По сравнению со сталью дерево слабо и податливо, но. острая сталь, когда рубит, тупится, и соки дерева попортят ее, покрыв оспинами ржавчины. Могучий топор содеет насилие над беззащитным деревом, и сам будет поврежден им. Так же и с людьми, хотя здесь уже ущерб причинен душе.
– Но…
– Хватит, – прорычал Илайас, оборвав Перрина. – Раин, и так уже плохо, что ты пытаешься обратить деревенских несмышленышей в вашу чушь, – это почти всюду, где бы ты ни ходил, доставляет тебе уйму бед, верно? – но я не за тем привел этих щенят сюда, чтобы ты принялся за них. Оставь это!
– И оставить их тебе? – вмешалась Ила, растирая в ладонях сушеные травы и ссыпая их тонкой струйкой в один из котелков. Голос ее был ровен, но руки яростно мяли траву. – Чтобы ты научил их своему пути – убить или умереть? Чтобы ты обрек их на ту судьбу, которую ищешь для себя самого: умереть одному, в окружении лишь воронов и твоих… твоих друзей, вздорящих над твоим телом?
– Успокойся, Ила, – мягко сказал Раин, будто эти слова, а то и похуже, слышал сотни раз. – Он же приглашен к нашему костру, жена моя.
Ила успокоилась, но про себя Перрин отметил, что извиняться она не стала. Вместо извинения она посмотрела на Илайаса и печально покачала головой, затем отряхнула руки и принялась доставать ложки и глиняные миски из красного сундука на боку фургона.
Раин повернулся обратно к Илайасу.
– Мой старый друг, сколько раз должен я говорить тебе, что мы никого не пытаемся обратить. Когда деревенский люд любопытствует о наших обычаях, мы отвечаем на их вопросы. Да, правда, намного чаще спрашивающий молод, и иногда один из них уходит вместе с нами, но – по своей собственной воле, по своему собственному желанию.
– Попробуй скажи это тем фермерским женам, которые только что узнали, что их сын или дочь сбежали с Лудильщиками, – скривившись, сказал Илайас. – Вот потому-то города побольше не разрешают вам даже лагерь свой разбить возле их стен. Деревни терпят вас, так как у них есть что чинить, но городам этого не нужно, и горожанам не нравится, когда своими разговорами вы подбиваете молодежь пускаться в бега.
– Мне неведомо, что разрешают или запрещают города. – Терпение Раина казалось безграничным. Определенно, гнев вообще не знал над ним власти. – В городах всегда найдутся люди, склонные к насилию. Во всяком случае, я не думаю, что песню можно найти в городе.
– Не хочу обидеть вас, Ищущий, – медленно произнес Перрин, – но… ну, я не полагаюсь на силу. Не помню, чтобы я боролся с кем-то в летах, не считая состязаний по праздникам. Но если кто-то ударит меня, я дам сдачи. Коли я так не сделаю, то лишь внушу ему мысль, что он может ударить меня, когда бы ему ни вздумалось. Некоторые люди считают, что можно использовать других в своих целях, и если не дать им понять обратного, они просто так и будут издеваться над теми, кто слабее их.
– Некоторым людям, – заметил Айрам с неизбывной печалью, – никогда не одолеть своих низменных инстинктов.
Он сказал это, взглянув на Перрина, отчего стало ясно, что говорит он вовсе не о тех задирах, которых упоминал Перрин.
– Бьюсь об заклад, что убегать тебе приходилось не единожды, – сказал Перрин, и лицо молодого Лудильщика вытянулось от гнева, который не имел ничего общего с Путем Листа.
– А вот мне, – сказала Эгвейн, испепеляя Перрина взглядом, – интересно встретить того, кто не считает, что его мускулы могут разрешить любую проблему.
К Айраму вернулось хорошее настроение, и он встал, с улыбкой протянув девушке руки.
– Позволь показать тебе наш лагерь. Здесь и танцуют!
– С удовольствием, – улыбнулась в ответ ему девушка. Ила выпрямилась, достав из маленькой железной печки каравай хлеба.
– Но ужин уже готов, Айрам.
– Я поужинаю у матери, – сказал через плечо Айрам, взяв Эгвейн под руку и уводя ее от фургона. – Мы поужинаем с матерью..
Он одарил торжествующей улыбкой Перрина. Айрам с Эгвейн побежали, и до Перрина донесся смех девушки.
Перрин встал на ноги, затем остановился. Вряд ли здесь с ней приключится какая беда, если весь лагерь следует, как утверждает Раин, этому самому Пути Листа. Обернувшись к Раину я Иле, – те оба смотрели вслед внуку, – он сказал:
– Прошу прощения. Я – гость, и мне не следовало бы…
– Не глупи, – успокаивающе сказала Ила. – Это его вина, а не твоя. Садись и ешь.
– Айрам – беспокойный молодой человек, – с печалью добавил Раин. – Он хороший мальчик, но порой я думаю, что Путь Листа окажется для него труден. С некоторыми, к сожалению, так бывает. Ладно, оставим. Мой костер – ваш. Хорошо?
Перрин медленно сел на место, по-прежнему чувствуя себя неловко.
– А что бывает с тем, кто не может следовать Пути? – спросил он. – С Лудильщиком, я имею в виду?
Раин и Ила встревоженно переглянулись, и Раин сказал:
– Они покидают нас. И Потерянные уходят жить в деревни.
Ила пристально посмотрела в ту сторону, куда ушел внук.
– Потерянные не могут быть счастливы.
Она вздохнула, но когда женщина стала раздавать миски и ложки, лицо ее снова было спокойно.
Перрин потупился, кляня себя за этот вопрос, и больше разговоров не было. Ила молча наполнила миски .густым овощным рагу, молча раздала толстые ломти хлеба с хрустящей корочкой. Ели все тоже молча. Рагу оказалось очень вкусный, и Перрин умял три порции и лишь потом остановился. Илайас, как отметил, ухмыльнувшись, юноша, опустошил четыре миски.
После ужина Раин набил трубку, Илайас достал свою и тоже набил ее из непромокаемого кисета Раина. Раскуривание, уминание табака, повторное закуривание, а молчанию будто не было конца. Ила достала узелок с вязанием. Солнце превратилось в красный мазок пожара над верхушками деревьев на западе. Лагерь устраивался на ночь, но суета не улеглась, лишь изменилась. Музыкантов, игравших, когда путники вошли в лагерь, сменили другие, и еще больше народу, чем раньше, танцевало в свете костров, – тени прыгали и метались по стенкам фургонов. Где-то в глубине лагеря зазвучал хор мужских голосов. Перрин соскользнул с бревна на землю и вскоре почувствовал, что клюет носом.
Через некоторое время Раин произнес:
– Не встречал ли ты кого-нибудь из Туата'ан, Илайас, с тех пор как был у нас прошлой весной?
Глаза Перрина медленно открылись, и вновь веки потянуло вниз.
– Нет, – ответил Илайас, не вынимая трубку изо рта. – Не люблю, когда вокруг меня сразу много людей.
Раин хохотнул:
– Особенно таких, которые живут совершенно не так, как ты сам, а? Нет, мой старый друг, не волнуйся. Я уже многие годы как отказался от надежды, что ты вступишь на Путь. Но после того, как мы виделись с тобою в последний раз, я услышал одну историю, и если ты еще не слышал ее, то, может, она заинтересует тебя. Меня она заинтересовала, и я слышал ее вновь и вновь, всякий раз, как мы встречали других из нашего народа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262
– Но…
– Хватит, – прорычал Илайас, оборвав Перрина. – Раин, и так уже плохо, что ты пытаешься обратить деревенских несмышленышей в вашу чушь, – это почти всюду, где бы ты ни ходил, доставляет тебе уйму бед, верно? – но я не за тем привел этих щенят сюда, чтобы ты принялся за них. Оставь это!
– И оставить их тебе? – вмешалась Ила, растирая в ладонях сушеные травы и ссыпая их тонкой струйкой в один из котелков. Голос ее был ровен, но руки яростно мяли траву. – Чтобы ты научил их своему пути – убить или умереть? Чтобы ты обрек их на ту судьбу, которую ищешь для себя самого: умереть одному, в окружении лишь воронов и твоих… твоих друзей, вздорящих над твоим телом?
– Успокойся, Ила, – мягко сказал Раин, будто эти слова, а то и похуже, слышал сотни раз. – Он же приглашен к нашему костру, жена моя.
Ила успокоилась, но про себя Перрин отметил, что извиняться она не стала. Вместо извинения она посмотрела на Илайаса и печально покачала головой, затем отряхнула руки и принялась доставать ложки и глиняные миски из красного сундука на боку фургона.
Раин повернулся обратно к Илайасу.
– Мой старый друг, сколько раз должен я говорить тебе, что мы никого не пытаемся обратить. Когда деревенский люд любопытствует о наших обычаях, мы отвечаем на их вопросы. Да, правда, намного чаще спрашивающий молод, и иногда один из них уходит вместе с нами, но – по своей собственной воле, по своему собственному желанию.
– Попробуй скажи это тем фермерским женам, которые только что узнали, что их сын или дочь сбежали с Лудильщиками, – скривившись, сказал Илайас. – Вот потому-то города побольше не разрешают вам даже лагерь свой разбить возле их стен. Деревни терпят вас, так как у них есть что чинить, но городам этого не нужно, и горожанам не нравится, когда своими разговорами вы подбиваете молодежь пускаться в бега.
– Мне неведомо, что разрешают или запрещают города. – Терпение Раина казалось безграничным. Определенно, гнев вообще не знал над ним власти. – В городах всегда найдутся люди, склонные к насилию. Во всяком случае, я не думаю, что песню можно найти в городе.
– Не хочу обидеть вас, Ищущий, – медленно произнес Перрин, – но… ну, я не полагаюсь на силу. Не помню, чтобы я боролся с кем-то в летах, не считая состязаний по праздникам. Но если кто-то ударит меня, я дам сдачи. Коли я так не сделаю, то лишь внушу ему мысль, что он может ударить меня, когда бы ему ни вздумалось. Некоторые люди считают, что можно использовать других в своих целях, и если не дать им понять обратного, они просто так и будут издеваться над теми, кто слабее их.
– Некоторым людям, – заметил Айрам с неизбывной печалью, – никогда не одолеть своих низменных инстинктов.
Он сказал это, взглянув на Перрина, отчего стало ясно, что говорит он вовсе не о тех задирах, которых упоминал Перрин.
– Бьюсь об заклад, что убегать тебе приходилось не единожды, – сказал Перрин, и лицо молодого Лудильщика вытянулось от гнева, который не имел ничего общего с Путем Листа.
– А вот мне, – сказала Эгвейн, испепеляя Перрина взглядом, – интересно встретить того, кто не считает, что его мускулы могут разрешить любую проблему.
К Айраму вернулось хорошее настроение, и он встал, с улыбкой протянув девушке руки.
– Позволь показать тебе наш лагерь. Здесь и танцуют!
– С удовольствием, – улыбнулась в ответ ему девушка. Ила выпрямилась, достав из маленькой железной печки каравай хлеба.
– Но ужин уже готов, Айрам.
– Я поужинаю у матери, – сказал через плечо Айрам, взяв Эгвейн под руку и уводя ее от фургона. – Мы поужинаем с матерью..
Он одарил торжествующей улыбкой Перрина. Айрам с Эгвейн побежали, и до Перрина донесся смех девушки.
Перрин встал на ноги, затем остановился. Вряд ли здесь с ней приключится какая беда, если весь лагерь следует, как утверждает Раин, этому самому Пути Листа. Обернувшись к Раину я Иле, – те оба смотрели вслед внуку, – он сказал:
– Прошу прощения. Я – гость, и мне не следовало бы…
– Не глупи, – успокаивающе сказала Ила. – Это его вина, а не твоя. Садись и ешь.
– Айрам – беспокойный молодой человек, – с печалью добавил Раин. – Он хороший мальчик, но порой я думаю, что Путь Листа окажется для него труден. С некоторыми, к сожалению, так бывает. Ладно, оставим. Мой костер – ваш. Хорошо?
Перрин медленно сел на место, по-прежнему чувствуя себя неловко.
– А что бывает с тем, кто не может следовать Пути? – спросил он. – С Лудильщиком, я имею в виду?
Раин и Ила встревоженно переглянулись, и Раин сказал:
– Они покидают нас. И Потерянные уходят жить в деревни.
Ила пристально посмотрела в ту сторону, куда ушел внук.
– Потерянные не могут быть счастливы.
Она вздохнула, но когда женщина стала раздавать миски и ложки, лицо ее снова было спокойно.
Перрин потупился, кляня себя за этот вопрос, и больше разговоров не было. Ила молча наполнила миски .густым овощным рагу, молча раздала толстые ломти хлеба с хрустящей корочкой. Ели все тоже молча. Рагу оказалось очень вкусный, и Перрин умял три порции и лишь потом остановился. Илайас, как отметил, ухмыльнувшись, юноша, опустошил четыре миски.
После ужина Раин набил трубку, Илайас достал свою и тоже набил ее из непромокаемого кисета Раина. Раскуривание, уминание табака, повторное закуривание, а молчанию будто не было конца. Ила достала узелок с вязанием. Солнце превратилось в красный мазок пожара над верхушками деревьев на западе. Лагерь устраивался на ночь, но суета не улеглась, лишь изменилась. Музыкантов, игравших, когда путники вошли в лагерь, сменили другие, и еще больше народу, чем раньше, танцевало в свете костров, – тени прыгали и метались по стенкам фургонов. Где-то в глубине лагеря зазвучал хор мужских голосов. Перрин соскользнул с бревна на землю и вскоре почувствовал, что клюет носом.
Через некоторое время Раин произнес:
– Не встречал ли ты кого-нибудь из Туата'ан, Илайас, с тех пор как был у нас прошлой весной?
Глаза Перрина медленно открылись, и вновь веки потянуло вниз.
– Нет, – ответил Илайас, не вынимая трубку изо рта. – Не люблю, когда вокруг меня сразу много людей.
Раин хохотнул:
– Особенно таких, которые живут совершенно не так, как ты сам, а? Нет, мой старый друг, не волнуйся. Я уже многие годы как отказался от надежды, что ты вступишь на Путь. Но после того, как мы виделись с тобою в последний раз, я услышал одну историю, и если ты еще не слышал ее, то, может, она заинтересует тебя. Меня она заинтересовала, и я слышал ее вновь и вновь, всякий раз, как мы встречали других из нашего народа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262