Слишком невзрачен. Лицо мне его знакомо.
— Еще бы! Это наш папа, хозяин всего и вся, меценат, серый кардинал, его пальчики двигают марионетками. Олигарх Грановский, старший брат нашего художественного руководителя, истинный владелец театра. Короче говоря, мистер Твистер, бывший министр, владелец заводов, газет, пароходов. Один из самых богатейших людей страны. Не приемлет слово «олигарх», предпочитает, чтобы его называли магнатом, а также не любит слово «спонсор», называя себя меценатом. Ведет себя очень скромно. Часто присутствует на наших тусовках, поднимая их престиж. С таким человеком все хотят водить дружбу. Рядом стоит его жена, на полголовы выше. Очень умная дама, когда-то была красавицей. Григорию Грановскому пятьдесят пять, а ей пятьдесят три. Мне она очень нравится. Зовут ее Марина Сергеевна. Обладает невероятным чутьем, вкусом, незаурядным умом и очень женственна. Не понимаю, как можно изменять такой женщине!
— Значит, олигархи подвержены тем же слабостям? Ничто земное им не чуждо?
— Смотрите, Александр Иваныч, за спиной олигарха стоит высокий красавец. Безукоризненно одет. На нем ботинки по тысяче долларов каждый. Голубые глаза, седина на висках, мужественное лицо, но не актер. Верзин Игорь Павлович — личный адвокат Грановского. Когда-то он был прокурором Краснодарского края. Как он попал в услужение к Грановскому, никто не знает. Тоже не молод, около пятидесяти. А возле адвоката стоит рыжеволосая красавица, Соня Кантимирова, бывшая топ-модель. Глупа как пробка, но красива до безобразия. Ее всегда сопровождает Верзин, но ни для кого не секрет, что Соня — любовница Грановского-старшего. Жена все знает, разумеется. Марина Сергеевна, как я уже говорил, очень умна. Но что ей делать? Приходится мириться. Грановский сколачивал свой капитал не без ее помощи, они прожили двадцать лет, не разводиться же.
— Теперь мне понятно, что за группа головорезов стоит в стороне. Телохранители олигарха?
— Вряд ли кто станет на него покушаться, но по статусу положено иметь команду секьюрити.
— Давай, Дима, вернемся к артистам. Они меня больше интересуют. С Хмельницкой я уже знаком. Это она принесла револьвер в театр. А что за дама стоит с ней рядом?
— Вряд ли ее можно назвать дамой. Выглядит старше своих лет. Потаскуха не в меру. Анна Железняк, двадцать семь лет, моя ровесница и сокурсница. Мы вместе кончали «Щуку». Способная девица, четвертый раз замужем, но, кажется, опять свободна. Три главные роли в театре, только благодаря тому, что спит с Грановским-младшим. Правда, он спал со всеми. Двое мужчин, стоящих сбоку, это Кирилл Константинович Костенко и Сергей Владимирович Птицын. Костенко — монополист. Все роли отцов и дедов неизменно достаются ему. Очень серьезный дяденька, шахматист, коллекционирует ордена и медали, вдовец, шестьдесят лет. Птицыну сорок, и они дружат. Все время вместе, не разлей вода. Птицын ходячий кладезь анекдотов, очень остроумен и беззаботен. Что их связывает, понять не могу.
— А что скажешь, Дима, о Галине Леско, которая сменила покойную Фартышеву на сцене?
— Пожалуй, самая талантливая актриса. Ей за сорок пять, но выглядит шикарно. Талант от Бога, но по жизни — кошмарная интриганка и сплетница. Муж — летчик, полковник, она живет неплохо, но завидует всем и вся. Разговаривая с вами, она обольет меня грязью, стоит вам отойти, как такой же ушат нечистот выльется на вашу голову.
— Исчерпывающая характеристика. А тот молодой человек кто? В сером пальто, курчавый блондин.
— Я думал, вы его знаете. Это наш новый автор, майор милиции Петр Александрович Колодяжный, один из самых читаемых авторов на сегодняшний день. Не понятно, как его угораздило попасть в милицию. Он скорее похож на дельца. Очень расчетлив, находчив, за словом в карман не лезет, в полемике убедителен и доволен собой. Скажет фразу — и тут же смотрит, кто как на нее среагировал. Для милиционера в нем слишком много позерства. Правда, он не понимает, что театр не милиция, тут ему найдутся достойные соперники, и над ним немного посмеиваются. В сравнении с нашими китами он желторотый птенец. Но ему кажется, будто он мэтр и может поучать стреляных воробьев. Это мои личные наблюдения. Ведь Колодяжный присутствовал на всех репетициях своей пьесы. Непонятно, когда он жуликов ловит.
— Он их не ловит, Дима. Колодяжный работает в аналитическом отделе. Это нечто другое. Там изучают психологию преступников, а не ловят их. Но твоя оценка очень любопытная. Ты наблюдательный молодой человек.
— У нас в институте был предмет «Наблюдения». Мы целый семестр показывали этюды по собственным наблюдениям. Вот глаз и пристрелялся. А потом, я говорил в основном о недостатках, которые бросаются в глаза. Куда трудней замечать достоинства людей.
— Однако ты, Дима, самокритичен.
— Возможно, болото по имени «театр» меня еще не до конца засосало.
Заиграл оркестр. Гроб с телом опустили в могилу. Женщины плакали, мужчины скорбно стояли, склонив головы. Белые платочки аккуратно промакивали тонированные щечки, стараясь не повредить макияж. Начал накрапывать дождь. Раскрылись зонты, и похоронная процессия потянулась к воротам.
Трифонов нагнал Колодяжного и присоединился к нему, пользуясь тем, что автор шел один.
— Здравствуйте, Петр Александрович. Меня зовут Александр Иваныч. Я из следственной бригады. Могу я задать вам пару вопросов?
— Разумеется, мой долг помогать следствию. Я это очень хорошо понимаю.
— Скажите, пожалуйста, когда вы принесли пьесу в театр?
— В середине мая, пятнадцатого или шестнадцатого. Двадцатого мне позвонил Антон Грановский и сказал, что пьеса утверждена, осталось только формальное согласование. Я не понял, о чем идет речь, и только потом мне разъяснили, что весь репертуар согласовывается с Григорием Грановским. Ведь это он финансирует все постановки. Меня пригласили в театр на чтение. Двадцать третьего я приехал в «Триумф» и читал пьесу вслух труппе. Потом главный режиссер объявил имена актеров, которые будут заняты в спектакле, и мы заключили договор. Репетировали полтора месяца, а затем театр закрыл сезон и все ушли в отпуск. Репетиции возобновились в сентябре, и первого октября сыграли премьеру.
— А когда вы закончили писать пьесу?
— Второго апреля.
— Кто-нибудь ее читал до того, как она попала в руки Грановского?
— Нет, в издательство я ее не относил. Она специально писалась для театра. Я хотел предложить ее «Современнику», но не смог пробиться к ним. А в «Триумфе» меня тут же приняли.
— Вы остались довольны постановкой?
— Трудно сказать. Автор видит по-своему, режиссер по-своему. У театра свои законы, у литературы свои, а у кино — третьи. Найти консенсус между автором, режиссером и продюсером удается крайне редко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
— Еще бы! Это наш папа, хозяин всего и вся, меценат, серый кардинал, его пальчики двигают марионетками. Олигарх Грановский, старший брат нашего художественного руководителя, истинный владелец театра. Короче говоря, мистер Твистер, бывший министр, владелец заводов, газет, пароходов. Один из самых богатейших людей страны. Не приемлет слово «олигарх», предпочитает, чтобы его называли магнатом, а также не любит слово «спонсор», называя себя меценатом. Ведет себя очень скромно. Часто присутствует на наших тусовках, поднимая их престиж. С таким человеком все хотят водить дружбу. Рядом стоит его жена, на полголовы выше. Очень умная дама, когда-то была красавицей. Григорию Грановскому пятьдесят пять, а ей пятьдесят три. Мне она очень нравится. Зовут ее Марина Сергеевна. Обладает невероятным чутьем, вкусом, незаурядным умом и очень женственна. Не понимаю, как можно изменять такой женщине!
— Значит, олигархи подвержены тем же слабостям? Ничто земное им не чуждо?
— Смотрите, Александр Иваныч, за спиной олигарха стоит высокий красавец. Безукоризненно одет. На нем ботинки по тысяче долларов каждый. Голубые глаза, седина на висках, мужественное лицо, но не актер. Верзин Игорь Павлович — личный адвокат Грановского. Когда-то он был прокурором Краснодарского края. Как он попал в услужение к Грановскому, никто не знает. Тоже не молод, около пятидесяти. А возле адвоката стоит рыжеволосая красавица, Соня Кантимирова, бывшая топ-модель. Глупа как пробка, но красива до безобразия. Ее всегда сопровождает Верзин, но ни для кого не секрет, что Соня — любовница Грановского-старшего. Жена все знает, разумеется. Марина Сергеевна, как я уже говорил, очень умна. Но что ей делать? Приходится мириться. Грановский сколачивал свой капитал не без ее помощи, они прожили двадцать лет, не разводиться же.
— Теперь мне понятно, что за группа головорезов стоит в стороне. Телохранители олигарха?
— Вряд ли кто станет на него покушаться, но по статусу положено иметь команду секьюрити.
— Давай, Дима, вернемся к артистам. Они меня больше интересуют. С Хмельницкой я уже знаком. Это она принесла револьвер в театр. А что за дама стоит с ней рядом?
— Вряд ли ее можно назвать дамой. Выглядит старше своих лет. Потаскуха не в меру. Анна Железняк, двадцать семь лет, моя ровесница и сокурсница. Мы вместе кончали «Щуку». Способная девица, четвертый раз замужем, но, кажется, опять свободна. Три главные роли в театре, только благодаря тому, что спит с Грановским-младшим. Правда, он спал со всеми. Двое мужчин, стоящих сбоку, это Кирилл Константинович Костенко и Сергей Владимирович Птицын. Костенко — монополист. Все роли отцов и дедов неизменно достаются ему. Очень серьезный дяденька, шахматист, коллекционирует ордена и медали, вдовец, шестьдесят лет. Птицыну сорок, и они дружат. Все время вместе, не разлей вода. Птицын ходячий кладезь анекдотов, очень остроумен и беззаботен. Что их связывает, понять не могу.
— А что скажешь, Дима, о Галине Леско, которая сменила покойную Фартышеву на сцене?
— Пожалуй, самая талантливая актриса. Ей за сорок пять, но выглядит шикарно. Талант от Бога, но по жизни — кошмарная интриганка и сплетница. Муж — летчик, полковник, она живет неплохо, но завидует всем и вся. Разговаривая с вами, она обольет меня грязью, стоит вам отойти, как такой же ушат нечистот выльется на вашу голову.
— Исчерпывающая характеристика. А тот молодой человек кто? В сером пальто, курчавый блондин.
— Я думал, вы его знаете. Это наш новый автор, майор милиции Петр Александрович Колодяжный, один из самых читаемых авторов на сегодняшний день. Не понятно, как его угораздило попасть в милицию. Он скорее похож на дельца. Очень расчетлив, находчив, за словом в карман не лезет, в полемике убедителен и доволен собой. Скажет фразу — и тут же смотрит, кто как на нее среагировал. Для милиционера в нем слишком много позерства. Правда, он не понимает, что театр не милиция, тут ему найдутся достойные соперники, и над ним немного посмеиваются. В сравнении с нашими китами он желторотый птенец. Но ему кажется, будто он мэтр и может поучать стреляных воробьев. Это мои личные наблюдения. Ведь Колодяжный присутствовал на всех репетициях своей пьесы. Непонятно, когда он жуликов ловит.
— Он их не ловит, Дима. Колодяжный работает в аналитическом отделе. Это нечто другое. Там изучают психологию преступников, а не ловят их. Но твоя оценка очень любопытная. Ты наблюдательный молодой человек.
— У нас в институте был предмет «Наблюдения». Мы целый семестр показывали этюды по собственным наблюдениям. Вот глаз и пристрелялся. А потом, я говорил в основном о недостатках, которые бросаются в глаза. Куда трудней замечать достоинства людей.
— Однако ты, Дима, самокритичен.
— Возможно, болото по имени «театр» меня еще не до конца засосало.
Заиграл оркестр. Гроб с телом опустили в могилу. Женщины плакали, мужчины скорбно стояли, склонив головы. Белые платочки аккуратно промакивали тонированные щечки, стараясь не повредить макияж. Начал накрапывать дождь. Раскрылись зонты, и похоронная процессия потянулась к воротам.
Трифонов нагнал Колодяжного и присоединился к нему, пользуясь тем, что автор шел один.
— Здравствуйте, Петр Александрович. Меня зовут Александр Иваныч. Я из следственной бригады. Могу я задать вам пару вопросов?
— Разумеется, мой долг помогать следствию. Я это очень хорошо понимаю.
— Скажите, пожалуйста, когда вы принесли пьесу в театр?
— В середине мая, пятнадцатого или шестнадцатого. Двадцатого мне позвонил Антон Грановский и сказал, что пьеса утверждена, осталось только формальное согласование. Я не понял, о чем идет речь, и только потом мне разъяснили, что весь репертуар согласовывается с Григорием Грановским. Ведь это он финансирует все постановки. Меня пригласили в театр на чтение. Двадцать третьего я приехал в «Триумф» и читал пьесу вслух труппе. Потом главный режиссер объявил имена актеров, которые будут заняты в спектакле, и мы заключили договор. Репетировали полтора месяца, а затем театр закрыл сезон и все ушли в отпуск. Репетиции возобновились в сентябре, и первого октября сыграли премьеру.
— А когда вы закончили писать пьесу?
— Второго апреля.
— Кто-нибудь ее читал до того, как она попала в руки Грановского?
— Нет, в издательство я ее не относил. Она специально писалась для театра. Я хотел предложить ее «Современнику», но не смог пробиться к ним. А в «Триумфе» меня тут же приняли.
— Вы остались довольны постановкой?
— Трудно сказать. Автор видит по-своему, режиссер по-своему. У театра свои законы, у литературы свои, а у кино — третьи. Найти консенсус между автором, режиссером и продюсером удается крайне редко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83