разгерметизация корпуса — значит вниз, вниз, резко вниз!
Здоровенный, как медведь, под стать своему самолету, подполковник что есть силы отжал рогули штурвала вперед.
Многотонная масса «Руслана» не давала быстро выполнить маневр экстренного снижения — рули управления отзывались с задержкой. Но вот громадная летающая машина послушалась и пошла к земле. Все быстрей, все круче… Меньше чем через минуту «Руслан» уже плыл на высоте четыре тысячи двести метров, командир выровнял его и, снизив скорость, перевел в горизонтальный полет. Струя воздуха из отверстия била уже не с такой силой.
— Командир! Включай сигнал бедствия! — заорал Сергей. — Сигнал «секьюрити» или «мейдей»! Тот порывисто обернулся:
— Откуда знаешь?!
— От верблюда! — крикнул Пастух. — Врубай, ну!
— Вся связь отказала! Вся начисто! Глушняк!
* * *
— Ладно! Хватит в секреты играть, — решился Голубков и посмотрел в глаза Макарычеву. — Я тебя знаю, ты — меня. Не продадим. Назови только имя твоего главного фигуранта.
— Генерал Курцевский. Двигатель «Зодиака», так?
— Ты… ты со своими можешь связаться? — закричал Голубков.
— Не могу. Пока — не могу. По условиям плана операции. А ты со своими?
— Я и подавно.
— Давай назад! — зарычал Макарычев. — Назад, Костя! Скорее на аэродром! Надо связаться с экипажем, любой ценой дать им знать. «Свой своих не познаша»!
— Нельзя, — замотал головой Голубков. — Там наверняка сейчас всюду люди Курцевского. Завалим все. И свою операцию, и вашу.
— Но экипаж-то самолета наш, понимаешь? Они включены в схему операции.
Откинувшись на сиденья и закрыв глаза, нервно шевеля губами, Голубков мучительно искал выход из сложившейся ситуации. Разобщенность и несогласованность работы спецслужб, кажется, загубила все дело.
Никакого выхода не находилось. И Голубков чувствовал, что сердце сейчас разорвется в груди, как граната.
— К черту аэродром! — крикнул Макарычев. — Единственный шанс — через наш канал ФСБ связаться с оперативным дежурным главного штаба ВВС и военно-транспортной авиации. Передать на борт, чтобы сымитировали критическую неисправность — отказ двигателя, отказ управления — что угодно. Пусть идут, как будто на вынужденную, на любую точку по маршруту, где только может сесть «Руслан». А уж там, на земле, как Бог даст. Другого выхода просто нет.
— Ладно, — сказал Голубков. — Связывайся с дежурным. А я пока доложу своему начальству.
Константин Дмитриевич вытащил из внутреннего кармана подполковничьего кителя мобильный телефон спецсвязи. Нифонтов тут же снял трубку. Полковник Голубков кратко обрисовал положение.
— А-а, черт! — воскликнул Нифонтов. — Ваши действия?
Голубков ответил. Нифонтов молчал с минуту. Потом сказал:
— Ну, хорошо, согласен. Только бы не опоздать. В это же время Макарычев по горячему каналу связи соединился с оперативным дежурным главного штаба Военно-воздушных Сил и потребовал напрямую соединить его с «Русланом» — бортовой номер 48‑220.
— Сейчас узнаю, — отозвался дежурный.
Вновь потянулись минуты ожидания.
Наконец сквозь треск помех донеслось:
— Борт сорок восемь — двести двадцать не отвечает. Связь потеряна… Оба полковника молча глядели друг на друга остановившимися от ужасного известия глазами.
* * *
…"Руслан" летел наобум, без связи с землей, рискуя в любую секунду столкнуться с другим самолетом — вся надежда была только на военных и гражданских диспетчеров службы воздушного движения — они могли по своим локаторам развести их с воздушными судами на встречных курсах… И летчики и Пастух отлично понимали — что значит оказаться в таком положении в ночном небе.
В это время в грузовом отсеке внезапно послышались оглушительные удары и треск дерева. Один из ящиков груза внезапно рассыпался, за ним развалился второй, и из них прямо по доскам выскочили восемь могучих молодых мужчин в черных комбинезонах и стальных касках с прозрачными забралами, с маленькими автоматами «клин» в руках и автономными ранцами жизнеобеспечения за спиной.
Один за другим они ринулись наверх. Двое ворвались в рубку бортрадиста, где Боцман держал на прицеле поднявшего руки вверх изменника майора.
— Сука! — заорал один из них Хохлову. — Кидай ствол!
Очумевший Боцман, не в силах уразуметь, что происходит, подскочил, рванулся в сторону, успев лягнуть ногой одного из нападавших, но в то же мгновение был надежно обездвижен неизвестными в черном.
— Что, гад, — прохрипел, наклонившись над ним и защелкивая наручники, один из ворвавшихся, — не вышла затея?
В этот момент майор-бортрадист словно очнулся и торопливо переключил несколько тумблеров на панели радиостанции.
— Мужики! Он с ними! — заорал Боцман. — С угонщиками! Держите его! Он сейчас своим отсигналит!
— Ты, что ли, не угонщик? — дрожа от возбуждения, оскалился второй в черном.
Но почему-то все же послушался, крутанул кресло бортрадиста, так что тот оказался спиной к пультам.
Пастух сражался с тремя неизвестными в черном. Но те одолели, скрутили, швырнули на пол и тоже замкнули наручники на его запястьях и лодыжках. Один из нежданных попутчиков наклонился к командиру.
— Ну, ты молодчага, подполковник! — еще в азарте схватки, быстро выговорил он. — Просто герой! Все четко сделал! Лучше, чем по плану. Что тут было-то хоть?
Мы там в этих сундуках сидели на связи, так и не поняли ни хрена.
— А я, что ли, понял? — тяжело дыша, пробасил командир.
— Ну ничего, мы сейчас со всеми разберемся! — тот, что, как видно, командовал этими «черными», выскочил из пилотской, ошарашено оглядел пейзаж после битвы.
В проходе лежал окровавленный бортинженер. За порожком пилотской валялись двое. Один — майор Боб, которого «загасил» Пастух, уже приходил в себя и что-то хрипло мычал, второй был мертв, и вид его был страшен — рот разорвало в лоскуты непонятной силой. Чуть дальше к хвосту на полу радиорубки корчился скованный наручниками здоровенный детина с рассеченной губой, и плюясь кровью, отчаянно матерился. Рядом, спиной к радиооборудованию, сидел радист в майорских погонах, серо-зеленый, как мертвец. Еще дальше по проходу, за креслами, ворочался еще один, в пятнисто-зеленом камуфляже. Его руки и ноги тоже надежно фиксировали наручники.
— Ни-и хрена не понимаю! — повертев головой, пожал плечами старший из «черных». — Что тут делалось-то? Вроде без нас обошлось… Он склонился над Пастухом. С силой рванул с него кислородную маску. Да так и сел: перед ним лежал, сузив холодные серые глаза, не кто иной, как его старый друг по командному училищу офицеров спецназа Серега Пастухов.
— Мать моя! — не веря глазам своим, покачал он головой. — Никак Пастух! Сука порченая! Ты с кем же это снюхался?
Вглядываясь, часто-часто заморгал Пастух.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
Здоровенный, как медведь, под стать своему самолету, подполковник что есть силы отжал рогули штурвала вперед.
Многотонная масса «Руслана» не давала быстро выполнить маневр экстренного снижения — рули управления отзывались с задержкой. Но вот громадная летающая машина послушалась и пошла к земле. Все быстрей, все круче… Меньше чем через минуту «Руслан» уже плыл на высоте четыре тысячи двести метров, командир выровнял его и, снизив скорость, перевел в горизонтальный полет. Струя воздуха из отверстия била уже не с такой силой.
— Командир! Включай сигнал бедствия! — заорал Сергей. — Сигнал «секьюрити» или «мейдей»! Тот порывисто обернулся:
— Откуда знаешь?!
— От верблюда! — крикнул Пастух. — Врубай, ну!
— Вся связь отказала! Вся начисто! Глушняк!
* * *
— Ладно! Хватит в секреты играть, — решился Голубков и посмотрел в глаза Макарычеву. — Я тебя знаю, ты — меня. Не продадим. Назови только имя твоего главного фигуранта.
— Генерал Курцевский. Двигатель «Зодиака», так?
— Ты… ты со своими можешь связаться? — закричал Голубков.
— Не могу. Пока — не могу. По условиям плана операции. А ты со своими?
— Я и подавно.
— Давай назад! — зарычал Макарычев. — Назад, Костя! Скорее на аэродром! Надо связаться с экипажем, любой ценой дать им знать. «Свой своих не познаша»!
— Нельзя, — замотал головой Голубков. — Там наверняка сейчас всюду люди Курцевского. Завалим все. И свою операцию, и вашу.
— Но экипаж-то самолета наш, понимаешь? Они включены в схему операции.
Откинувшись на сиденья и закрыв глаза, нервно шевеля губами, Голубков мучительно искал выход из сложившейся ситуации. Разобщенность и несогласованность работы спецслужб, кажется, загубила все дело.
Никакого выхода не находилось. И Голубков чувствовал, что сердце сейчас разорвется в груди, как граната.
— К черту аэродром! — крикнул Макарычев. — Единственный шанс — через наш канал ФСБ связаться с оперативным дежурным главного штаба ВВС и военно-транспортной авиации. Передать на борт, чтобы сымитировали критическую неисправность — отказ двигателя, отказ управления — что угодно. Пусть идут, как будто на вынужденную, на любую точку по маршруту, где только может сесть «Руслан». А уж там, на земле, как Бог даст. Другого выхода просто нет.
— Ладно, — сказал Голубков. — Связывайся с дежурным. А я пока доложу своему начальству.
Константин Дмитриевич вытащил из внутреннего кармана подполковничьего кителя мобильный телефон спецсвязи. Нифонтов тут же снял трубку. Полковник Голубков кратко обрисовал положение.
— А-а, черт! — воскликнул Нифонтов. — Ваши действия?
Голубков ответил. Нифонтов молчал с минуту. Потом сказал:
— Ну, хорошо, согласен. Только бы не опоздать. В это же время Макарычев по горячему каналу связи соединился с оперативным дежурным главного штаба Военно-воздушных Сил и потребовал напрямую соединить его с «Русланом» — бортовой номер 48‑220.
— Сейчас узнаю, — отозвался дежурный.
Вновь потянулись минуты ожидания.
Наконец сквозь треск помех донеслось:
— Борт сорок восемь — двести двадцать не отвечает. Связь потеряна… Оба полковника молча глядели друг на друга остановившимися от ужасного известия глазами.
* * *
…"Руслан" летел наобум, без связи с землей, рискуя в любую секунду столкнуться с другим самолетом — вся надежда была только на военных и гражданских диспетчеров службы воздушного движения — они могли по своим локаторам развести их с воздушными судами на встречных курсах… И летчики и Пастух отлично понимали — что значит оказаться в таком положении в ночном небе.
В это время в грузовом отсеке внезапно послышались оглушительные удары и треск дерева. Один из ящиков груза внезапно рассыпался, за ним развалился второй, и из них прямо по доскам выскочили восемь могучих молодых мужчин в черных комбинезонах и стальных касках с прозрачными забралами, с маленькими автоматами «клин» в руках и автономными ранцами жизнеобеспечения за спиной.
Один за другим они ринулись наверх. Двое ворвались в рубку бортрадиста, где Боцман держал на прицеле поднявшего руки вверх изменника майора.
— Сука! — заорал один из них Хохлову. — Кидай ствол!
Очумевший Боцман, не в силах уразуметь, что происходит, подскочил, рванулся в сторону, успев лягнуть ногой одного из нападавших, но в то же мгновение был надежно обездвижен неизвестными в черном.
— Что, гад, — прохрипел, наклонившись над ним и защелкивая наручники, один из ворвавшихся, — не вышла затея?
В этот момент майор-бортрадист словно очнулся и торопливо переключил несколько тумблеров на панели радиостанции.
— Мужики! Он с ними! — заорал Боцман. — С угонщиками! Держите его! Он сейчас своим отсигналит!
— Ты, что ли, не угонщик? — дрожа от возбуждения, оскалился второй в черном.
Но почему-то все же послушался, крутанул кресло бортрадиста, так что тот оказался спиной к пультам.
Пастух сражался с тремя неизвестными в черном. Но те одолели, скрутили, швырнули на пол и тоже замкнули наручники на его запястьях и лодыжках. Один из нежданных попутчиков наклонился к командиру.
— Ну, ты молодчага, подполковник! — еще в азарте схватки, быстро выговорил он. — Просто герой! Все четко сделал! Лучше, чем по плану. Что тут было-то хоть?
Мы там в этих сундуках сидели на связи, так и не поняли ни хрена.
— А я, что ли, понял? — тяжело дыша, пробасил командир.
— Ну ничего, мы сейчас со всеми разберемся! — тот, что, как видно, командовал этими «черными», выскочил из пилотской, ошарашено оглядел пейзаж после битвы.
В проходе лежал окровавленный бортинженер. За порожком пилотской валялись двое. Один — майор Боб, которого «загасил» Пастух, уже приходил в себя и что-то хрипло мычал, второй был мертв, и вид его был страшен — рот разорвало в лоскуты непонятной силой. Чуть дальше к хвосту на полу радиорубки корчился скованный наручниками здоровенный детина с рассеченной губой, и плюясь кровью, отчаянно матерился. Рядом, спиной к радиооборудованию, сидел радист в майорских погонах, серо-зеленый, как мертвец. Еще дальше по проходу, за креслами, ворочался еще один, в пятнисто-зеленом камуфляже. Его руки и ноги тоже надежно фиксировали наручники.
— Ни-и хрена не понимаю! — повертев головой, пожал плечами старший из «черных». — Что тут делалось-то? Вроде без нас обошлось… Он склонился над Пастухом. С силой рванул с него кислородную маску. Да так и сел: перед ним лежал, сузив холодные серые глаза, не кто иной, как его старый друг по командному училищу офицеров спецназа Серега Пастухов.
— Мать моя! — не веря глазам своим, покачал он головой. — Никак Пастух! Сука порченая! Ты с кем же это снюхался?
Вглядываясь, часто-часто заморгал Пастух.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114