– Что-то здесь не так, Пандара, – произнес он, ощупывая кольцо. – Обрядом Радости мы оказываем почести умирающему, а вовсе не стараемся произвести впечатление на его друзей.
Пандара прищурилась:
– Да как вы смеете! Я прекрасно знаю, сколько Надису пожертвовал на строительство храма Мистры, если вы об этом забыли.
– Не забыл… поэтому я и должен быть с вами честен. (Гости в банкетном зале замолкли, и все глаза – кроме глаз Надису, разумеется, – обратились на Адона и Пандару.) Келемвар и Мистра даруют Ритуал Радости тем, кого считают достойными. Лично я тут ничего не решаю.
Пандара оглядела зал, лицо ее стало темнее тучи.
– Что вы такое говорите? Хотите еще денег на свой храм?
Адон покачал головой:
– Вовсе нет. Все равно это ничего бы не изменило, – Он взял Пандару за руки и заговорил очень мягко и вкрадчиво: – Я пытаюсь сказать, здесь что-то не так. Я получил знак. Избыточная роскошь Ритуала, возможно, оскорбила Келемвара, или Мистра могла засомневаться, нужно ли исполнять так много желаний. А может быть и другое: час Надису еще не пробил. Вдруг он поправится столь же внезапно, как заболел.
Пандара резко высвободила руки:
– Не будьте смешным! Конечно, Надису умрет! Смотрите, как он позеленел и круги под глазами чернее воронова крыла.
Адон вздернул бровь:
– Вам как будто не терпится.
– А что здесь такого?
В голосе Пандары не было никакой любви, и от этого Адону стало почему-то легче, хотя он был огорошен. Возможно, ее бессердечие и вызвало в нем с самого начала чувство беспокойства, хотя, разумеется, не впервые хорошему мужчине достается в жены стерва.
– Надису ждет счастье в загробной жизни, не так ли? – продолжила Пандара. – Разве не в этом смысл Ритуала?
– Одним Ритуалом ничего не добиться, – снова пояснил Адон. – Он всего лишь знак…
С возвышения раздался жуткий хрип, переросший, в стон. Надису сел и оглядел зал оторопелым взглядом. Голова его была цвета зеленой дыни и круглая, как луна, а темные глаза провалились, превратившись в два бездонных колодца.
– Пан… дара! – задыхаясь, проговорил он потрескавшимися кровоточащими губами. – Подойди… ко… мне!
Надису снова упал на ложе, издав длинный булькающий хрип.
Адон взял Пандару за руку и направился к помосту, но женщина вырвалась, покачав головой.
– Нет… ступайте сами. – Страх в ее глазах был первым человеческим чувством, проявленным к мужу. – Я не хочу его видеть… я имею в виду, в таком состоянии.
– Но он позвал вас. Возможно, это его последнее…
– Не могу! – Пандара закрыла лицо руками и отвернулась, предоставив Адону хмуро взирать на ее спину.
К патриарху приблизилась Янселдара:
– Думаю, пора. Подойдите к Надису.
Адон едва слышал хозяйку города: его мысли полностью поглотило странное поведение Пандары. Даже если она не испытывала к мужу никаких чувств, все равно полагалось соблюсти приличия.
– Пандара, в чем дело? – спросил Адон. – Ты боишься собственного мужа?
Пандара нашла в себе смелость повернуться к нему лицом, и он увидел, что она плачет.
– Нет, конечно. Я просто не хотела, – она замолчала, глядя на знатных гостей, потом вытерла слезы и продолжила: – чтобы Надису запомнил меня такой.
Адон нахмурился, услышав эту ложь; женщина явно что-то скрывала, отчего его палец чесался еще больше.
С кровати донесся длинный прерывистый стон, к краю помоста подошла улыбающаяся служанка:
– Началось!
Янселдара взяла Адона за руку.
– Разве вам не следует подойти к нему?
Адон покачал головой:
– Думаю, сейчас ничего не свершится. Пандара что-то от нас скрывает.
Янселдара зашептала Адону на ухо, в то же время подталкивая его к возвышению.
– Пандара не в своем уме, – сообщила патриарху хозяйка города. – Она то и дело заговаривается, но Надису никогда не жаловался. И он больше, чем кто-либо другой в этом городе, заботился о бедных. Окажите мне личную услугу: побудьте рядом с ним в минуту смерти.
– Как скажете, – вздохнул Адон. – Я, конечно, подойду к нему, но вы должны помнить, что никто не в силах купить…
– Благодарю, Адон. – Янселдара отпустила его руку. Слово Янселдары было законом в этом городе, к тому же она лично выделила земли под храм Мистры; Адену оставалось лишь надеяться, что хозяйка не станет вменять ему в вину, если Келемвар с Мистрой откажутся благословить Ритуал. Он поднялся по ступеням и подошел к умирающему, чувствуя на себе жадные взгляды со всех сторон. В воздухе зависло жуткое зловоние, простыни были испачканы отвратительной жидкостью, сочащейся из всех пор раздувшегося тела. Кончики пальцев умирающего почернели и отвалились. Патриарх не представлял, что за недуг свалил беднягу, который еще утром был здоров как бык,
Надису поднял трепещущие веки, но его глаза казались двумя черными дырами. Он поднял разбухшую руку:
– Пандара!
Адон присел на краешек постели и взял его за руку. Кожа Надису на ощупь была склизкой, а плоть под ней мягкой, как губка.
– Нет, Надису. Это Адон.
– Адон? – Надису вцепился в руку патриарха и с усилием сел, после чего обратил свой взгляд на подвесной потолок. – Простите меня, милорд! Простите мое неверное сердце!
По залу прошелся рокот изумления. Пандара вскрикнула и упала на стул, но никто не обратил на нее внимания. Все в зале – и гости, и артисты, и слуги – не сводили глаз с помоста. Кольцо Адона начало раскаляться. Он попытался высвободить руку из хватки Надису и не сумел, ибо тот стал силен, как великан. Алмаз начал предупреждающе светиться, лучи серебристого света пробились сквозь пальцы Надису и затанцевали на потолке.
– Глядите! Ритуал! – раздался чей-то крик.
В зале воцарилась тишина: все гости Пандары принялись загадывать маленькие желания. Только Адон знал, что он в беде. Кольцо так раскалилось, что уже обжигало палец. Он ударил свободной рукой Надису по голове.
– Эй! – завопил кто-то из гостей. – Это что, часть Ритуала?
Надису не ослабил хватку, а лишь посмотрел Адону в лицо:
– Кайрик, Единственный и Вездесущий! Забери меня к себе!
Хотя Надису говорил одновременно на тысячу голосов, все они звучали не громче шепота, такого тихого, что из всех собравшихся в зале только Адон его услышал. Патриарх неловко потянулся и вытащил из петли на поясе палицу.
– Что он делает? – закричали в толпе.
Провалившиеся глаза больного начали вылезать из орбит. Черные и глубокие, как могила. Адон глянул в них, и ему показалось, что из их глубин поднялась чернильная тьма, чтобы его поглотить.
– Остановите патриарха! – раздался вопль.
Адон размахнулся палицей и ударил по разбухшей голове Надису. Золотой обод кольца уже обуглил кожу на его пальце. Тогда Адон воззвал к своей богине:
– Мистра!
Мистра? –прозвучало у Адона в голове. Это был резкий, шипящий, злобный голос, который он узнал, хотя и слышал его больше десяти лет назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103