у порога царевны, я не счел за трудность тяготы пути, и, слава Аллаху, мечта моя исполнилась, а благодаря искренности моих помыслов мне удалось благополучно миновать опасные места и нелегкие дороги и благополучно прибыть во дворец самой величавой царевны нашего времени. Однако сейчас я не в силах развязать тюки и доставить дорогие подарки в высочайший дворец. Есть еще у меня, жалкого раба, одно желание, дерзкое и нескромное. Если бы прекраснейшая царевна нашего времени соизволила оказать мне милость, обласкать странника и осчастливить меня завтра приемом в своем саду, которому завидует рай, то это было бы для меня благословенным предзнаменованием, всех нас она порадовала бы возможностью лицезреть себя, иными словами, мы увидели бы на лужайке розу в окружении базиликов. А она смогла бы осмотреть те диковинки, которые отобраны из самых редкостных вещей всей земли, чем вознесла бы своего скромного раба до самого неба. И что бы прекрасная царевна ни повелела, мне не остается ничего, как повиноваться той, которая есть счастье обоих миров».
Бахравар-бану благосклонно отнеслась к просьбе Биназира, и на другой день, когда лучезарное светило выглянуло из-за ворот рассвета и окутало мир плащом света, она велела подать золотой паланкин, от зависти к которому сгорали небесные светила, который плыл, словно Солнце в знаке Овна . Красавицы-лужайки при появлении Бахравар-бану -живого кипариса — смутились, побледнели и затрепетали.
Взойдя на трон, царевна велела ввести Биназира. От радостной вести он расцвел словно распустившаяся роза и быстрее ветра поспешил вместе со своими дарами служить дивному побегу на лужайке царства. Царевна села за тонким занавесом и приказала своим старым нянькам взять у Биназира подарки и подать ей. Биназир передал драгоценности служанкам, а они отнесли их госпоже. Глаз не видывал ничего подобного, и ухо не слыхивало о таких редкостных вещах! Бахравар-бану, взглянув на дары, не смогла удержаться от крика восторга и стала громко хвалить их, а служанкам приказала:
— Если у купца есть еще что-нибудь — несите.
Служанки поцеловали прах перед троном и доложили:
— У него еще есть запертая шкатулка, завернутая в бархат, но он ее не показывает.
Царевна тотчас решила, что в шкатулке находятся самые ценные вещи, и велела открыть ее. Биназир — а он поступал так из хитрости — стал отнекиваться, царевна — настаивать. Тогда Биназир, видя, что любопытство ее разгорелось и его замысел удался, заговорил:
— То, что спрятано в шкатулке, — моя гордость и поручение моего шаха. Поэтому я не могу открыть шкатулку в его отсутствие.
Услышав такой ответ, Бахравар-бану загорелась еще более и принялась упрашивать мнимого купца.
— Хоть исполнить эту просьбу означает нарушить слово, — отвечал Биназир, — но поскольку царевне, под покровительством которой находится весь мир, так захотелось взглянуть на содержимое шкатулки, то мне ничего не остается, как повиноваться ее воле. Но только с условием: пусть смотрит одна царевна, а больше никто не должен видеть, что внутри шкатулки.
Так как Бахравар-бану очень хотелось увидеть драгоценности шкатулки, а Биназир был человек пожилой и почтенный, она отнеслась к его просьбе благосклонно, разрешила ему приблизиться к ней и увидеть ее красоту, озарявшую своими лучами само счастье. Биназир так обрадовался, что забыл все на свете, и сияя словно пылинка, попавшая в солнечный луч, он стал отпирать замочек шкатулки. Но увидев то солнце на небе красоты, он лишился дара речи, застыл, словно статуя, глаза его, словно мертвые нарциссы, перестали видеть, и он уронил шкатулку на землю. Бахравар была поражена поведением Биназира и спросила:
— Что происходит с тобой? Почему ты так вдруг изменился? Почему не владеешь собой?
Биназир усилием воли собрался с мыслями и ответил:
— О солнце на небе царства! Я уже немощен и стар, и со мной часто случается такое. Ведь от старости — сотни изъянов.
Биназир разбил на шкатулке печать, извлек оттуда портрет Джахандара, который сам изготовил с волшебным искусством, и вручил царевне. Как только Бахравар узрела красоту шахзаде, она мигом лишилась власти над сердцем и спросила:
— Что это за кумир? Что-то знакомое чувствует мое сердце!
— Это портрет Джахандар-султана, — ответил Биназир, — наследника престола и перстня двух третей Хиндустана. Сам прекрасный Юсуф превосходил его не красотой, а лишь своим пророческим саном. Его мощи и благородству уступает Рустам, сын Заля, а великодушием и щедростью он затмил Хатема Тайского. Своими сладостными речами он превзошел красноречивых попугаев, от его изящной походки сходят с ума куропатки в горах. Когда на охоте он садится на коня, свирепого как леопард и быстрого как сокол, то лютый лев от страха перед ним заползает в лисью нору, а ярый слон прячется в муравейнике. Умом и сообразительностью он — Ифлатун, а величием и мощью — Искандар.
Бахравар, услышав эти речи и увидев прекрасное лицо на портрете, посеяла в сердце семена любви, на лужайке мечты посадила побег страсти. Но она стыдилась, девичья скромность не позволяла ей выразить свои чувства, она не открылась никому, лишь сердце ее, словно вату, охватило пламя страсти. Она спокойно попросила у Биназира портрет Джахандара, но он-то догадался о ее состоянии и отвечал ей так:
— О владычица! Ведь я, покорный раб твой, с самого начала говорил, что этот портрет — залог моей верности и я не могу распоряжаться им.
— Я не могу поверить твоим словам, — воскликнула царевна, — ибо у тебя нет достаточных оснований! Ведь кусок шелка с портретом не может быть шахским поручением.
— О владычица красавиц! — ответил Биназир. — Если говорить о стоимости этого куска шелка, то цена ему — два или три динара, но если говорить о его нравственной ценности для той, кто влюблен в красоту его, то
Т ут нельзя цены придумать, чтоб она чрезмерной стала.
Предлагая оба мира, предлагаешь все же мало.
В этих стихах как раз говорится о таком портрете, о царевна, достойная целого мира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113