ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

— И они тоже меня любят. Понимаете, контролировать меня хотят все — Сейан, Кирстены, Сонги, Чиени, Ояма, Кордо… А любят только Шнайдеры. Они правят от моего имени, и хотят править дальше, но любят меня не за это. Рихард честно пытался вырастить меня лидером, правителем… но у него не вышло. Эта слабость у меня в крови. От имени моего деда правили Адевайль, от имени моего отца — Кенан… Лорел с Рихардом говорили мне то же самое: они не вечны, с ними может случиться что угодно, поэтому я должен быть сильным. Но я не умею.
— Грустно, — сказала Бет, и сама собой к ней пришла мысль: «А вот Дик ни за что не стал бы так жаловаться и ныть…».
— Вы говорили с сеу Лесаном о своем друге, а сейчас я тоже подумал о нем, — Бет аж вздрогнула: он что, мысли читает? — Как бы я справился в такой ситуации? Боюсь, справился бы я плохо. Я так трудно принимаю решения… Когда ваш друг появится здесь, на празднике Великой Волны… он захочет поговорить со мной, как вы полагаете?
— Откуда мне знать, — пожала плечами Бет. — Может, он вообще язык забудет.
— Ох, да не надо воображать себе всяких ужасов, — Керет снова виновато кивнул. — Просто я… Знаете, я, наверное, ревную. Вы часто думаете о нем, и, мне кажется, сравниваете меня с ним. Похоже, я не выдерживаю сравнения.
Бет покраснела и уперлась глазами в землю.
— У меня что, на лбу все написано? — спросил она. — Вот и с моей мамой… то есть, приемной мамой… тоже так было — она угадывала, о чем я думаю. Знаете, а из вас бы вышел неплохой священник, наверное.
— Христианский священник? — эта мысль заставила Керета рассмеяться. — Да, в этом что-то есть. Хотя… я ведь и есть священник.
— Ну? — изумилась Бет.
— Я — служитель Вечного Неба, как и каждый Солнце. Вы знаете, как начался мой род?
— Угу, — Бет чуть ухмыльнулась. Эта история была со школьной скамьи известна каждому имперцу как феноменальный крах евгеники планеты Такэру. Государство там было жутенькое, строили генетическую утопию, а попутно занимались проектом создания идеального правителя. Понасобирали образцов ДНК выдающихся людей и шедайин, каких смогли, по слухам — добрались даже до Туринской Плащаницы и Покрова Святого Ааррина. Работа тянулась не меньше ста лет («хуже, чем со мной» — промелькнула мысль) и в 94 году от Эбера правительство Такэру с большой помпой объявило, что у них в утробе суррогатной матери подрастает идеальный человек, который и станет их (а в перспективе — и всей Галактики) идеальным правителем. В Империи подняли большой шорох (Такэру тогда была притча во языцех и враг номер один), вспоминали то и дело об Антихристе, но Кир Первый цифрами 666 никого клеймить не стал, и вообще ничем особенным не отметился, даже Анзуд не захватил. Кир Второй (клон Первого: ведь двух идеальных людей быть не может, поэтому клон наследовал клону) был деспотом, но на Антихриста тоже не потянул, и вдобавок проиграл Анзуду вторую войну. Такэру была аннексирована Анзудом и присоединилась к Вавилонской клятве, превратившись в дом Микаге, а анзудский диктатор Харб женил свою дочь на юном сыне-клоне Кира, Кире Третьем. Эксперименты на Такэру были объявлены промыслом Вечного Неба, которое послало Вечной Земле правителя, и прекращены. Харб искал номинального лидера Вавилона, который устроил бы всех и не сильно мешал — и нашел его в Кире. В самом деле, этот юноша объединял в себе гены шести королевских домов Европы, восьми — Азии, трех — Океании и королевского дома шедайин. В нем текла также и кровь богов — во всяком случае, тех, кого считали богами. А с сакральной функцией царской власти в Вавилоне на тот момент было туго — не мог же Харб ни с того ни с сего объявить себя сыном богов. То есть, мог, конечно — он понятия не имел, кто его отец, теоретически им мог бы быть и бог — вот только народ бы отнесся с некоторым недоверием к идее происхождения диктатора от бога и официантки из космодромной закусочной. Так что Кир со своей универсальной генеалогией появился очень вовремя…
— Говорят, во мне есть даже гены вашего Христа, — улыбнулся Керет. — Если, конечно, Туринская Плащаница — не подделка…
«По тебе этого не видно», — подумала Бет. Она непременно сказала бы это и вслух, если бы у Керета не был такой виноватый и грустный вид, если бы он надумал этим хвастаться…
— Хотя, если честно, я мечтал раньше пойти по пути принца Гаутамы. Исчезнуть однажды…, — император вздохнул. — Вот только мне нечего сказать миру. И для того, чтобы уйти, тоже нужна решимость…
— А главное — Моро найдет, где бы ты ни закопался, — язвительно добавила Бет.
Так они совершенно непринужденно перешли на «ты».

* * *
Он подумал было, что умирает. Пережить это было невозможно. Но, уже теряя сознание, он услышал голос, который прозвучал где-то глубоко внутри него — но то был не его голос.
«Держись. Это всего лишь очередная боль, которую надо вытерпеть».
Голос показался знакомым — но Дику было не до того, боль загнала его в самый темный угол, где он и забылся — глухой, слепой, бесчувственный, отрезанный от всего мира.
Но прошло совсем немного времени — и влажное, холодное прикосновение вернуло его к жизни — а значит, к страданию и к отчаянию.
Выхода не было. Мало того, что Моро парализовал его тело — он как будто еще и в душе, и в мозгах покопался. Он говорил вслух все тайные мысли Дика, он как-то разгадал его чувства, и, конечно, ему в этом помогали бесы, или сам он был бесом — потому что откуда иначе ему все это знать? Дик перед ним был не просто голым — прозрачным. Моро все про него знал. Некуда было бежать, нельзя было убежать даже в себя.
Моро ушел, напоследок камня на камне не оставив от двух из четырех последних кусочков свободы Дика. Через какое-то недолгое время перестал действовать пластырь, и Дик переполз под душ. Он сел на решетку и сидел, а потоки теплой воды сменялись потоками теплого воздуха бесконечное число раз. И все же он не мог отмыться. Это было бесповоротно; казалось, грязь пристала к нему навеки. В голове проносились, как нарочно, все непристойные слова, все мерзкие анекдоты, вся дрянь — теперь это было о нем; эти паскудные шуточки, эти липкие словечки… С этим нельзя было жить. Нейгал был прав, лучше бы он сам застрелил Дика…
Он переполз на мат и лег вниз лицом. Не хотел видеть свое опоганенное тело. Почему он не урод, не мутант, не больной новобалийской проказой? Почему его не обожгло и не покалечило, как Вальдера? Что угодно было бы лучше — любая болезнь, любое уродство, любая пытка… А ведь Моро будет делать это с ним сколько захочет и как захочет — и он даже не сможет сопротивляться. Вот гадство…
Прошло несколько минут — и жалость к себе уступила место ярости. Вокруг него, под ним и над ним за этими стенами находились люди, тысячи людей — и никому не было никакого дела до него, до его боли и унижения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243