— Нет, вы не ошибаетесь.
— Тогда для экономии времени открываю тебе карты, хотя ты, как замена Феогену, их от Кирина и так более-менее должен знать. Короче, помогаю я своей грядкой в крутых делах епископу Артемию. Против меня с вашей стороны стояла бригада генерала Белокрылова. Что вроде бы нам с ним делить, кроме трупов? Работаем-то в одинаковой завязке на паханов: он на своих, я на своих. Но эта паскуда в «перьях» намедни так отличилась, что мне уже психологический крайняк. Как бы дело чести теперь для меня Белокрыла достать! — Вован разволновался, не заметил, как досмолил папиросу до самого мундштука, подавился горечью осадка, стал плеваться.
— Что же вас возмутило в действиях Белокрылова? — осведомился Ветлуга, после того как бригадир вытер губы.
— С кабаком «Техас» он обнаглел. Люди в нем оттягиваются, отдыхают, зачем же там срать, кипишь устраивать? Он до того положил моих троих на своей даче? Лады, без претензий. Я фрайернулся, он попользовался. Это нормально. А «Техас» — это беспредел. Сплошное бакланство! Должен же он уважать хоть какие понятия!
Вадим едва сдержался, чтобы не рассмеяться. Заметил:
— Да ведь Белокрылов — генерал КГБ. У него на все свои понятия.
Вован тоже был непрост. Изобразив возмущение белокрыловским «беспределом», он промолчал о главной причине, вынуждающей его угробить генерала во что бы то ни стало. Ее называл когда-то еще Сверчок: за систематические промахи в борьбе с белокрыловской спецбригадой Вована решили убрать с бригадирства. А это значило для него, что снова подняться ему никогда не удастся. Как и в любом рыночном бизнесе, стареющий бригадир окончательно проигрывал в проблеме «отцов» и «детей» — на вакансии оголтело лезли молодые «отморозки».
Догадывался о ситуации Вована Ветлуга. Причем, в отличие от своего предшественника Феогена, Белокрылов у Вадима никаких симпатий не вызывал. Генерал даже раздражал его своей привычкой контролировать всех и все на работе. Леонтий Александрович с самого начала был поставлен митрополитом Кирином в особое положение, он работал по своему автономному плану, а Ветлуга должен был вроде каптерщика обеспечивать его любые причуды.
— А мне хер с ним, генерал — не генерал! — воскликнул Вован. — Короче, братки тебя сюда приволокли, чтобы ты лично проводил меня к Белокрылу.
Ветлуга откашлялся в кулак, пригладил бороденку, стал объяснять:
— И я с вами буду напрямую. Не нравится мне Белокрылов. Он другом был отцу Феогену, царствие ему небесное. А мне с генералом уже не подружиться. Вы, Вован, человек опытный и в административных делах. Вот и поймите: когда я на этот участок пришел, Белокрылов на нем уже ветераном стал. У него свои заслуги и свои амбиции. В связи с этим и еще рядом причин, которые, ей Богу, мне неизвестны, владыко Кирин поставил генерала как бы на особый счет. Мне такое неприятно.
— Так и отдай мне Белокрыла! Где он сейчас в заныре?
— Я вам его и отдам, Вован. Ей Богу! — Вадим перекрестился. — Но пока о местонахождении генерала абсолютно ничего не ведаю. Я к делам только-только приступил. Белокрылов на меня еще не выходил ни по каким вопросам.
Молчал бригадир, сжав твердые губы под стрелами усов, давил испытывающим взглядом тщедушного попа перед собой. Он совершенно не церемонился с Феогеном, пытая и убивая того, потому что с самого начала раскусил тухлое нутро архимандрита. Сейчас же чуял, что попенок перед ним, несмотря на хилость, был другого характера.
— Лады, — наконец сказал Вован. — Попробую поверить. Три дня тебе сроку, чтобы вычислил Белокрыла. Хватит?
— Вполне.
— Ну и лады, — повторил бригадир. — Кинешь меня, пулю сразу получишь у тех ворот, откуда сняли сегодня тебя.
Вован встал из-за стола, сгреб с него пачку «Беломора» в карман, подмигнул отцу Вадиму. Пошел распорядиться, чтобы с ветерком домчали «подследственного» Ветлугу обратно в Москву, в монастырь.
* * *
В мафиозном хозяйстве митрополита Кирина дела по большому счету наладились. Терпел поражение клан епископа Артемия, причем не только из-за промахов его ударного Вована, а и по внезапно сгустившимся тучам над головой самого Артемия.
Признак беды, грядущей с престола патриарха, грозно прозвучал для Екиманова, когда Лола Шубина, такая же у епископа негласная заместительница, как Ветлуга у Гоняева, не получила очередных денежных сумм по своему Фонду «Святая Русь» из Управления делами Московской Патриархии. Артемий вынужден был позвонить туда самому управляющему архиепископу Сергию, еще одному своему влиятельнейшему врагу, но тот не соизволил даже взять трубку. А подручный этого владыки, раньше всегда предельно вежливый монашек, вдруг выпалил, очевидно цитируя своего хозяина:
— У Лолы Шубиной не вышло, так, возможно, получится у брата Лолия…
— Какого Лолия?! — воскликнул Артемий и осекся, быстро скомкал, завершил разговор.
Дело в том, что энергичнейшая Лола Шубина была обязана превращением в компаньонку Артемия номер один только своему прекрасному, ангельски выглядящему из-за голубых очей и золотых волос брату Лолию. Артемий Екиманов был гомосексуалистом, влюбился в нигде не работающего шалопая Лолия, взял его на содержание, как когда-то архимандрит Феоген бывшую монашку Маришу. Епископ платил своему красавцу-любовнику большие деньги, на которые тот снимал отличную квартиру и принимал там Артемия самым секретным образом.
Сразу узнала об этом и мгновенно воспользовалась ситуацией сестра Лолия, став ближайшим доверенным лицом епископа. Ей обнародовать страсть Артемия было так же невыгодно, как ему самому, поэтому Екиманов давно успокоился насчет возможной огласки. И вот тебе на! Помощник врага-архиепископа будто бы невзначай бросил это никому не известное, крайне редкое имя Лолий, что в переводе с греческого означает-трава «куколь».
Артемию стало ясно, что его порок открылся. Как это выяснили? Екиманов подумал о промашке, которую допустил некоторое время назад, и всем, что за ней последовало.
К нему за благословением на поездку в Московскую духовную академию пришел молодой дьякон. В конце аудиенции тот, как положено, приложился губами к руке владыки. Но пленил Артемия смазливый молодой человек, не выдержал епископ и сказал:
— Поцелуй своего владыку в уста.
Дьякон с недоумением приблизил свои губы, в то время как Артемий пригнул его голову к себе и страстно поцеловал в рот. Потом епископ обнял растерявшегося посетителя, прижавшись к тому всем телом.
Вскоре епископу верный человек из прихода этого дьякона просигналил, что тот обиделся таким обхождением. Артемий дополнительно навел справки о настроении дьякона через своих стукачей, информирующих его на самые разные темы со всех концов епархии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70