Более того, даже отправился исследовать остальные помещения. И в конце концов был вынужден согласиться, что не существует иного способа бежать, кроме того, что предложила я.
Да и этот способ выглядел малореальным, ибо у нас не было оружия. Поднос и посуда были из серебра, и хотя поднос весил изрядно и вполне мог набить шишку на черепе обычного человека, но как оружие он не годился — слишком громоздкий. Кроме того, как справедливо заметил Джон, череп у Бруно гораздо крепче, чем у обычного человека.
— Я лишь приведу его в раздражение. Почему-то мне совсем не хочется этого делать.
— А как насчет кулаков? — сурово осведомилась я.
— Кулаков?! Ты шутишь... Вдруг я палец сломаю. Если помнишь, я весьма недурственно играю на рояле. Ты бы стала просить Антона Рубинштейна подраться ради тебя на кулаках?
— Нет. Ему девяносто лет.
— Какая разница!
— Кроме того, Антон Рубинштейн играет гораздо лучше тебя.
— Через шестьдесят лет, если доживу, я рассчитываю отточить свою технику.
Ну ладно, грызня — тоже развлечение, особенно когда заняться нечем. Нашу дискуссию прервал скрежет засовов. Я вскочила и ткнула пальцем на дверь:
— Спрячься!
— Я не готов, — промямлил Джон, отодвигаясь к стене. — Голова все еще кружится... Давай отложим до утра. Потренируемся, наберемся сил... Словом, подождем до следующего раза.
— Следующего раза может не быть! Как долго ты там собираешься... черт!
Было слишком поздно. Дверь медленно отворилась.
Глазам моим предстал Бруно во всей своей горилльей красе. У меня все поплыло перед глазами. События повторялись. Дежа-вю какое-то... Через могучее плечо Бруно снова было перекинуто безвольное тело. Правда, очертания тела отличались от контуров Джона.
Я узнала толстые ляжки и туфли от Гуччи.
На этот раз Бруно не стал беспардонно бросать тело на пол. Он осторожно переступил порог и остановился, подозрительно переводя взгляд с меня на Джона. Увы, никаких треволнений наружность Джона не сулила: тот жался к стене, словно робкая девица, стоящая в очереди на изнасилование. Бруно мотнул головой в его сторону и прохрипел:
— Иди сюда! Нет, не вы, синьорина, вы оставайтесь на месте. Ты, Смит. Возьми его.
Джон медленно подошел.
— Давай! Иди сюда, мелкий трус, я тебе ничего не сделаю. Возьми хозяина. Осторожней смотри. Не урони!
Джон принял безвольное тело Пьетро с рвением человека, которому подарили на Рождество большой мешок навоза. Колени его подогнулись, но рык Бруно помог удержаться на ногах.
— Я же сказал — не урони! Положи его, кретин, что стоишь как дубина? Положи его на одеяла, аккуратней. Чтобы хозяин ничего себе не повредил.
Красноречиво глянув на меня, Джон повиновался.
— Хорошо, — буркнул Бруно. — И смотрите мне! Позаботьтесь о хозяине. Если с ним что-нибудь случится...
— Не волнуйся, Бруно, старина. Я стану заботиться о Пьетро, как о собственном дитяти.
Бруно хмыкнул и удалился. Джон приложил ухо к груди Пьетро, поднял ему веко, пощупал пульс. Затем разогнулся.
— Его усыпили.
— С ним все в порядке?
— Да. Сама посмотри.
Пьетро напоминал спящего младенца, впрочем, нет, не младенца, скорее маленького розового поросенка с щегольскими усиками. Пухлые губы были сложены в блаженную улыбку. Джон ослабил шелковый платок, обвивавший шею Пьетро, подоткнул одеяло и поднялся на ноги.
— Мы для него ничего не можем сделать. Ему надо проспаться.
— Ты думаешь, Пьетро воспротивился планам босса прикончить нас?
— Возможно. И вот к чему это привело.
— Джон, тогда он должен знать, кто босс. Давай растолкаем его и спросим.
— Ничего не выйдет, Вики. Он беспробудно проспит еще несколько часов. Кроме того, с чего ты решила, что Пьетро выложит нам правду? Ему-то опасность не грозит. Босс, вероятно, бросил его сюда лишь для острастки, чтобы Пьетро поостыл и успокоился. Сама знаешь, наш милый граф в критические моменты склонен к истерикам, но, проспавшись, сможет разумно оценить положение и поймет, что должен подчиниться боссу.
Джон в расслабленной позе, сунув руки в карманы, привалился к стене, но он больше не выглядел вялым и безвольным. Даже голос изменился. Теперь Джон говорил четко и отрывисто, от раздражающей тягучести не осталось и следа.
— Посуди сама, — продолжал он резко. — Пьетро не может позволить себе обратиться в полицию, сам по шею увяз в этом сговоре. Он даже не может бежать и сменить имя, так как в этом случае ему придется отказаться от всего — от виллы, от римского особняка, от коллекции, от всего этого великолепия. Я почему-то с трудом представляю, что он способен сделать карьеру в качестве коммивояжера. Пьетро вовсе не плохой человек, он просто слабый. Сегодня вечером он много пил и, думаю, вышел из себя и вспылил. Но завтра... Завтра он повернется к нам спиной, Вики. Нас переправят в другое место, и Пьетро никогда не узнает, что с нами случилось. Он даже спрашивать не будет.
— Умеешь ты развеселить, — мрачно буркнула я.
— Мне тоже так кажется, — вздохнул Джон. — Ты даже не представляешь, как я не люблю сталкиваться с жестокой реальностью. Но когда речь идет о спасении моей драгоценной шкуры... Полагаю, нам лучше начать действовать, и незамедлительно. Они могут решить расправиться с нами, пока Пьетро в беспамятстве. Поставить его перед свершившимся фактом. Это избавит от мук его жалкую совесть. Да, думаю, такое вполне вероятно.
— Действовать? — Я так и вытаращилась на Джона. — Как действовать?
Джон нагнулся над Пьетро, поколдовал над одеялом и распрямился. Теперь можно было решить, что Пьетро не спит сладким сном, а скрючился от боли.
— Заметила, как Бруно беспокоится о своем хозяине? Если я не ошибаюсь, он слоняется где-то под дверью. Значит, так... Я барабаню в дверь и ору что есть мочи. Ты теребишь Пьетро. Когда Бруно откроет дверь, дергай за одеяла посильнее. Надо создать впечатление, будто у Пьетро конвульсии.
Джон в упор посмотрел на меня, я послала в ответ бараний взгляд. Он раздраженно фыркнул:
— Ладно, сейчас покажу. Вот, смотри... Примерно так.
Он ухватил Пьетро за руки и за ноги и принялся трясти, подобно тому, как трудолюбивые домохозяйки трясут матрасы. Выглядело чертовски убедительно. Полное впечатление, будто Джон пытается удержать конечности человека, который бьется в эпилептическом припадке.
Толстые щеки Пьетро мотались из стороны в сторону, но блаженная улыбка держалась будто приклеенная.
— Постарайся загородить его лицо, — добавил Джон, с отвращением глядя на беднягу. — С этой глупой физиономией ничего не сделаешь.
Он встал, отряхнул брюки, и я заняла его место.
— По-моему, с Бруно тебе не совладать, — сказала я, практикуясь во «встряхивании матраса». Это занятие мне даже понравилось: Пьетро был таким приятным на ощупь, таким пухлым, таким аппетитно-толстым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Да и этот способ выглядел малореальным, ибо у нас не было оружия. Поднос и посуда были из серебра, и хотя поднос весил изрядно и вполне мог набить шишку на черепе обычного человека, но как оружие он не годился — слишком громоздкий. Кроме того, как справедливо заметил Джон, череп у Бруно гораздо крепче, чем у обычного человека.
— Я лишь приведу его в раздражение. Почему-то мне совсем не хочется этого делать.
— А как насчет кулаков? — сурово осведомилась я.
— Кулаков?! Ты шутишь... Вдруг я палец сломаю. Если помнишь, я весьма недурственно играю на рояле. Ты бы стала просить Антона Рубинштейна подраться ради тебя на кулаках?
— Нет. Ему девяносто лет.
— Какая разница!
— Кроме того, Антон Рубинштейн играет гораздо лучше тебя.
— Через шестьдесят лет, если доживу, я рассчитываю отточить свою технику.
Ну ладно, грызня — тоже развлечение, особенно когда заняться нечем. Нашу дискуссию прервал скрежет засовов. Я вскочила и ткнула пальцем на дверь:
— Спрячься!
— Я не готов, — промямлил Джон, отодвигаясь к стене. — Голова все еще кружится... Давай отложим до утра. Потренируемся, наберемся сил... Словом, подождем до следующего раза.
— Следующего раза может не быть! Как долго ты там собираешься... черт!
Было слишком поздно. Дверь медленно отворилась.
Глазам моим предстал Бруно во всей своей горилльей красе. У меня все поплыло перед глазами. События повторялись. Дежа-вю какое-то... Через могучее плечо Бруно снова было перекинуто безвольное тело. Правда, очертания тела отличались от контуров Джона.
Я узнала толстые ляжки и туфли от Гуччи.
На этот раз Бруно не стал беспардонно бросать тело на пол. Он осторожно переступил порог и остановился, подозрительно переводя взгляд с меня на Джона. Увы, никаких треволнений наружность Джона не сулила: тот жался к стене, словно робкая девица, стоящая в очереди на изнасилование. Бруно мотнул головой в его сторону и прохрипел:
— Иди сюда! Нет, не вы, синьорина, вы оставайтесь на месте. Ты, Смит. Возьми его.
Джон медленно подошел.
— Давай! Иди сюда, мелкий трус, я тебе ничего не сделаю. Возьми хозяина. Осторожней смотри. Не урони!
Джон принял безвольное тело Пьетро с рвением человека, которому подарили на Рождество большой мешок навоза. Колени его подогнулись, но рык Бруно помог удержаться на ногах.
— Я же сказал — не урони! Положи его, кретин, что стоишь как дубина? Положи его на одеяла, аккуратней. Чтобы хозяин ничего себе не повредил.
Красноречиво глянув на меня, Джон повиновался.
— Хорошо, — буркнул Бруно. — И смотрите мне! Позаботьтесь о хозяине. Если с ним что-нибудь случится...
— Не волнуйся, Бруно, старина. Я стану заботиться о Пьетро, как о собственном дитяти.
Бруно хмыкнул и удалился. Джон приложил ухо к груди Пьетро, поднял ему веко, пощупал пульс. Затем разогнулся.
— Его усыпили.
— С ним все в порядке?
— Да. Сама посмотри.
Пьетро напоминал спящего младенца, впрочем, нет, не младенца, скорее маленького розового поросенка с щегольскими усиками. Пухлые губы были сложены в блаженную улыбку. Джон ослабил шелковый платок, обвивавший шею Пьетро, подоткнул одеяло и поднялся на ноги.
— Мы для него ничего не можем сделать. Ему надо проспаться.
— Ты думаешь, Пьетро воспротивился планам босса прикончить нас?
— Возможно. И вот к чему это привело.
— Джон, тогда он должен знать, кто босс. Давай растолкаем его и спросим.
— Ничего не выйдет, Вики. Он беспробудно проспит еще несколько часов. Кроме того, с чего ты решила, что Пьетро выложит нам правду? Ему-то опасность не грозит. Босс, вероятно, бросил его сюда лишь для острастки, чтобы Пьетро поостыл и успокоился. Сама знаешь, наш милый граф в критические моменты склонен к истерикам, но, проспавшись, сможет разумно оценить положение и поймет, что должен подчиниться боссу.
Джон в расслабленной позе, сунув руки в карманы, привалился к стене, но он больше не выглядел вялым и безвольным. Даже голос изменился. Теперь Джон говорил четко и отрывисто, от раздражающей тягучести не осталось и следа.
— Посуди сама, — продолжал он резко. — Пьетро не может позволить себе обратиться в полицию, сам по шею увяз в этом сговоре. Он даже не может бежать и сменить имя, так как в этом случае ему придется отказаться от всего — от виллы, от римского особняка, от коллекции, от всего этого великолепия. Я почему-то с трудом представляю, что он способен сделать карьеру в качестве коммивояжера. Пьетро вовсе не плохой человек, он просто слабый. Сегодня вечером он много пил и, думаю, вышел из себя и вспылил. Но завтра... Завтра он повернется к нам спиной, Вики. Нас переправят в другое место, и Пьетро никогда не узнает, что с нами случилось. Он даже спрашивать не будет.
— Умеешь ты развеселить, — мрачно буркнула я.
— Мне тоже так кажется, — вздохнул Джон. — Ты даже не представляешь, как я не люблю сталкиваться с жестокой реальностью. Но когда речь идет о спасении моей драгоценной шкуры... Полагаю, нам лучше начать действовать, и незамедлительно. Они могут решить расправиться с нами, пока Пьетро в беспамятстве. Поставить его перед свершившимся фактом. Это избавит от мук его жалкую совесть. Да, думаю, такое вполне вероятно.
— Действовать? — Я так и вытаращилась на Джона. — Как действовать?
Джон нагнулся над Пьетро, поколдовал над одеялом и распрямился. Теперь можно было решить, что Пьетро не спит сладким сном, а скрючился от боли.
— Заметила, как Бруно беспокоится о своем хозяине? Если я не ошибаюсь, он слоняется где-то под дверью. Значит, так... Я барабаню в дверь и ору что есть мочи. Ты теребишь Пьетро. Когда Бруно откроет дверь, дергай за одеяла посильнее. Надо создать впечатление, будто у Пьетро конвульсии.
Джон в упор посмотрел на меня, я послала в ответ бараний взгляд. Он раздраженно фыркнул:
— Ладно, сейчас покажу. Вот, смотри... Примерно так.
Он ухватил Пьетро за руки и за ноги и принялся трясти, подобно тому, как трудолюбивые домохозяйки трясут матрасы. Выглядело чертовски убедительно. Полное впечатление, будто Джон пытается удержать конечности человека, который бьется в эпилептическом припадке.
Толстые щеки Пьетро мотались из стороны в сторону, но блаженная улыбка держалась будто приклеенная.
— Постарайся загородить его лицо, — добавил Джон, с отвращением глядя на беднягу. — С этой глупой физиономией ничего не сделаешь.
Он встал, отряхнул брюки, и я заняла его место.
— По-моему, с Бруно тебе не совладать, — сказала я, практикуясь во «встряхивании матраса». Это занятие мне даже понравилось: Пьетро был таким приятным на ощупь, таким пухлым, таким аппетитно-толстым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63