— Извинитесь перед всемирно известным учёным, профессором Цагароевым и освободите дорогу.
Его повелительные интонации подействовали на лейтенанта мгновенно.
— А чего, — заговорил он смущённо, — надо было сразу сказать, что профессор — в паспорте не написано. Ну извините, пошутил неудачно. — Лейтенант вернул паспорт, козырнул и важно разрешил:
— Доброго пути. Эрмитаж — дело хорошее.
И хотя теперь лейтенант повёл себя вполне корректно, Никита продолжал испытывать жуткий стыд.
— Необходимая процедура, — сказал он, чтобы сгладить неловкость.
— Да-да, — подтвердил Аскер Алиевич, — я привык и без паспорта не выхожу.
Причём это я — пожилой человек, который родился в Ленинграде, здесь вырос и, не считая ссылки в Казахстан, тут и прожил большую часть своих лет. Меня останавливают почти ежедневно, а моих племянников-студентов проверяют на каждой станции метро. Но иногда это бывает трудно объяснить гостям. Представляете: я показываю наш город коллегам из Англии или Голландии, а у меня на каждом шагу проверяют документы. Как мне им это объяснить?
Никита проводил учёного до служебного входа.
— Простите нас, Аскер Алиевич, мне очень стыдно, — сказал он, прощаясь.
ЛЮДИ ИЗ ПАСЬЯНСА
Дмитрий Самарин в очередной раз разложил свой пасьянс на столе. За неделю были обойдены и расспрошены родственники, одноклассники, девушки и соседи исчезнувших юношей. Из всех этих многообразных сведений возникало кое-какое представление о прежней жизни пропавших. И теперь он пытался отыскать те точки, в которых эти жизни пересеклись. Потому что только эти самые найденные точки пересечения, если они, конечно, были, могли стать зацепкой.
Одна зацепка лежала на поверхности — двое из исчезнувших юношей жили почти по соседству, в районе улицы Марата.
Итак, первый — Корольков Станислав Борисович. Двадцать один год, генеральный директор ООТ «Марат». Поздний ребёнок. Родился, когда матери было тридцать шесть. Мать приехала из деревни, работала дворником, потом уборщицей в жилконторе. По её словам, Стасик всегда был тихим, послушным мальчиком. После его рождения работала уборщицей в яслях — тех самых, куда отдала сына, потом вместе с ним перешла в детский сад, потом в школу.
С Корольковой разговаривала Катя. От неё она узнала ещё, что близких друзей у Станислава не было и девушек тоже.
По словам классной руководительницы, она же преподаватель математики, Стасика с трудом дотянули до восьмого класса — не справлялся с математикой и физикой. Катя записала фразу учительницы: «По причине отсутствия абстрактного мышления».
Бывшие одноклассники вспоминали Королькова с трудом, хотя со школьных времён прошло всего несколько лет. Характеризуют одинаково: «Всегда сидел в заднем углу. Тихий, незаметный».
Мать благодарна бывшему соседу по лестничной площадке Марату Соломоновичу Зальцману, в настоящее время постоянно проживающему в Израиле. По её словам, Зальцман относился к её сыну лучше, чем отец родной. Кстати, на вопрос об имени настоящего отца она отмахнулась: «Да так, договорилась с одним хорошим человеком. У него своя семья, ну, я его попросила».
Марат Соломонович в прошлом заведовал мясным отделом в универсаме, потом создал своё дело — закупал на птицефабрике в Лаголово кур и развозил их по ларькам. Ему как раз потребовался честный помощник. Сначала Стасик был грузчиком — перетаскивал лотки с курами, потом получил водительские права, с помощью все того же Марата Соломоновича купил старую «двойку» и тоже стал заниматься развозом битой птицы. Чуть больше года назад старик-благодетель решил переехать на историческую родину и оставил фирму на Стасика. Какие-то у них там были свои расчёты, что-то Стасик должен был перечислять то ли в синагогу, то ли на кладбище, где похоронены родственники Зальцмана. Мать этого точно не знает.
По словам немногочисленных сотрудников Королькова, именно в последний год неожиданно расцвёл его талант. Они и прежде любили его за вежливое обращение, а главное — за честность. Как ни странно, это помогало ему договариваться и с птицефабрикой и с «крышей». За год Станислав расширил дело, арендовал подвал, где поставил холодильные установки, и теперь его машины с курами и коробки с яйцами сновали по всему городу.
Исчез он неожиданно. Сотрудники в первый день удивились, когда не застали его в офисе, но не придали значения. Потом, когда позвонили домой и узнали, что дома он тоже не ночевал, даже порадовались: наконец, мол, и Стасик начал встречаться с девушкой, может женится… Никаких записок о том, что он собирается куда-то уехать, он не оставил. Врагов, пугающих звонков — не замечали. Долгов, от которых сейчас бегают, тоже не было.
На этой информации материалы по Королькову заканчивались. Проживал он, кстати, в Центральном районе — на Колокольной улице в доме девять. Туда в районное отделение милиции мать пропавшего и принесла заявление. Полтора месяца назад. Но только по заявлению этому никто не работал.
«Может быть, пытались отобрать фирму?» — думал Самарин.
О втором, кроме того, что его звали Василием Афиногеновым, Дмитрию Самарину было известно намного меньше. И его следовало разработать.
В половине четвёртого ночи Агния закончила набирать первую главу своей книги, выключила ноутбук, щёлкнула на кухне выключателем и вошла в комнату.
Лампа над кроватью так и не была погашена, и Агния с надеждой взглянула на спящего мужа: вдруг проснётся и согласится стать первым читателем её труда.
«Как закончишь, сразу меня поднимай», — сказал Глеб, отправляясь вечером спать.
Но сейчас Агния его пожалела. В отличие от неё он был жаворонком и отход ко сну после двенадцати принимал как чрезвычайное событие, а на ночной звонок по телефону его могла подвигнуть разве что весть о пожаре. За два года семейной жизни они оба изменили кое-какие привычки, но эти остались при них. Агния — театралка, к тому же и по профессии театральный критик, не реже пяти раз в неделю возвращалась домой именно к полуночи. Ведь после спектакля надо было встретиться с завлитом, поговорить с коллегами из других изданий, неплохо было также переброситься хотя бы несколькими фразами с ведущими актёрами, режиссёром. Театральный мир всегда отходил ко сну далеко за полночь и с трудом разлипал веки утром.
Обычно Глеб стойко её поджидал: лёжа в постели, читал что-нибудь своё, научное. Она, стараясь не громыхать стальной дверью, входила, улыбалась ему из прихожей, быстро стаскивала сапоги, накидывала на вешалку пальто — и являлась перед мужем. Тот приподнимался, чтобы поцеловать её. Почему-то они говорили друг с другом шёпотом, словно в квартире был кто-то третий и они боялись его разбудить.
Потом она шла на кухню, и тут на неё часто нападал жор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105