Итого пятьдесят четыре новых франка, месье.
Дрожащими руками он стал искать свой бумажник, достал его и открыл. Пухлой пачки банкнотов, которая должна была в нем находиться, там не оказалось. В нем было только несколько десяти-франковых билетов и свернутый вчетверо листок бумаги.
Преодолев желание развернуть листок, он заплатил молодой продавщице и, перед тем как пойти к двери, сказал ей:
— Спасибо.
В это «спасибо» он попытался вложить все, что думал. Но девушка холодно улыбнулась и просто ответила:
— Если вам надо будет подогнать брюки, заходите.
Колокольчик звякнул один раз, и Жильбер, быстрым взглядом окинув улицу, выскользнул из магазина и двинулся в сторону вокзала. Никто на него не обратил внимания. Кепка, брюки и очки служили ему достаточной маскировкой. Разыскивали человека в шортах, и все туристы, имеющие неосторожность оказаться в округе, рисковали попасть на четверть часа в неприятное положение.
Перед вокзалом кучки людей еще продолжали пустословить. Жандармов уже не было. Носильщики и водители такси, вероятно, были в полиции вместе с продавщицей газет. Больше его никто не видел. Жильбер вошел в здание вокзала, бросил монету в 50 сантимов в автомат, выдающий перронные билеты, взглянул на газетный киоск с опущенными железными шторами и, воспользовавшись появлением группы шумной молодежи, проскользнул вслед за нцми на перрон.
Поезд подходил к платформе. Было неизвестно, куда он шел, но Жильберу сейчас нужно было как можно скорее убраться подальше от этого опасного места. Он поднялся в головной вагон и закрылся в туалете.
Три минуты спустя поезд тронулся. Только тогда Жильбер почувствовал себя в достаточной безопасности, чтобы открыть свой бумажник, достать из него листок бумаги и развернуть. На нем ровным почерком было написано карандашом лишь несколько слов:
— Прости, Паскаль. Удачи тебе.
Шотландский душ: то кипяток, то ледяная вода. То горю, то леденею, то снова горю!
Еще раз он проверил содержимое своего бумажника. Уходя из дома, он взял с собой тысячу двести франков. Минус все его покупки, радиоприемник и все прочее, у него должно было бы остаться около восьмисот франков. А когда он был у продавщицы поношенной одежды, там было только сто.
Отсутствие семисот франков и присутствие там записки англичанки с ироничным извинением означало две вещи: первое — Роберта воспользовалась опьянением Жильбера, чтобы его обокрасть и удрать, второе — Жильбер не убивал Роберту. На этот раз он почувствовал прилив сил. Он никого не убивал.
Подозревая, что у него дома может быть организована западня, Жильбер поостерегся направиться на улицу Клер. Наступала ночь. Он зашел в телефонную будку и позвонил в магазин Клотильды. Никто не ответил после десяти гудков. Он вынул свой телефонный жетон и набрал домашний номер своей любовницы. Чей-то близкий голос ему ответил:
— Абонент отсутствует. Какой номер вы набирали?
Он дал номер. Сверившись со списком, служащая ответила:
— Мадемуазель Каюзак нет дома около двух недель. Она просила кое-что передать господину Жильберу.
— Это я! — воскликнул Жильбер.
— Вы должны позвонить ее матери.
Раздосадованный Жильбер повесил трубку. Очевидно, скандал, разразившийся вокруг его имени, заставил Клотильду спрятаться у матери. Жильбер не решался звонить ей. Однако ему нужно было быть в курсе того, что происходило. Он опустил другой жетон в щель и набрал номер Матушки. Он узнал голос Клотильды.
— Кло, это я. Я… я уезжал. Только что вернулся. Ты… ты получила мое письмо?
Все это, эта фальшивая веселость звучала неубедительно. Клотильда ответила уставшим голосом:
— Решись, в конце концов, прийти и все объяснить! Ты же знаешь, что это по твоей вине полиция уверена в том, что ты — убийца!
— Да, я знаю это. Но я знаю также и то, что я никогда никого не убивал.
— А как ты им это объяснишь? В твоей машине нашли кусочки земли из медонского леса. Ты слышишь, Жильбер? Анализы подтвердили, что земля, обнаруженная в твоей машине, из того места, где было совершено убийство!
— Но я невиновен! — завопил Жильбер, который снова почувствовал, как его сжимают тиски.
— Ну не знаю, Жильбер. Даже не знаю что и думать. Я тебя защищала до конца от полиции, от твоих друзей, от своей матери. Я несчастна, Жильбер. Я тебя умоляю, поступи благоразумно хотя бы раз. Пойди в полицию! Жильбер задыхался в этой тесной будке. От пота у него промокла одежда. За дверью какой-то толстяк демонстративно топтался на месте, поглядывая на часы. Жильбер закричал во весь голос:
— Я ничего не делал! Затем, понизив голос, он сказал прямо в трубку: — Ты позаботилась о Ферзевом Слоне?
— Он умер.
Что— то разорвалось в груди у Жильбера. С недоверием он переспросил:
—Умер?
— Получив твое письмо, я пошла к тебе и попыталась его забрать, но он убежал. Тогда я ему оставила еду. Когда через день утром я пришла снова, то обнаружила его задушенным на твоем письменном столе. Инспектор считает, что ты возвращался к себе и убил его.
— Но это совершеннейшая глупость! Ты же знаешь, что…
— Я ничего не знаю, Жильбер, — снова услышал он уставший голос. — Я хотела бы, чтобы все это закончилось, ты знаешь… С меня достаточно этих вопросов журналистов, полицейских. Жильбер, они даже спрашивали меня, как мы с тобой занимаемся любовью!
Ее голос сорвался, и она внезапно повесила трубку. Жильбер вышел из будки. Его покачивало. То, что в его машине обнаружили доказательство его пребывания в Медоне, было пустяком. Единственное, что имело значение — это смерть его кота.
Мужчина, ждавший у будки, толкнул его, чтобы зайти в нее, пробормотав при этом какое-то оскорбление в адрес Жильбера. Проходящие мимо люди с безразличным видом толкали его при выходе из вокзала. Он был, без сомнения, преступником, потому что все так или иначе подтверждало это, потому что даже Клотильда была уже теперь уверена в его виновности. Но существовал еще один преступник, который проник к нему в дом и убил Ферзевого Слона.
Он был как никогда одинок. У него не было больше любовницы, домашнего животного, не было больше друзей. Друзей? Он сейчас это проверит. В два счета. Орел или решка, Паскаль или Жерар.
Было еще слишком светло для того, чтобы ехать в такси или даже на метро. Он решил пойти к Жерару, который жил на улице Ренн, рядом с вокзалом Монпарнас. Маленькая бретонка, волочившая огромный чемодан, — все девушки, которых можно встретить на Монпарнасском вокзале, бретонки, — спросила с грустью у него, где находится улица Гете. Он поспешно ей объяснил, не желая задерживаться в свете витрин. Остановившись на тротуаре перед потоком машин он обернулся и увидел, как какой-то хулиган подошел к этой заблудившейся девице. Он пожал плечами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Дрожащими руками он стал искать свой бумажник, достал его и открыл. Пухлой пачки банкнотов, которая должна была в нем находиться, там не оказалось. В нем было только несколько десяти-франковых билетов и свернутый вчетверо листок бумаги.
Преодолев желание развернуть листок, он заплатил молодой продавщице и, перед тем как пойти к двери, сказал ей:
— Спасибо.
В это «спасибо» он попытался вложить все, что думал. Но девушка холодно улыбнулась и просто ответила:
— Если вам надо будет подогнать брюки, заходите.
Колокольчик звякнул один раз, и Жильбер, быстрым взглядом окинув улицу, выскользнул из магазина и двинулся в сторону вокзала. Никто на него не обратил внимания. Кепка, брюки и очки служили ему достаточной маскировкой. Разыскивали человека в шортах, и все туристы, имеющие неосторожность оказаться в округе, рисковали попасть на четверть часа в неприятное положение.
Перед вокзалом кучки людей еще продолжали пустословить. Жандармов уже не было. Носильщики и водители такси, вероятно, были в полиции вместе с продавщицей газет. Больше его никто не видел. Жильбер вошел в здание вокзала, бросил монету в 50 сантимов в автомат, выдающий перронные билеты, взглянул на газетный киоск с опущенными железными шторами и, воспользовавшись появлением группы шумной молодежи, проскользнул вслед за нцми на перрон.
Поезд подходил к платформе. Было неизвестно, куда он шел, но Жильберу сейчас нужно было как можно скорее убраться подальше от этого опасного места. Он поднялся в головной вагон и закрылся в туалете.
Три минуты спустя поезд тронулся. Только тогда Жильбер почувствовал себя в достаточной безопасности, чтобы открыть свой бумажник, достать из него листок бумаги и развернуть. На нем ровным почерком было написано карандашом лишь несколько слов:
— Прости, Паскаль. Удачи тебе.
Шотландский душ: то кипяток, то ледяная вода. То горю, то леденею, то снова горю!
Еще раз он проверил содержимое своего бумажника. Уходя из дома, он взял с собой тысячу двести франков. Минус все его покупки, радиоприемник и все прочее, у него должно было бы остаться около восьмисот франков. А когда он был у продавщицы поношенной одежды, там было только сто.
Отсутствие семисот франков и присутствие там записки англичанки с ироничным извинением означало две вещи: первое — Роберта воспользовалась опьянением Жильбера, чтобы его обокрасть и удрать, второе — Жильбер не убивал Роберту. На этот раз он почувствовал прилив сил. Он никого не убивал.
Подозревая, что у него дома может быть организована западня, Жильбер поостерегся направиться на улицу Клер. Наступала ночь. Он зашел в телефонную будку и позвонил в магазин Клотильды. Никто не ответил после десяти гудков. Он вынул свой телефонный жетон и набрал домашний номер своей любовницы. Чей-то близкий голос ему ответил:
— Абонент отсутствует. Какой номер вы набирали?
Он дал номер. Сверившись со списком, служащая ответила:
— Мадемуазель Каюзак нет дома около двух недель. Она просила кое-что передать господину Жильберу.
— Это я! — воскликнул Жильбер.
— Вы должны позвонить ее матери.
Раздосадованный Жильбер повесил трубку. Очевидно, скандал, разразившийся вокруг его имени, заставил Клотильду спрятаться у матери. Жильбер не решался звонить ей. Однако ему нужно было быть в курсе того, что происходило. Он опустил другой жетон в щель и набрал номер Матушки. Он узнал голос Клотильды.
— Кло, это я. Я… я уезжал. Только что вернулся. Ты… ты получила мое письмо?
Все это, эта фальшивая веселость звучала неубедительно. Клотильда ответила уставшим голосом:
— Решись, в конце концов, прийти и все объяснить! Ты же знаешь, что это по твоей вине полиция уверена в том, что ты — убийца!
— Да, я знаю это. Но я знаю также и то, что я никогда никого не убивал.
— А как ты им это объяснишь? В твоей машине нашли кусочки земли из медонского леса. Ты слышишь, Жильбер? Анализы подтвердили, что земля, обнаруженная в твоей машине, из того места, где было совершено убийство!
— Но я невиновен! — завопил Жильбер, который снова почувствовал, как его сжимают тиски.
— Ну не знаю, Жильбер. Даже не знаю что и думать. Я тебя защищала до конца от полиции, от твоих друзей, от своей матери. Я несчастна, Жильбер. Я тебя умоляю, поступи благоразумно хотя бы раз. Пойди в полицию! Жильбер задыхался в этой тесной будке. От пота у него промокла одежда. За дверью какой-то толстяк демонстративно топтался на месте, поглядывая на часы. Жильбер закричал во весь голос:
— Я ничего не делал! Затем, понизив голос, он сказал прямо в трубку: — Ты позаботилась о Ферзевом Слоне?
— Он умер.
Что— то разорвалось в груди у Жильбера. С недоверием он переспросил:
—Умер?
— Получив твое письмо, я пошла к тебе и попыталась его забрать, но он убежал. Тогда я ему оставила еду. Когда через день утром я пришла снова, то обнаружила его задушенным на твоем письменном столе. Инспектор считает, что ты возвращался к себе и убил его.
— Но это совершеннейшая глупость! Ты же знаешь, что…
— Я ничего не знаю, Жильбер, — снова услышал он уставший голос. — Я хотела бы, чтобы все это закончилось, ты знаешь… С меня достаточно этих вопросов журналистов, полицейских. Жильбер, они даже спрашивали меня, как мы с тобой занимаемся любовью!
Ее голос сорвался, и она внезапно повесила трубку. Жильбер вышел из будки. Его покачивало. То, что в его машине обнаружили доказательство его пребывания в Медоне, было пустяком. Единственное, что имело значение — это смерть его кота.
Мужчина, ждавший у будки, толкнул его, чтобы зайти в нее, пробормотав при этом какое-то оскорбление в адрес Жильбера. Проходящие мимо люди с безразличным видом толкали его при выходе из вокзала. Он был, без сомнения, преступником, потому что все так или иначе подтверждало это, потому что даже Клотильда была уже теперь уверена в его виновности. Но существовал еще один преступник, который проник к нему в дом и убил Ферзевого Слона.
Он был как никогда одинок. У него не было больше любовницы, домашнего животного, не было больше друзей. Друзей? Он сейчас это проверит. В два счета. Орел или решка, Паскаль или Жерар.
Было еще слишком светло для того, чтобы ехать в такси или даже на метро. Он решил пойти к Жерару, который жил на улице Ренн, рядом с вокзалом Монпарнас. Маленькая бретонка, волочившая огромный чемодан, — все девушки, которых можно встретить на Монпарнасском вокзале, бретонки, — спросила с грустью у него, где находится улица Гете. Он поспешно ей объяснил, не желая задерживаться в свете витрин. Остановившись на тротуаре перед потоком машин он обернулся и увидел, как какой-то хулиган подошел к этой заблудившейся девице. Он пожал плечами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28