Когда он мчался мимо, сверкая белками, раздувая ноздри, он показался мне похожим на играющего дельфина или на умную овчарку, охраняющую стадо на склоне горы. И я вдруг сказал:
— Не бойтесь. Он и не думает на нас нападать.
— Вожак табуна — очень умное животное, — проговорил Люк, но голос у него звучал неуверенно.
Сквозь завывание ветра стук копыт рассыпался барабанной дробью. От волнения у меня в ушах зазвенела кровь. Дробь становилась сильнее. Вороной возвращался.
— Господи помилуй! — воскликнул Люк. — Вот бы увезти этого красавца домой! Да легче северный ветер поймать и упрятать в рюкзак, чем до него хоть пальцем дотронуться.
И вот он опять явился из густеющих сумерек. Он плясал на задних ногах, тряс маленькой головой, и грива, как дым, клубилась по ветру. Белые зубы его блестели в свете луны. На этот раз он описал круг позади нас.
Бабушка Конрой тихонько всхлипнула.
— Я очень стара, очень стара, — сказала она полушепотом. — Давным-давно, шестьдесят лет назад, я отвела нашего вороного в эту долину. Он, конечно, давно спит непробудным сном. Но сегодня я опять увидела его. Он вот так же скакал и кружил по долине в тот день, когда я привела его сюда. Ах, если бы вернуть молодые годы, я бы осталась на моем острове и никуда бы не уезжала до самой смерти!
— Какую власть имеет этот остров над человеком! — тихо сказал Пэт. — Если остаться здесь на неделю, можно одичать, как эти кони. И уж тогда обратно в неволю не захочется.
— Что верно, то верно, — согласился Люк.
Жеребец опять приближался легким галопом. Остановился поодаль и сделал вид, что мирно щиплет траву. Но мы видели, что его острый глаз косит в нашу сторону. Заря наконец погасла. Теперь нам светили луна и звезды. Их мягкий серебристый свет, как молоко в кувшин, лился в долину. Все сразу изменилось кругом: скалы, трава, ручей, неподвижные лошади — все казалось теперь нарисованным кистью художника.
Лошади в табуне были все разные, и мы с Пэтом диву давались, как мы в первый раз этого не заметили. Одни двигались быстро, с дикой порывистой грацией, все глубже отступая в долину с нашим приближением. Другие тяжело стояли на своих мощных ногах, прямо с корнем выдирая траву сильными, крупными зубами, и только лениво помахивали хвостом, когда мы хлопали их по спине. Мы прохаживались между ними, выглядывая вороную кобылицу. Когда мы ее нашли, нам показалось, что она понимает, зачем мы сюда вернулись. Высоко взбрыкивая и пританцовывая, она старалась уйти от нас. Но она была еще совсем молоденькая, где ей было с нами тягаться. Минут через пять мы взяли ее в кольцо, и Люк ловко набросил ей на шею крепкий тонкий аркан. Черные бока ее дрожали.
— Не бойся, — ласково сказал ей Люк. — Ты еще очень меня полюбишь.
Говоря это, Люк легонько гладил ей нос. А когда перестал, она сделала к нему первый маленький шаг.
— Вы видите? — в полном восторге воскликнул Люк. — Клянусь, ей погладили нос первый раз в жизни!
Мы медленно повели ее к песчаному откосу. Вороной жеребец поднял голову, навострил уши и стал следить за нами. Бабушка шла, обняв лошадку одной рукой за шею, как бы опираясь на нее. Хотя жеребец тряс головой и тонко, прерывисто ржал, он не бросился в погоню, как будто понимал, что старуха по праву уводит с собой вороную лошадку: если бы не она, его самого здесь бы не было. Люк шел по другую сторону, а мы с Пэтом прикрывали отход. Вдруг Пэт громко рассмеялся.
— Отлично проведенная операция под покровом ночи, — сказал он. — Пока жив — не забуду!
— А я никогда не забуду, как нам в первый раз открылась эта долина. Помнишь, мы лежали вон там, наверху, и думали, почему это прибоя не слышно. — С этими словами я обернулся, чтобы показать гребень, откуда мы впервые увидели долину диких коней.
Пэт тоже обернулся. Вдруг он схватил меня за руку и сжал с такой силой, что его ногти впились мне в кожу сквозь толстый свитер. Я легонько вскрикнул от боли. Люк сразу остановился.
— Что случилось? — коротко спросил он.
— Вон там, на гребне, — Пэт махнул рукой, чуть не задохнувшись от волнения, — я заметил чьи-то головы.
— Ха! Головы? — воскликнул Люк. — Головы! И сколько же?
По голосу Пэта мне показалось, что он сейчас расплачется. Впервые в жизни я ощутил себя сильнее, чем он. До сих пор во всех наших приключениях мы оба держались одинаково стойко. Но здесь, на острове, Пэт был как малый ребенок, точно духи его предков не поддерживали его, а, наоборот, отнимали всякое мужество.
Бабушка тоже остановилась в нескольких шагах перед нами. Она стояла, привалившись к лошади, которую Люк держал на самодельной уздечке. Взмахнув ею, Люк повернулся ко мне:
— Ты тоже их видел, Дэнни?
Я сказал, что заметил вон там, левее, какое-то движение.
— Да, именно там, — более твердо проговорил Пэт. — Одна голова круглая, а другая такая узкая, что, кажется, и головы-то нет, одна шея.
Люк перехватил уздечку в другую руку и усмехнулся:
— Лучшего описания Энди Коффи трудно придумать. Головы нет, одна шея. Здорово сказано! Теперь понимаешь, Пэт, кого ты видел? Энди Коффи с отцом.
У меня все внутри оборвалось.
— А кому еще быть здесь, как не им? — продолжал Люк. — Ну ладно, идемте. И больше никаких разговоров. Берегите дыхание — придется прибавить шагу. Мы должны сняться с якоря до того, как они сюда пожалуют.
Глава 14
БАБУШКА ПРИНИМАЕТ ГОСТЯ
Остальной путь к берегу мы проделали молча. Но не потому, что берегли дыхание, а чтобы не мешать Люку думать. Двигались мы медленно. Бабушка как-то вдруг совсем обессилела. Я шел позади, но слышал, как тяжело она дышит, даже как будто всхлипывает. Она ничего не сказала о внезапном появлении на острове Майка. Но я помнил ее слова, что, если человек очень стар, ему нет смысла бежать от опасности. Лучше всего остаться на месте, а там будь что будет. Но сейчас бабушка чуть не падала, а тащилась вперед. Больше всего она боялась стать нам обузой.
Мы подвигались черепашьим шагом. Я представлял себе, как Майк с Энди бегом вернулись на мол, сели в шхуну, вышли в море и сейчас плывут к серебряной бухте. У меня не было сомнения, что они нас заметили, ведь луна светила так ярко.
Люк тем временем отдал уздечку Пэту, взял бабушку под руку с одной стороны, а мне велел поддерживать ее с другой. Он ласково подбадривал ее, хвалил за каждый сделанный шаг. А когда она, совсем выбившись из сил, остановилась и сказала, что больше не может идти, он поднял ее и понес, как на скалах Куандуба.
Наш парусник был уже на плаву. Я схватил веревку, которой он был привязан, и подтянул его к нам, пока нос не заскрипел по песку. И тут вдруг Люк безнадежно махнул рукой:
— Боюсь, ребятишки, так у нас ничего не выйдет. Если мы все погрузимся, парусник прочно сядет в песок. Придется тогда ждать полной воды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
— Не бойтесь. Он и не думает на нас нападать.
— Вожак табуна — очень умное животное, — проговорил Люк, но голос у него звучал неуверенно.
Сквозь завывание ветра стук копыт рассыпался барабанной дробью. От волнения у меня в ушах зазвенела кровь. Дробь становилась сильнее. Вороной возвращался.
— Господи помилуй! — воскликнул Люк. — Вот бы увезти этого красавца домой! Да легче северный ветер поймать и упрятать в рюкзак, чем до него хоть пальцем дотронуться.
И вот он опять явился из густеющих сумерек. Он плясал на задних ногах, тряс маленькой головой, и грива, как дым, клубилась по ветру. Белые зубы его блестели в свете луны. На этот раз он описал круг позади нас.
Бабушка Конрой тихонько всхлипнула.
— Я очень стара, очень стара, — сказала она полушепотом. — Давным-давно, шестьдесят лет назад, я отвела нашего вороного в эту долину. Он, конечно, давно спит непробудным сном. Но сегодня я опять увидела его. Он вот так же скакал и кружил по долине в тот день, когда я привела его сюда. Ах, если бы вернуть молодые годы, я бы осталась на моем острове и никуда бы не уезжала до самой смерти!
— Какую власть имеет этот остров над человеком! — тихо сказал Пэт. — Если остаться здесь на неделю, можно одичать, как эти кони. И уж тогда обратно в неволю не захочется.
— Что верно, то верно, — согласился Люк.
Жеребец опять приближался легким галопом. Остановился поодаль и сделал вид, что мирно щиплет траву. Но мы видели, что его острый глаз косит в нашу сторону. Заря наконец погасла. Теперь нам светили луна и звезды. Их мягкий серебристый свет, как молоко в кувшин, лился в долину. Все сразу изменилось кругом: скалы, трава, ручей, неподвижные лошади — все казалось теперь нарисованным кистью художника.
Лошади в табуне были все разные, и мы с Пэтом диву давались, как мы в первый раз этого не заметили. Одни двигались быстро, с дикой порывистой грацией, все глубже отступая в долину с нашим приближением. Другие тяжело стояли на своих мощных ногах, прямо с корнем выдирая траву сильными, крупными зубами, и только лениво помахивали хвостом, когда мы хлопали их по спине. Мы прохаживались между ними, выглядывая вороную кобылицу. Когда мы ее нашли, нам показалось, что она понимает, зачем мы сюда вернулись. Высоко взбрыкивая и пританцовывая, она старалась уйти от нас. Но она была еще совсем молоденькая, где ей было с нами тягаться. Минут через пять мы взяли ее в кольцо, и Люк ловко набросил ей на шею крепкий тонкий аркан. Черные бока ее дрожали.
— Не бойся, — ласково сказал ей Люк. — Ты еще очень меня полюбишь.
Говоря это, Люк легонько гладил ей нос. А когда перестал, она сделала к нему первый маленький шаг.
— Вы видите? — в полном восторге воскликнул Люк. — Клянусь, ей погладили нос первый раз в жизни!
Мы медленно повели ее к песчаному откосу. Вороной жеребец поднял голову, навострил уши и стал следить за нами. Бабушка шла, обняв лошадку одной рукой за шею, как бы опираясь на нее. Хотя жеребец тряс головой и тонко, прерывисто ржал, он не бросился в погоню, как будто понимал, что старуха по праву уводит с собой вороную лошадку: если бы не она, его самого здесь бы не было. Люк шел по другую сторону, а мы с Пэтом прикрывали отход. Вдруг Пэт громко рассмеялся.
— Отлично проведенная операция под покровом ночи, — сказал он. — Пока жив — не забуду!
— А я никогда не забуду, как нам в первый раз открылась эта долина. Помнишь, мы лежали вон там, наверху, и думали, почему это прибоя не слышно. — С этими словами я обернулся, чтобы показать гребень, откуда мы впервые увидели долину диких коней.
Пэт тоже обернулся. Вдруг он схватил меня за руку и сжал с такой силой, что его ногти впились мне в кожу сквозь толстый свитер. Я легонько вскрикнул от боли. Люк сразу остановился.
— Что случилось? — коротко спросил он.
— Вон там, на гребне, — Пэт махнул рукой, чуть не задохнувшись от волнения, — я заметил чьи-то головы.
— Ха! Головы? — воскликнул Люк. — Головы! И сколько же?
По голосу Пэта мне показалось, что он сейчас расплачется. Впервые в жизни я ощутил себя сильнее, чем он. До сих пор во всех наших приключениях мы оба держались одинаково стойко. Но здесь, на острове, Пэт был как малый ребенок, точно духи его предков не поддерживали его, а, наоборот, отнимали всякое мужество.
Бабушка тоже остановилась в нескольких шагах перед нами. Она стояла, привалившись к лошади, которую Люк держал на самодельной уздечке. Взмахнув ею, Люк повернулся ко мне:
— Ты тоже их видел, Дэнни?
Я сказал, что заметил вон там, левее, какое-то движение.
— Да, именно там, — более твердо проговорил Пэт. — Одна голова круглая, а другая такая узкая, что, кажется, и головы-то нет, одна шея.
Люк перехватил уздечку в другую руку и усмехнулся:
— Лучшего описания Энди Коффи трудно придумать. Головы нет, одна шея. Здорово сказано! Теперь понимаешь, Пэт, кого ты видел? Энди Коффи с отцом.
У меня все внутри оборвалось.
— А кому еще быть здесь, как не им? — продолжал Люк. — Ну ладно, идемте. И больше никаких разговоров. Берегите дыхание — придется прибавить шагу. Мы должны сняться с якоря до того, как они сюда пожалуют.
Глава 14
БАБУШКА ПРИНИМАЕТ ГОСТЯ
Остальной путь к берегу мы проделали молча. Но не потому, что берегли дыхание, а чтобы не мешать Люку думать. Двигались мы медленно. Бабушка как-то вдруг совсем обессилела. Я шел позади, но слышал, как тяжело она дышит, даже как будто всхлипывает. Она ничего не сказала о внезапном появлении на острове Майка. Но я помнил ее слова, что, если человек очень стар, ему нет смысла бежать от опасности. Лучше всего остаться на месте, а там будь что будет. Но сейчас бабушка чуть не падала, а тащилась вперед. Больше всего она боялась стать нам обузой.
Мы подвигались черепашьим шагом. Я представлял себе, как Майк с Энди бегом вернулись на мол, сели в шхуну, вышли в море и сейчас плывут к серебряной бухте. У меня не было сомнения, что они нас заметили, ведь луна светила так ярко.
Люк тем временем отдал уздечку Пэту, взял бабушку под руку с одной стороны, а мне велел поддерживать ее с другой. Он ласково подбадривал ее, хвалил за каждый сделанный шаг. А когда она, совсем выбившись из сил, остановилась и сказала, что больше не может идти, он поднял ее и понес, как на скалах Куандуба.
Наш парусник был уже на плаву. Я схватил веревку, которой он был привязан, и подтянул его к нам, пока нос не заскрипел по песку. И тут вдруг Люк безнадежно махнул рукой:
— Боюсь, ребятишки, так у нас ничего не выйдет. Если мы все погрузимся, парусник прочно сядет в песок. Придется тогда ждать полной воды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40