он, кажется, сейчас пройдет под вашими окнами с этими сорванцами.
Донна Лукреция. Они по-прежнему принимают тебя за графа де Бельверана?
Губетта. Они меня считают испанцем с головы до пят. Я их лучший друг. Я беру у них деньги в долг.
Донна Лукреция. Деньги! А зачем?
Губетта. Да затем, чтобы их иметь. Впрочем, казаться нищим и держать дьявола за хвост – это в самом что ни на есть испанском духе.
Донна Лукреция (в сторону) . О боже, огради Дженнаро от несчастья!
Губетта. А по этому поводу, синьора, мне в голову пришла одна мысль.
Донна Лукреция. Что за мысль?
Губетта. Да та, что хвост у дьявола должен быть очень прочно приделан, привинчен, припаян к позвоночному хребту, чтобы устоять против великого множества людей, которые то и дело его дергают.
Донна Лукреция. Ты по всякому поводу шутишь, Губетта.
Губетта. Таков мой обычай.
Донна Лукреция. Они идут, кажется. – Ничего не забудь. (Входит во дворец через маленькую дверь под балконом.)
Явление второе
Губетта, один.
Губетта. Кто такой этот Дженнаро? И на какого черта он ей дался? Что и говорить – не знаю я всех тайн нашей красавицы, но тут мое любопытство возбуждено. На этот раз она, право же, не оказала мне доверия, так пусть не воображает, что я ей буду помогать; из истории с Дженнаро пусть выпутывается, как сумеет. И что за странная манера так любить, когда сама ты – дочь Родриго Борджа и Ваноццы, когда в жилах у тебя течет кровь куртизанки, смешанная с кровью папы! Синьора Лукреция предается платоническим чувствам! Ничему теперь не буду удивляться – пусть мне даже скажут, что папа Александр Шестой верит в бога! (Смотрит в соседнюю улицу.) Ну вот и наши юные безумцы с венецианского карнавала. Великолепная пришла им мысль – смертельно оскорбив герцогиню Феррарскую, приехать из свободного государства в Феррару! На их месте я, конечно, воздержался бы от участия в свите венецианского посольства. Но такова уж молодежь. В подлунном мире волчья пасть то самое место, куда они бросаются охотнее всего.
Входят молодые люди; сперва они не замечают Губетты, который, чтобы удобнее наблюдать, стоит у одного из столбов, поддерживающих балкон. Они разговаривают вполголоса, видимо встревоженные.
Явление третье
Губетта; Дженнаро, Маффио, Джеппо, Асканио, дон Апостоло, Олоферно.
Маффио (тихо) . Что бы вы ни говорили, господа, а не следовало ехать в Феррару после того, как мы в самое сердце поразили синьору Лукрецию Борджа.
Дон Апостоло. Что нам было делать? Сенат послал нас сюда. Разве есть возможность не подчиниться приказаниям всемогущего сената? Нас назначили, и надо было ехать. Я, однако, не закрываю глаза на то, что эта Лукреция и в самом деле опасный враг. Здесь она госпожа.
Джеппо. Что же она, Апостоло, может нам сделать, по-твоему? Разве мы не на службе у Венецианской республики? Разве мы не принадлежим к посольству? Ведь коснуться и волоса на голове у одного из нас – это значило бы объявить войну дожу, а Феррара не очень-то любит меряться силами с Венецией.
Дженнаро (задумчиво, в глубине сцены, не вмешиваясь в разговор) . О моя мать! Моя мать! Кто мне скажет, как мне помочь моей несчастной матери?
Маффио. Можно тебя уложить в могилу, Джеппо, и при этом не коснуться волоса на твоей голове. Есть яды, с помощью которых Борджа устраивают свои дела бесшумно и незаметно и куда лучше, чем с помощью топора или кинжала. Вспомни, каким образом Александр Шестой отправил на тот свет султана Зизими, брата Баязета.
Олоферно. И сколько еще других!
Дон Апостоло. Что касается брата Баязета, его история – любопытная и довольно страшная. Папа внушил ему, что Карл Французский отравил его, когда они вместе ужинали; Зизими всему поверил и принял из прекрасных рук Лукреции Борджа противоядие, которое через два часа освободило Баязета от его брата.
Джеппо. Видно, этот милейший турок плохо разбирался в политике.
Маффио. Да, у Борджа есть яды, которые убивают человека в один день или в один год, как заблагорассудится хозяевам. От этих проклятых ядов вино становится вкусней, и бутылку допиваешь с особым удовольствием. Думаешь, что пьян, а ты мертв. Или вдруг человек начинает чахнуть, кожа его сморщивается, глаза проваливаются, волосы седеют, зубы крошатся как стекло, попавшее в хлеб; он уже не ходит, а тащится, не дышит, а хрипит, не смеется, не спит, дрожит от холода на солнце в самый полдень; он еще юноша, а видом старик; некоторое время он еще томится в агонии и, наконец, умирает. И вот, когда он уже мертв, люди вспоминают, что полгода или год назад он выпил у Борджа стакан кипрского вина. (Оборачивается.) Да вот, господа, как раз перед вами Монтефельтро, вы его, может быть, знаете; он здешний житель, как раз с ним это и случилось. Вон он там, в конце площади. Посмотрите на него.
В глубине сцены, шатаясь, прихрамывая и опираясь на палку, проходит седой человек, очень худой, закутанный в плащ.
Асканио. Бедный Монтефельтро!
Дон Апостоло. Сколько ему лет?
Маффио. Двадцать девять – как мне.
Олоферно. Еще в прошлом году я его видел – он был здоровый и румяный, как вы.
Маффио. Три месяца тому назад он поужинал у нашего святейшего отца папы в его Бельведерском винограднике.
Асканио. Ужасно!
Маффио. О! Об этих ужинах у Борджа рассказывают неслыханные вещи!
Асканио. Там царит неистовый разврат, приправленный ядами.
Маффио. Смотрите, синьоры, как безлюдно вокруг нас на этой площади. Народ не решается подходить так близко к герцогскому дворцу; он боится, как бы яды, что день и ночь изготовляются там, не проникли наружу сквозь стены.
Асканио. Ведь в сущности, синьоры, посланники имели уже вчера аудиенцию у герцога. Наша миссия почти окончена. В свите посланников пятьдесят человек. Наше отсутствие даже не будет замечено, и я считаю, что для нас благоразумно было бы покинуть Феррару.
Маффио. И нынче же!
Джеппо. Успеется и завтра, господа. Я приглашен сегодня вечером на ужин к княгине Негрони, а я в нее без памяти влюблен и не хотел бы дать повод думать, что убегаю от самой красивой женщины Феррары.
Олоферно. Ты приглашен сегодня ужинать к княгине Негрони?
Джеппо. Да.
Олоферно. И я тоже.
Асканио. И я тоже.
Дон Апостоло. И я тоже.
Маффио. И я тоже.
Губетта (показываясь из-за колонны) . И я тоже, синьоры.
Джеппо. А-а! Вот и синьор де Бельверана. Ну что ж! Мы отправимся туда все вместе и весело проведем вечер. Здравствуйте, синьор де Бельверана.
Губетта. Дай вам бог долгие годы, синьор Джеппо!
Маффио (шепотом, к Джеппо) . Вы, Джеппо, наверно скажете, что я малодушен, но, если вы меня послушаетесь, лучше нам не ходить на этот ужин. Дворец Негрони примыкает к герцогскому дворцу, и я не очень-то доверяю любезностям синьора де Бельверана.
Джеппо (шепотом) . Вы с ума сошли, Маффио.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
Донна Лукреция. Они по-прежнему принимают тебя за графа де Бельверана?
Губетта. Они меня считают испанцем с головы до пят. Я их лучший друг. Я беру у них деньги в долг.
Донна Лукреция. Деньги! А зачем?
Губетта. Да затем, чтобы их иметь. Впрочем, казаться нищим и держать дьявола за хвост – это в самом что ни на есть испанском духе.
Донна Лукреция (в сторону) . О боже, огради Дженнаро от несчастья!
Губетта. А по этому поводу, синьора, мне в голову пришла одна мысль.
Донна Лукреция. Что за мысль?
Губетта. Да та, что хвост у дьявола должен быть очень прочно приделан, привинчен, припаян к позвоночному хребту, чтобы устоять против великого множества людей, которые то и дело его дергают.
Донна Лукреция. Ты по всякому поводу шутишь, Губетта.
Губетта. Таков мой обычай.
Донна Лукреция. Они идут, кажется. – Ничего не забудь. (Входит во дворец через маленькую дверь под балконом.)
Явление второе
Губетта, один.
Губетта. Кто такой этот Дженнаро? И на какого черта он ей дался? Что и говорить – не знаю я всех тайн нашей красавицы, но тут мое любопытство возбуждено. На этот раз она, право же, не оказала мне доверия, так пусть не воображает, что я ей буду помогать; из истории с Дженнаро пусть выпутывается, как сумеет. И что за странная манера так любить, когда сама ты – дочь Родриго Борджа и Ваноццы, когда в жилах у тебя течет кровь куртизанки, смешанная с кровью папы! Синьора Лукреция предается платоническим чувствам! Ничему теперь не буду удивляться – пусть мне даже скажут, что папа Александр Шестой верит в бога! (Смотрит в соседнюю улицу.) Ну вот и наши юные безумцы с венецианского карнавала. Великолепная пришла им мысль – смертельно оскорбив герцогиню Феррарскую, приехать из свободного государства в Феррару! На их месте я, конечно, воздержался бы от участия в свите венецианского посольства. Но такова уж молодежь. В подлунном мире волчья пасть то самое место, куда они бросаются охотнее всего.
Входят молодые люди; сперва они не замечают Губетты, который, чтобы удобнее наблюдать, стоит у одного из столбов, поддерживающих балкон. Они разговаривают вполголоса, видимо встревоженные.
Явление третье
Губетта; Дженнаро, Маффио, Джеппо, Асканио, дон Апостоло, Олоферно.
Маффио (тихо) . Что бы вы ни говорили, господа, а не следовало ехать в Феррару после того, как мы в самое сердце поразили синьору Лукрецию Борджа.
Дон Апостоло. Что нам было делать? Сенат послал нас сюда. Разве есть возможность не подчиниться приказаниям всемогущего сената? Нас назначили, и надо было ехать. Я, однако, не закрываю глаза на то, что эта Лукреция и в самом деле опасный враг. Здесь она госпожа.
Джеппо. Что же она, Апостоло, может нам сделать, по-твоему? Разве мы не на службе у Венецианской республики? Разве мы не принадлежим к посольству? Ведь коснуться и волоса на голове у одного из нас – это значило бы объявить войну дожу, а Феррара не очень-то любит меряться силами с Венецией.
Дженнаро (задумчиво, в глубине сцены, не вмешиваясь в разговор) . О моя мать! Моя мать! Кто мне скажет, как мне помочь моей несчастной матери?
Маффио. Можно тебя уложить в могилу, Джеппо, и при этом не коснуться волоса на твоей голове. Есть яды, с помощью которых Борджа устраивают свои дела бесшумно и незаметно и куда лучше, чем с помощью топора или кинжала. Вспомни, каким образом Александр Шестой отправил на тот свет султана Зизими, брата Баязета.
Олоферно. И сколько еще других!
Дон Апостоло. Что касается брата Баязета, его история – любопытная и довольно страшная. Папа внушил ему, что Карл Французский отравил его, когда они вместе ужинали; Зизими всему поверил и принял из прекрасных рук Лукреции Борджа противоядие, которое через два часа освободило Баязета от его брата.
Джеппо. Видно, этот милейший турок плохо разбирался в политике.
Маффио. Да, у Борджа есть яды, которые убивают человека в один день или в один год, как заблагорассудится хозяевам. От этих проклятых ядов вино становится вкусней, и бутылку допиваешь с особым удовольствием. Думаешь, что пьян, а ты мертв. Или вдруг человек начинает чахнуть, кожа его сморщивается, глаза проваливаются, волосы седеют, зубы крошатся как стекло, попавшее в хлеб; он уже не ходит, а тащится, не дышит, а хрипит, не смеется, не спит, дрожит от холода на солнце в самый полдень; он еще юноша, а видом старик; некоторое время он еще томится в агонии и, наконец, умирает. И вот, когда он уже мертв, люди вспоминают, что полгода или год назад он выпил у Борджа стакан кипрского вина. (Оборачивается.) Да вот, господа, как раз перед вами Монтефельтро, вы его, может быть, знаете; он здешний житель, как раз с ним это и случилось. Вон он там, в конце площади. Посмотрите на него.
В глубине сцены, шатаясь, прихрамывая и опираясь на палку, проходит седой человек, очень худой, закутанный в плащ.
Асканио. Бедный Монтефельтро!
Дон Апостоло. Сколько ему лет?
Маффио. Двадцать девять – как мне.
Олоферно. Еще в прошлом году я его видел – он был здоровый и румяный, как вы.
Маффио. Три месяца тому назад он поужинал у нашего святейшего отца папы в его Бельведерском винограднике.
Асканио. Ужасно!
Маффио. О! Об этих ужинах у Борджа рассказывают неслыханные вещи!
Асканио. Там царит неистовый разврат, приправленный ядами.
Маффио. Смотрите, синьоры, как безлюдно вокруг нас на этой площади. Народ не решается подходить так близко к герцогскому дворцу; он боится, как бы яды, что день и ночь изготовляются там, не проникли наружу сквозь стены.
Асканио. Ведь в сущности, синьоры, посланники имели уже вчера аудиенцию у герцога. Наша миссия почти окончена. В свите посланников пятьдесят человек. Наше отсутствие даже не будет замечено, и я считаю, что для нас благоразумно было бы покинуть Феррару.
Маффио. И нынче же!
Джеппо. Успеется и завтра, господа. Я приглашен сегодня вечером на ужин к княгине Негрони, а я в нее без памяти влюблен и не хотел бы дать повод думать, что убегаю от самой красивой женщины Феррары.
Олоферно. Ты приглашен сегодня ужинать к княгине Негрони?
Джеппо. Да.
Олоферно. И я тоже.
Асканио. И я тоже.
Дон Апостоло. И я тоже.
Маффио. И я тоже.
Губетта (показываясь из-за колонны) . И я тоже, синьоры.
Джеппо. А-а! Вот и синьор де Бельверана. Ну что ж! Мы отправимся туда все вместе и весело проведем вечер. Здравствуйте, синьор де Бельверана.
Губетта. Дай вам бог долгие годы, синьор Джеппо!
Маффио (шепотом, к Джеппо) . Вы, Джеппо, наверно скажете, что я малодушен, но, если вы меня послушаетесь, лучше нам не ходить на этот ужин. Дворец Негрони примыкает к герцогскому дворцу, и я не очень-то доверяю любезностям синьора де Бельверана.
Джеппо (шепотом) . Вы с ума сошли, Маффио.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19