Но вы позвоните три раза, и я вам открою.
— Большое спасибо, — сказал я. — И спасибо вам за тубифексов. Мистер Ромили будет очень признателен.
— Не за что, не за что, — ответил мистер Беллоу. — Всего вам хорошего.
Я вышел, прошел всю улочку и вернулся в наш магазин.
Несколько дней мистер Беллоу был главным предметом моих размышлений. Ни на одну минуту я не поверил, что птицы в его витрине проданы, но никак не мог додуматься, зачем было навешивать на них эти надписи. К тому же меня немало озадачило его явное нежелание продать птичку даме в тирольской шляпке. Я твердо решил, что в субботу вырву эту тайну у самого мистера Беллоу, чего бы мне это ни стоило.
Наконец настала суббота, и я, пройдя по улочке, ровно в два часа уже стоял перед лавкой мистера Беллоу. Надпись на дверях гласила: «Сожалеем, но сегодня закрыто». Тем не менее я нажал кнопку звонка три раза и стал доверчиво ждать. Вскоре мистер Беллоу отпер дверь.
— А, — сказал он. — Добрый день.
— Добрый день, мистер Беллоу.
— Прошу вас, входите, — гостеприимно пригласил меня мистер Беллоу. Я вошел, и он аккуратно запер за мной дверь лавки.
— Так вы хотели, чтобы я вам показал птичек? — спросил он.
— Пожалуйста, если можно.
Он провел меня через заднюю комнату наверх по очень узкой шаткой лесенке. Наверху были, насколько я мог судить, крохотная ванная, спальня и еще одна комната, куда меня и привел мистер Беллоу. Она была от пола до потолка уставлена клетками, а в них было полно птиц всех видов, форм и расцветок. Там были крохотные яркие ткачики из Африки и Азии. Было даже несколько великолепных австралийских вьюрков. Были там и попугаи, зеленые, как листочки, и красные кардиналы, багряные, как царские мантии. У меня захватило дух от восторга. Мистер Беллоу в отличие от мистера Ромили прекрасно разбирался в своем деле — он знал название каждой птички, да еще и научное название — по-латыни, знал, откуда она, и чем ее лучше всего кормить, и сколько яичек она кладет. Он был просто кладезем премудрости.
— А эти птицы тоже продаются? — спросил я, не сводя жадных глаз с красного кардинала.
— Конечно, — сказал мистер Беллоу и добавил: — Но исключительно в подходящее время года.
— Почему вы все говорите о подходящем времени? — спросил я. — Раз уж вы торгуете птицами, значит, их можно продавать в любое время года!
— Что ж, некоторые так и делают. Но у меня железное правило: я раз и навсегда решил не продавать птиц в неподходящее время года.
Я взглянул на него и уловил смешинку в его глазах.
— Тогда какое же время года подходящее? — спросил я.
— Ну, если вы спросите меня, то такого времени не бывает, — заявил мистер Беллоу.
— Значит, вы их совсем не продаете? — спросил я.
— Очень редко, — сказал мистер Беллоу. — Только в виде исключения — например, близким друзьям.
— Так вот почему вы ни за что не хотели продать птичку той даме?
— Да, — сказал он.
— И все эти птицы в витрине с надписью «Продано» вовсе не проданы, верно?
— Честно говоря, только это между нами, никому они не проданы, — признался он.
— Хорошо, но как же вы тогда зарабатываете на жизнь? — спросил я.
— А! — сказал мистер Беллоу. — В том-то и дело. Никак.
Должно быть, у меня был дурацкий вид, потому что мистер Беллоу негромко хохотнул и предложил:
— Пойдемте-ка вниз выпьем чайку, а? Я вам все объясню. Но обещайте, что дальше это не пойдет. Даете слово?
Он поднял толстый палец и погрозил мне.
— О, даю слово! — обещал я. — Честное слово.
— Ладно, — сказал он. — Вы крендельки любите?
— М-мм… да, люблю, — ответил я, слегка ошеломленный этой внезапной переменой темы.
— И я тоже, — сказал мистер Беллоу. — Горячие крендельки с маслом и чаек. Пошли-ка вниз.
И мы спустились вниз, в маленькую гостиную, где пес мистера Беллоу — оказалось, что зовут его Олдрич, — уже растянулся на диване и наслаждался комфортом. Мистер Беллоу зажег газ на крошечной плитке, быстро один за другим подрумянил на огне крендельки, намазал их маслом, и, когда на тарелке выросла пухлая маслянистая горка, он поставил ее на низенький столик, за которым мы сидели. Тут вскипел чайник. Он заварил чай и поставил на стол хрупкие, прозрачные фарфоровые чашки, из которых нам предстояло пить.
— Вам с молоком? — спросил он.
— Да, пожалуйста, — сказал я.
— Сахарку?
— Спасибо, не надо, — ответил я.
Мы отпили по нескольку глотков чая, потом он подал мне кренделек, другой взял себе и со вздохом удовлетворения запустил в него зубы.
— Ведь вы мне хотели рассказать, ну, насчет того, что вы ничего не зарабатываете? — спросил я.
— Да, — сказал он, тщательно вытирая носовым платком губы, руки и усы,
— да, это довольно длинная и запутанная история. Вся наша улочка — кстати, она называется Поттсова аллея — принадлежала когда-то одному чудаку миллионеру по имени Поттс. В наше время его, пожалуй, окрестили бы социалистом. Построив эти лавочки, он выдумал особые правила и ограничения специально для данного случая. Каждый желающий мог получить тут в аренду лавку на неограниченный срок, но раз в четыре года арендная плата должна пересматриваться. Если дела идут хорошо, плата соответственно повышается, а если прибыли нет, то и плата снижается. Так вот, я занял эту лавку в 1921 году. И с тех пор плачу за нее ровно пять шиллингов в неделю.
Я уставился на мистера Беллоу, не веря собственным ушам.
— Пять шиллингов в неделю? Да это прямо неприличная цена за такую лавку
— в Кенсингтоне, в двух шагах от Хай-стрит!
— Вот именно, — сказал мистер Беллоу. — В том-то и дело. А я плачу пять шиллингов в неделю, то есть один фунт в месяц.
— Почему же тут такая мизерная плата? — спросил я.
— А вот почему, — сказал он. — Никакой прибыли я не получаю. Как только я узнал, что здесь сдаются лавки, я мигом сообразил, что тут для меня есть лазейка. У меня были небольшие сбережения — не слишком много, но все-таки на жизнь хватало. Мне было нужно только одно — подходящее местечко, где можно было бы жить и держать моих птичек. Так вот, здесь передо мной открылись блестящие возможности. Я обошел всех жителей Поттсовой аллеи и объяснил им это дело; оказалось, что все они в таком же положении, как и я: у всех было немножко денег на жизнь, и единственное, чего им не хватало, было дешевое жилье. Тогда мы организовали «Ассоциацию Поттсовой аллеи», сговорились между собой и раздобыли отличного счетовода. Не подумайте, что я имею в виду кого-нибудь из этих дипломированных краснобаев, когда говорю «отличный». Они только и знают, что защищать закон; от них никакой пользы ни человеку, ни другой твари. Нет, этот молодой человек — умница, отлично соображает, что к чему. Мы с ним встречаемся раза два в год, он просматривает наши счета и советует нам, как лучше прогореть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
— Большое спасибо, — сказал я. — И спасибо вам за тубифексов. Мистер Ромили будет очень признателен.
— Не за что, не за что, — ответил мистер Беллоу. — Всего вам хорошего.
Я вышел, прошел всю улочку и вернулся в наш магазин.
Несколько дней мистер Беллоу был главным предметом моих размышлений. Ни на одну минуту я не поверил, что птицы в его витрине проданы, но никак не мог додуматься, зачем было навешивать на них эти надписи. К тому же меня немало озадачило его явное нежелание продать птичку даме в тирольской шляпке. Я твердо решил, что в субботу вырву эту тайну у самого мистера Беллоу, чего бы мне это ни стоило.
Наконец настала суббота, и я, пройдя по улочке, ровно в два часа уже стоял перед лавкой мистера Беллоу. Надпись на дверях гласила: «Сожалеем, но сегодня закрыто». Тем не менее я нажал кнопку звонка три раза и стал доверчиво ждать. Вскоре мистер Беллоу отпер дверь.
— А, — сказал он. — Добрый день.
— Добрый день, мистер Беллоу.
— Прошу вас, входите, — гостеприимно пригласил меня мистер Беллоу. Я вошел, и он аккуратно запер за мной дверь лавки.
— Так вы хотели, чтобы я вам показал птичек? — спросил он.
— Пожалуйста, если можно.
Он провел меня через заднюю комнату наверх по очень узкой шаткой лесенке. Наверху были, насколько я мог судить, крохотная ванная, спальня и еще одна комната, куда меня и привел мистер Беллоу. Она была от пола до потолка уставлена клетками, а в них было полно птиц всех видов, форм и расцветок. Там были крохотные яркие ткачики из Африки и Азии. Было даже несколько великолепных австралийских вьюрков. Были там и попугаи, зеленые, как листочки, и красные кардиналы, багряные, как царские мантии. У меня захватило дух от восторга. Мистер Беллоу в отличие от мистера Ромили прекрасно разбирался в своем деле — он знал название каждой птички, да еще и научное название — по-латыни, знал, откуда она, и чем ее лучше всего кормить, и сколько яичек она кладет. Он был просто кладезем премудрости.
— А эти птицы тоже продаются? — спросил я, не сводя жадных глаз с красного кардинала.
— Конечно, — сказал мистер Беллоу и добавил: — Но исключительно в подходящее время года.
— Почему вы все говорите о подходящем времени? — спросил я. — Раз уж вы торгуете птицами, значит, их можно продавать в любое время года!
— Что ж, некоторые так и делают. Но у меня железное правило: я раз и навсегда решил не продавать птиц в неподходящее время года.
Я взглянул на него и уловил смешинку в его глазах.
— Тогда какое же время года подходящее? — спросил я.
— Ну, если вы спросите меня, то такого времени не бывает, — заявил мистер Беллоу.
— Значит, вы их совсем не продаете? — спросил я.
— Очень редко, — сказал мистер Беллоу. — Только в виде исключения — например, близким друзьям.
— Так вот почему вы ни за что не хотели продать птичку той даме?
— Да, — сказал он.
— И все эти птицы в витрине с надписью «Продано» вовсе не проданы, верно?
— Честно говоря, только это между нами, никому они не проданы, — признался он.
— Хорошо, но как же вы тогда зарабатываете на жизнь? — спросил я.
— А! — сказал мистер Беллоу. — В том-то и дело. Никак.
Должно быть, у меня был дурацкий вид, потому что мистер Беллоу негромко хохотнул и предложил:
— Пойдемте-ка вниз выпьем чайку, а? Я вам все объясню. Но обещайте, что дальше это не пойдет. Даете слово?
Он поднял толстый палец и погрозил мне.
— О, даю слово! — обещал я. — Честное слово.
— Ладно, — сказал он. — Вы крендельки любите?
— М-мм… да, люблю, — ответил я, слегка ошеломленный этой внезапной переменой темы.
— И я тоже, — сказал мистер Беллоу. — Горячие крендельки с маслом и чаек. Пошли-ка вниз.
И мы спустились вниз, в маленькую гостиную, где пес мистера Беллоу — оказалось, что зовут его Олдрич, — уже растянулся на диване и наслаждался комфортом. Мистер Беллоу зажег газ на крошечной плитке, быстро один за другим подрумянил на огне крендельки, намазал их маслом, и, когда на тарелке выросла пухлая маслянистая горка, он поставил ее на низенький столик, за которым мы сидели. Тут вскипел чайник. Он заварил чай и поставил на стол хрупкие, прозрачные фарфоровые чашки, из которых нам предстояло пить.
— Вам с молоком? — спросил он.
— Да, пожалуйста, — сказал я.
— Сахарку?
— Спасибо, не надо, — ответил я.
Мы отпили по нескольку глотков чая, потом он подал мне кренделек, другой взял себе и со вздохом удовлетворения запустил в него зубы.
— Ведь вы мне хотели рассказать, ну, насчет того, что вы ничего не зарабатываете? — спросил я.
— Да, — сказал он, тщательно вытирая носовым платком губы, руки и усы,
— да, это довольно длинная и запутанная история. Вся наша улочка — кстати, она называется Поттсова аллея — принадлежала когда-то одному чудаку миллионеру по имени Поттс. В наше время его, пожалуй, окрестили бы социалистом. Построив эти лавочки, он выдумал особые правила и ограничения специально для данного случая. Каждый желающий мог получить тут в аренду лавку на неограниченный срок, но раз в четыре года арендная плата должна пересматриваться. Если дела идут хорошо, плата соответственно повышается, а если прибыли нет, то и плата снижается. Так вот, я занял эту лавку в 1921 году. И с тех пор плачу за нее ровно пять шиллингов в неделю.
Я уставился на мистера Беллоу, не веря собственным ушам.
— Пять шиллингов в неделю? Да это прямо неприличная цена за такую лавку
— в Кенсингтоне, в двух шагах от Хай-стрит!
— Вот именно, — сказал мистер Беллоу. — В том-то и дело. А я плачу пять шиллингов в неделю, то есть один фунт в месяц.
— Почему же тут такая мизерная плата? — спросил я.
— А вот почему, — сказал он. — Никакой прибыли я не получаю. Как только я узнал, что здесь сдаются лавки, я мигом сообразил, что тут для меня есть лазейка. У меня были небольшие сбережения — не слишком много, но все-таки на жизнь хватало. Мне было нужно только одно — подходящее местечко, где можно было бы жить и держать моих птичек. Так вот, здесь передо мной открылись блестящие возможности. Я обошел всех жителей Поттсовой аллеи и объяснил им это дело; оказалось, что все они в таком же положении, как и я: у всех было немножко денег на жизнь, и единственное, чего им не хватало, было дешевое жилье. Тогда мы организовали «Ассоциацию Поттсовой аллеи», сговорились между собой и раздобыли отличного счетовода. Не подумайте, что я имею в виду кого-нибудь из этих дипломированных краснобаев, когда говорю «отличный». Они только и знают, что защищать закон; от них никакой пользы ни человеку, ни другой твари. Нет, этот молодой человек — умница, отлично соображает, что к чему. Мы с ним встречаемся раза два в год, он просматривает наши счета и советует нам, как лучше прогореть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64