Посмотрел я на четвертую страницу и подскочил как ужаленный.
Вихрем ворвался к Хмурцу во двор. Куры с отчаянным кудахтаньем перемахнули через забор в сад, а одна залетела на крышу и все удивлялась: "Куд-куда я? Куд-куда?" Витя закрылся от меня колесом "Орленка", как щитом:
- Ты чего? Очумел?!
- Вот!.. Вот, читай! - я показал на заметку "Подвиг героя". О находке на химкомбинате, о том воздушном сражении в первый день войны. Ткнул пальцем в строчки: "Вызванные из музея эксперты установили, что номер двигателя самолета схожий с цифрами 88833..."
- Ну? Три восьмерки и две тройки...
- Не нукай, не запряг. Помоги лучше собрать велосипед, будем писать письмо.
Сказано - сделано. Хмурец взял заднее колесо, я - переднее. Собрал, вставил в вилку, подвинтил, что надо. Вертится!..
- На, подшипник лишний. Наверное, из твоего...
- Я уже поставил в заднее... "Подшипник лишний"... Работничек! - Витя взвесил подшипник в руке и спрятал его в карман. - Ладно, потом поставлю.
Руки вымыли тщательно, с мылом, пошли в дом. Витя нашел сестрину шариковую ручку с красной пастой.
- Пиши-ка ты... У тебя почерк красивее! - сказал он.
Поспорив, он все-таки взялся писать.
Мы просили "Пионерскую правду", чтобы она подсказала, куда обратиться. Ведь где-нибудь должно быть записано, на каком самолете стоял двигатель с этим номером, кто на том самолете летал. К письму приклеили вишневым клеем вырезку из газеты, приписали, какого числа она вышла.
Куда бы еще написать?
Скоро отец Вити повезет нас показывать химкомбинат. Мы тогда обязательно забежим в музей, расспросим.
Хмурец бегал по комнате, словно пол обжигал ему пятки, - думал. Я обхватил голову обеими руками: надо, обязательно надо еще что-то придумать! Надо уже сегодня что-нибудь сделать такое, чтобы дед Стахей сразу почувствовал себя окруженным вниманием и заботой со всех сторон.
- Дрова! - выпалил вдруг Витя. - Читал? Тимуровцы всем старикам дрова кололи. Ничего лучше не придумаешь.
- Ага! И чтоб тайком все сделать... Сюрприз!
В сарае у Хмурца настоящая столярная мастерская. Здесь стоит деревянный верстак, в ящиках уйма всяких инструментов. Я выбрал топорик полегче, сунул за пояс. Витя согнул пилу, будто хотел ею подпоясаться, сцепил рукоятками. Чтобы колючий пояс не упал на ноги, он придерживал его то одной, то другой рукой и старался натянуть сверху рубаху. Тр-р! - вцепились с одной стороны зубья, вырвали несколько клиночков. Тр-р... И с другой!
- Пальто бы хорошо... Зимнее.
- Есть пальто!
Я распахивал перед ним дверь за дверью, а он обеими руками поддерживал колючий свой пояс и осторожно шел за мной.
Помог ему одеть пальто... Оно раздалось снизу вширь, и Витя со спины был похож на толстую тетку.
- Давай заодно и шапку зимнюю. Вон, на печке висит, на гвозде... А то нехорошо: пальто зимнее, а сам без шапки.
Нахлобучил ему шапку.
На улице нам встретилась только одна девчонка, наверное, второклассница. Несла из магазина, нанизав на руку, большие баранки. У нее так и полезли глаза на лоб. А Витя сразу схватился за грудь, закашлялся. Я подхватил его под руку - больной, что ж тут поделаешь!..
Двор деда Стахея зарос муравкой и подорожником - косить можно. Никакой живности, кроме кур, дед не держал, вытаптывать было некому. Молоко он приносил домой с колхозной фермы, выписывал иногда в канцелярии колхоза мясо и сало.
Хатенка у него старая, ни у кого уже и нет такой. Двор тянулся вдоль нее, а у сарая сворачивал коленом в сторону, потому что сарай стоял поперек усадьбы.
В этом "колене" и начали раздеваться: здесь мы были скрыты от людских глаз постройками и деревьями со всех сторон.
Под забором, на кольях, лежали два очищенных от коры сосновых бревна. У стены сарая - несколько березовых бревен и хворост.
Сперва мы взялись за сосновые бревна. Пот катил с нас градом, опилки прилипали к рукам, к лицу, шее. Нам хотелось чесаться, как поросятам. Хорошая была пила у Витькиного отца, въедливая! Только тяни, а она так и вгрызается в дерево, так и вгрызается...
После этих огромных бревен мы передохнули. Потом взялись за березовые. Завалили чурками весь двор...
Кололи по очереди: то Витя, а я складывал у стенки сарая, то возился у поленницы Хмурец, а колол я. Если бы потяжелее топор, было бы лучше, конечно.
Ну и устали мы! Хмурец даже улыбаться уже не мог. Он только сказал:
- Ну, вот... - и покачнулся.
Не лучше чувствовал себя и я. Но меня распирало от гордости: сколько дров напилили, накололи! За полдня... Если б надо было дома столько сделать, то хватило б на целый день и нам, и Грише.
Издалека донеслась песня:
Ой, жарам гарыць калiначка ў лузе...
О-го-го-о! Э-гэй! У лузе-е!
- Женщины с косовицы идут! Бежим!
Витя схватил пальто, напялил на себя. Я начал подсовывать ему под полы пилу...
- Ой! Что я тебе - бревно, да?
Чуть Витьку не перепилил!..
Хмурец сбрасывает пальто, кое-как заворачиваем в него пилу и топор убегаем.
Только успели разложить инструмент по местам, вытряхнуть и повесить на место пальто, как во двор зашли мать и сестра Хмурца, повесили на забор грабли. Лица у них какие-то просветленные - наверное, наработались и напелись всласть.
- А ты куда? Сейчас обедать будем... - хотела задержать Витю мать.
- Я быстренько! - отмахивается он.
Мы бежим к речке. Тело горит от опилок.
Ах, с каким наслаждением мы искупались! Какая благодать - летняя речная вода!
С важным и независимым видом прошлись около Стахеевых телят. Смотри, мол, дед, с реки идем. Ни о каких дровах и слыхом не слыхали...
По дороге домой Витя сказал, что одних дров мало. Надо каждый день помогать деду пасти телят.
- И знаешь что? Сегодня в клубе показывают "Веселых ребят". Про пастуха, помнишь? Поведем Стахея Ивановича - нахохочется, про свое горе забудет...
Как только я объявил дома, что пойду после обеда пасти телят, мать обрадовалась.
- Вот и хорошо. Возьмешь ведро, заодно и своего напоишь. А вечером приведешь теленка домой.
Взял ведро, разве не возьмешь? Разве докажешь, что со своим теленком да еще по приказу, мне и на вот столечко не хочется возиться?
Витя, увидев у меня в руках ведро с пойлом, затянул:
- Во-от еще... Ладно, ты тащи, а я к Гришке забегу, может, и он пойдет. На тропинку сразу выходи, там встретимся!
Я напоил теленка. Чтобы не идти лишний раз домой, ведро замаскировал в кустах. У тропинки сошлись с Хмурцом одновременно.
- Не пойдет Чаратун, отказался... "Всадника без головы" читает, сказал Витя.
- Сам он без головы. Обойдемся!
Пустились напрямик, перепрыгивая мелиоративные канавы.
Дед Стахей сидел у костра. Над ним возвышался, как та мачта электролинии, дед Адам. Его борода, длинная и узкая, хоть нитки пряди, развевалась на ветру.
Адам переступает с ноги на ногу, болезненно морщится, ощупывает поясницу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40